— Наблюдательная девочка, — усмехнулся он. — Это ментальные техники, основанные на работе телекинетического дара. Ты знаешь, что у каждого человека есть зачатки всех способностей? Если их развивать, то можно овладеть всеми хотя бы третьем уровне.
Я только заметила, что сижу с открытым ртом и тут же его захлопнула.
— То есть каждый может стать всесильным Стражем?
— Если потратит на это с десяток жизней. Ничто не дается легко, — усмехнулся моим наивными речам Жерард. — Потому есть смысл изучать только самые необходимые техники.
— А вы научите меня ну… обходить телепатию?
— Потом, когда вы с Джурией и Торментой будете готовы, обязательно научу, — добродушно ответил он, пока я допивала свой последний лечебный отвар.
Снова пришлось догонять девчонок по учебе. Бесконечные дни и даже ночи за книгами, до ряби в глазах и головной боли. И в нагрузку еще дополнительная лечебная гимнастика от Шандора.
Но вскоре в нашу обыденность ворвался новый выход в свет. В Эскендерию возвращалось войско мастера Комри. Я трепетала от радости и одновременно немного побаивалась, что все наконец разрешится. Ведь может и не к лучшему. Но я гнала от себя предательские мысли. Жерард хотел, чтобы мы присутствовали на параде и осыпали марширующих победителей белыми цветами. Так мы сможем разделить часть их славы и завоевать народную любовь. Ну, по крайней мере, решать жизнь осужденных больше не требовалось, а на парад я и так собиралась. Осыпать цветами своего собственного победителя.
За несколько недель до события нас начали приводить в порядок. Жерард заказал летящие белые платья, в которых мы походили на воздушных духов-сильф. Кожу обрабатывали какими-то мазями, от которых она становилась белой и гладкой, как и младенцев. Волосы полоскали в травяных отварах, чтобы они выглядели пышнее, приобрели более яркий оттенок и источали терпкий сладкий запах. Нотки розовой масла возле ключицы довершали аромат. От себя я тоже решила кое-что добавить. Не слишком в этом разбиралась, но при должном старании и если подходить с умом, можно добиться чего угодно — любил поговаривать мастер Жерард. Кое-что подсказала Торми: как сделать цвет губ более ярким, а щеки румяными, но чтобы при этом все было естественно. Мы должны выглядеть желанными, а не продажными, повторяла Торми. Еще я сходила в купальни, где мне воском удалили с тела волоски. Болезненно, но жить можно. Потом еще критически разглядывала себя в зеркале в нашей комнате. Ну, вроде ребра уже не торчат скелетом, спасибо диете мастера Жерарда — и то хлеб.
— Хотела бы я знать, для кого ты так из кожи вон лезешь, — усмехнулась Торми, наблюдая за мной, сидя на стуле задом наперед. — Уж не для самого ли маршала Комри? Слышала, он необычайно красив.
— Да обычный, — отмахнулась я, с трудом даже припоминая внешность мастера Гэвина. Разве что пронзительный взгляд синих глаз я сейчас могла представить. — Нет, я жду друга, он безземельный рыцарь.
Торми сложила губы трубочкой и произнесла звук: «ууу», словно бы намекала, что понимает, почему я сбежала из дома.
Но обсуждать Микаша мне не хотелось, потому я перевела взгляд на Джурию. Она по обыкновению сидела с ногами на кровати и читала книжку. Вначале я хотела отвести ее в салон «синих чулок», мне почему-то казалось, что независимые женщины умные женщины, способные разговаривать не только о тряпках и мужчинах, ей понравятся, но потом поняла, что она не примет их привольных взглядов и может выйти скандал. Не хотела бы оказаться между двух огней. Но мне не нравилось, что Джурия постоянно одна и ни с кем, кроме наставников, не общается.
— Вот, попробуй, — я взяла со своей тумбочки миску с соком ириса, смешанным с соком красных ягод, и подошла к ней. — Губы будут ярче и выразительней.
— Я не занимаюсь такими глупостями, — строго ответила она, не отрывая взгляд от книги. — И не собираюсь ни продавать себя, ни уж тем более заставлять кого-то желать меня.
— Никто и не предлагает. Но может, стоит ненадолго отвлечься? Попробовать что-нибудь новое? Прихорошиться? Не для мужчин — для себя. К тому же мастер Жерард хотел, чтобы мы поразили всех красотой на параде, — я видела, что читать она перестала и прислушалась. — Впрочем, ты и так хороша.
— Правда? — он подняла на меня свои большие темные глаза, блестевшие недоверчиво в неярком свете свечи.
— Правда, — я улыбнулась в ответ.
Она задумчиво окунула палец в миску и принялась внимательно разглядывать снадобье.
— Попробуй. Если не понравится, мы все сотрем.
Джурия поддалась. Подошла к зеркалу и осторожно намазала губы. За ее спиной Торми подмигнула мне и подняла большой палец. Джурия оглядела свое отражение и оглянулась на меня в поисках то ли поддержки, то ли одобрения. На смуглой коже эффект был не так заметен, но и не испортилось ничего. В этом деле главное — не навредить.
— Я и вправду, ну… красивая? — она округлила глаза и смотрела совсем как маленький ранимый ребенок.
— Вправду. Каждый человек красив, — я обняла ее за плечи и повернула к зеркалу. В нем отражались две совершенно непохожие девушки. Тонкая-звонкая я с короткими светлыми волосами и крупная сбитая Джурия с толстыми каштановыми косами до бедер. — Даже если не соответствует канонам моды. Просто не у всех достаточно острое зрение, чтобы разглядеть, и ясный ум, чтобы понять.
Строгое лицо тронула улыбка, будто невзрачный бутон раскрылся чудесным цветком. Торми подскочила и обняла нас за плечи:
— Я всегда, всегда ей это говорила!
Мы втроем засмеялись, глядя на отражение трех норн, прекраснее и счастливее которых не было всем Мидгарде.
Парад начинался поздним утром, за несколько часов до полудня. Город основательно прибрали к празднику, вымели мостовые, развесили гирлянды цветов и еловых веток. Войска должны были прошествовать пышной процессией от главных ворот до дворца Стражей. Все улицы на их пути перекрыли, не пропуская ни экипажи, ни одиночных всадников, ни даже прохожих. Народу поглазеть собралась тьма, в роскошных нарядных одеждах, даже балконы домов облепили — яблоку негде упасть. Жерард естественно выбил для нас лучшее место на возвышении у дворцовой площади. Мы смотрели на суетящуюся в томительном ожидании толпу, а люди то и дело оборачивались на нас и окидывали то удивленными, то восхищенными, а то и непонимающими взглядами. Молоденьких девушек тут было больше всего, тоже в белых платьях, хоть и не таких шикарных, как у нас, с корзинами белых цветов. Просто вокруг нас реял ореол старательно выпестованной Жерардом славы и таинственных слухов. И ветер обдувал на высоком открытом месте так, что одежды вились вокруг нас перистыми облаками.
Сам Жерард стоял рядом и сверкал победоносной улыбкой, словно это он вел марширующую армию в бой. Накануне, видно, навещал дочь. Он всегда возвращался от нее в приподнятом настроении и с воодушевлением рассказывал, что нового она успела выучить. Удивительная перемена, учитывая, что при первой нашей встрече он даже имя ей давать не хотел. Вот про жену не говорил ни слова, мы, да и все работники лаборатории даже спрашивать не решались. Бедный, каково это жить с человеком, который тебя предал?
Затрубили герольды. Под фанфары и барабанный бой первыми на площади показались знаменосцы. Летели по ветру пестрые флаги с гербами высоких лордов. Толпа притихла и неуклюжим зверем разворачивалась в сторону марширующих победителей. Уже слышен был топот, и мостовая подрагивала от чеканного шага тысяч сапог.
С краю толпы я разглядела Литу. Она взобралась на бочку и махала мне, чтобы привлечь внимание. На ней тоже было белое платье, хотя и гораздо более скромное, и веной из белых лилий на голове.
— Мой друг должен быть среди воинов. Можно я спущусь и его встречу? У него больше никого нет, — я просяще посмотрела на Жерарда.
Он тяжело вздохнул:
— Беги, что с тобой сделаешь? — он добродушно улыбнулся.
— Спасибо, вы лучший! — я чмокнула его в щеку, спрыгнула с помоста и побежала, расталкивая толпу, к все еще прыгающей на бочке Лите.
И хорошо, потому что так бы я ее тут никогда не нашла. Лита спустилась, только когда я была уже в двух шагах. Кто-то рядом ругался из-за потерявших последний разум молодок, но я не особо вслушивалась.
— Ну как? Я ему понравлюсь? — я повертелась перед ней, показывая, как развевается мое платье на ветру.
Лита бросила медьку стоявшей рядом цветочнице, взяла у нее венок из лилий и надела мне на голову.
— Вот теперь точно будет дурак, если не понравишься, — засмеялась она.
Прошли латники и лучники, на площади показались первые рыцари, затянутые в парадную белую, украшенную зелеными вставками и позументом. Толпа взрывалась приветственными криками, ликовала и чествовала победителей. Лита в нетерпении переступала с ноги на ногу и терла ладони друг о друга.
— Скорее бы! Ух, как хочется, чтобы мой балбес среди отличившихся героев был. Ан нет, шут гороховый из него куда лучший, чем воин.
— Веселить уметь тоже важно, особенно когда все мрачно и безрадостно, — неловко попыталась утешить ее я, во все глаза разглядывая колонну рыцарей.
Искала его, осматривала каждое лицо, стремясь узнать и не узнавая. Мог ли он за полгода изменится настолько, что я не пойму, даже если увижу? А может его тут и вовсе нет. А может… Я задышала глубоко, пытаясь отогнать нарастающую в груди панику.
— Его нет! — заныла я, не сдержавшись.
— Имей терпение. Будет.
— А сама-то!
Лита уже прыгала на месте, пытаясь с высоты увидеть дальше и больше.
Я уже видела хвост колонны, когда она вдруг закричала:
— Маркеллино, я здесь! Здесь!
От строя отделился невысокий худой сальваниец с задорными смольными вихрами на голове. На устах шаловливая улыбка, глаза горят озорством, за спиной лютня. Ну точно шут!
Он заработал локтями, расталкивая зевак, чтобы пробраться к Лите. Подбежал и крепко обнял ее.
— Ну как, скучала? Хранила ли мне верность, коварная Далила? Узнаю чужой запах — пронзит мне сердце лихо! — говорил он стихами, а Лита звонко смеялась в ответ.
— Хватит тебе дурачиться! Лучше скажи, денег достал? Хватит на свадьбу?
Он тут же замялся:
— Да разве ж любовь измеряется деньгами?
— Но жить с ними куда проще, согласись? — осадила его Лита.
Колонна простых рыцарей закончилась. Дальше будут высокородные, удостоенные особых почестей, для которых обычно целое представление устраивают.
— Его нет, — похоронно произнесла я и сама обомлела.
— Спроси у него, у всех про всех знает, — Лита подтолкнула ко мне своего жениха.
— М-может вы слышали? — даже просто спрашивать сделалось боязно. А вдруг ответ мне не понравится. А вдруг?.. — Он безземельный, Микаш Остенский, хотя, может, сейчас по-другому зовут. Высокий такой, волосы соломенные, не очень разговорчивый.
Маркеллино на мгновение задумался, а потом хлопнул себя по лбу:
— Микаш, командир соек. А ты, должно быть, принцесса Лайсве?
— Принцесса? — рассмеялась Лита.
Я прикрыла лицо рукой. Он опять нес эту чушь, да еще при чужих людях!
— Жив-жив твой герой. В конце со всеми отличившимися будет.
Сердце екнуло в груди и заколотилось с новой силой. Командир! Отличившийся! Я всегда знала, что если только ему дадут шанс, он всем докажет, что способен на великие свершения.
Колонны войск тянулись так медленно, что я уже изнывала от нетерпения. Дергалась, несколько раз обозналась и уже хотела бежать навстречу незнакомцем, истрепала себе все нервы, и вот наконец увидела. Он шел среди высокородных командиров. Действительно изменился, гладковыбритый и вычищенный, в такой же парадной форме, как и остальные, отличался от товарищей разве что затаенной угрюмостью.
— Ну же, беги к нему, он ждет, — подтолкнул меня Маркеллино.
А ведь и правда, так хочется. Собственно, а почему нет? Почему нужно соблюдать какие-то приличия, когда никому они к демонам не нужны уже давно?
И я побежала. Люди сами расступались передо мной, пропуская вперед, словно чувствовали мое отчаяние и решимость.
— Микаш! — позвала я дрожащим голосом. Он был уже у выхода с площади. — Микаш! — так громко, словно желая разорвать горло, чтобы только он услышал.
Конечно, мы могли встретиться в его квартире, но…
— Микаш! — я бежала мимо оборачивающихся замыкающих, мимо строя старых, а от того сердитых на возмущение церемониала, капитанов. — Микаш!
Услышал, наконец! Начал оборачиваться. Так медленно, невероятно медленно, как ветхая дверь нехотя отворяется на закорелых петлях. Ничего в жизни еще медленней не происходило. А я все бежала, бежала к нему и никак не могла добраться. Еще несколько размашистых шагов, и я повисла у него на плечах. Целовала приоткрытые от удивления губы. Ничего больше не видела и не слышала, только стук его сердца, его крепкие объятия, мои поцелуи. Как только схлынули первые эмоции, я отпустила его, чтобы глотнуть воздуха, и почувствовала на себе внимательные, любопытные и не слишком добрые взгляды.
— Т-ты пришла, — только и смог выдавить из себя Микаш.
— А ты жив, и ты командир, — счастливо смеясь, ответила я все еще в его объятиях, не касаясь ногами мостовой. — Я так рада!
Я снова его поцеловала. Казалось, весь строй замер, вся площадь вытаращилась на нас и ждала, затаив дыхание.
— Уже все? Может, уйдем отсюда? — спросила я, не в силах больше терпеть настырное внимание.
— Так будет лучше, — без лишних возражений согласился Микаш, тоже с беспокойством оглядывавшийся на товарищей.
Нырнул в проход между домов, так и не поставив меня на ноги.
— Если ты позволишь мне идти самой, будет намного быстрее, — не преминула предложить я.
Он тут же опомнился и аккуратно опустил меня на мостовую. Я взяла его за руку и потянула за собой. За полгода успела изучить верхний город вдоль и поперек. Без труда теперь отыскала самый короткий путь к нужному дому.
— Почему ты здесь? — вяло спросил Микаш, когда мы были уже на подходе.
До этого молчал всю дорогу, глаза бегали, только ладонь не выпускала мою.
— Ну я же обещала тебя встретить, — не понимала, что ему не нравится. Кажется, он отдалился, стал чужим за это время. Жаль. — Книжники меня все-таки приняли. Тот мерзкий тип, что меня обидел, оказался всего лишь зарвавшимся помощником, а мастер Жерард узнал меня, как только увидел. Он очень хороший.
— Лучше меня? — также вяло и почти безразлично.
— Нет, по-другому. Он мой начальник, а ты мой ревнивый мануш.
— Кто?
— Это я спектакль в театре недавно смотрела. Там мануш-Страж, герой многих сражений с демонами, задушил свою красавиц-жену из ревности.
— Я бы не смог… никогда… тебе вред причинить, — бубнил он себе под нос, когда мы были уже на лестнице.
— Я и не сомневалась. Не воспринимай все так всерьез.
Он потупился. Мы остановились у стола консьержа. Тот удивленно вытаращился на Микаша, и мне пришлось напомнить, что хозяин квартиры он, а не я.
— Где твои вещи? — спросила я, отпирая дверь на втором этаже. — Где Беркут? Жив еще?
— Мальчик-оруженосец должен принести. Я оставил адрес. Не на парад же с ними идти. А Беркут живее всех живых, никакой демон эту скотину не возьмет, ты же знаешь.
Я усмехнулась. Небось, трясся там над ним, как над своим сокровищем, собственной грудью прикрывал.
Я пропустила Микаша внутрь и захлопнула дверь, чтобы поскорей остаться наедине.
— Ты обжила комнату? — спросил он, разглядывая стены.
Я набила крючков для одежды, полок для вещей, расставила кое-какие наши вещи, старательно выметала пыль и убирала паутину, чтобы все выглядела по-домашнему, а не так, будто тут никто не живет. Наверное, слишком нагло с моей стороны, но…
— Тебе не нравится? Я могу все убрать.
— Нет, просто не стоило тратить на это время и силы.
Его взгляд задержался на сидевшей на полке кукле, которую он подарил мне чуть больше года назад. Я сшила для нее красный сарафан, а игольчатые волосы заменила на желтые нитки. Вышло потешно.
— Но мне было приятно.