Он покорно проглотил кусок. Я стояла так близко, что чувствовала, как он жует медленно и нехотя, а потом с трудом сглатывает. Проделывала это с ним еще раз и еще, только потом отошла и села обратно. Он отложил приборы и отвернулся, смотрел куда-то вбок.
— Может, стоило поесть дома? — хотелось сделать все хорошо, а вышло как всегда погано.
Он не отвечал. Молчание затягивалось. Еда совсем остыла, а аппетит пропал напрочь, как улетучилось наше приподнятое настроение.
— Расскажи, как там было? — наконец, нашлась я.
— Обычно. Ничего интересного, — сухо пробормотал он в сторону. Смотреть на меня не хотел.
Он все-таки взял ножик с вилкой. Долго крутил их в руках, пытаясь вспомнить и приспособиться, а потом принялся резать мясо с целительской педантичностью. Высокий лоб пошел складками от напряжения. Несколько раз, когда жирный кусок скользил по тарелке и не поддавался, Микаш закрывал глаза и делал глубокие вдохи, словно пытался взять себя в руки и успокоиться. В конце концов у него получилось отрезать. И снова он долго без аппетита жевал, а потом сглатывал, будто еда становилась в горле комом.
— Судя по количеству павших воинов и шрамам на твоих плечах там были вторые Тролльи войны, а ты говоришь ничего интересного, — я поставила локти на стол, а подбородок положила на ладони.
Микаш отложил приборы и почесал плечо, будто оно зазудело от одного упоминания.
— Да по глупости все по собственной. Как и всегда.
— А ты изменился.
— Осознал бездну собственной ничтожности. Чем выше взбираешься, тем больнее падать.
— Но награду и повышение же тебе за что-то дали? — не унималась я, пытаясь отвлечь его, пока он снова взялся остервенело пилить свой кусок мяса.
— Мастер Гэвин постарался. Хочет сделать из меня маршала, чудак. Ну какой из меня маршал? Даже командир звена и тот никудышный.
Кусок мяса качнулся и едва не выскочил с тарелки, а следом и со стола. Микаш едва успел поймать его у самого края. Сзади раздался смех. Микаш отложил еду и закрыл лицо руками.
— Такой уже никудышный? — я пихнула его ладонью, и когда он соизволил посмотреть на меня, взяла тарелку в руки и принялась пить суп прямо из нее.
Он оставлял на губах усы и едва не переливался на подбородок. Микаш вымученно улыбнулся, вернулся к своему окороку и принялся есть его как раньше руками.
Насвинячившись вдоволь и глядя на чумазые лица друг друга, мы вдруг весело рассмеялись. И все окружающие были для нас уже неважны.
— Ну расскажи! — снова заныла я, когда недовольный нашим видом и вызывающим поведением подавальщик принес нам миску с водой и полотенца, чтобы мы привели себя в порядок. — Я тут с мирной жизнью совсем тупею, а так хоть представлю себя на твоем месте, увижу новые места, почувствую дух битвы. Мне этого так не хватает! Ну пожалуйста, можешь даже прихвастнуть, как ты любишь. Подвиги великого Микаша!
Он сдался, размякнув от сладкого десертного вина. Рассказывал тягуче-длинно, так, как я не умела, сурово и сухо, но вместе с тем просто и неподдельно искренне. Я слушала его с упоением. Нет, он не хвастал, наоборот, говорил скованно и зажато, будто стеснялся, но со временем раскрывался все больше. Ему и впрямь там пришлось нелегко. Большие сражения не чета детским забавам высокородных во время испытаний. К тому же управлять людьми, когда сам с трудом их переносишь, да к тому же когда тебя принимает не за того, кто ты есть на самом деле, очень тяжело. И высокородные снова ему досаждали, он не жаловался, но я чувствовала это по его мрачному настрою.
Мы засиделись до закрытия, и подавальщику пришлось нас выпроваживать. Напоследок он даже не пожелал: «Заходить еще!», наверное, из-за скудных чаевых и нескромного поведения. Но посуду же мы, в конце концов, не били и мебель не ломали, хотя они, пожалуй, это бы больше поняли.
Перед сном я еще долго сидела за столом в легкой белой камизе, в которой предпочитала спать жаркими летними ночами, и записывала все, что мне рассказал Микаш.
— Ты долго? — заворчал он, выглядывая из-за моей спины.
— Подожди еще немного, — я погладила пальцы его ладони, лежавшей на моем плече. Поскрипывало по бумаге перо, выводя тонкие очертания рун. — Пока тебя не было, мне и писать-то было нечего. Ничего не происходило достойного.
— Так и ничего? — он усмехнулся, а я лишь пожала плечами. — Хочешь и обо мне своим потомкам рассказать?
— Ага, с потомками заминка вышла. Поганец Вей-то жениться отказался и сбежал от отца в Стольный.
— Кто бы сомневался, что он именно так и поступит, — пробормотал Микаш себе под нос, но я все равно расслышала. Ну да, мой братец шалопай знатный, но я его простила, а вот Микаш явно не забыл, что он нас бросил и увез трофей, который по сути добыл Микаш.
— Связался бы он с какой высокородной, так его бы силком принудили остепениться, но от них как от чумных шарахается. Боюсь, наш род на нас и иссякнет.
— Если только ты захочешь, у тебя будет все: и дом, и муж, и даже потомки. — я почувствовала, как он поцеловал меня в макушку.
— К сожалению, моего желания тут недостаточно, — ответила я, посыпая исписанный лист песком, чтобы чернила высохли быстрее.
— А ты пожелай! — он развернул стул со мной к себе лицом так резко, что я едва не упала.
— Ты с ума сошел?!
— Спать-спать-спать! Приказы командиров не обсуждают! — он подхватил меня на руки и потянул к кровати.
— Но мне надо дописать! — я пыталась вырваться, но он крепко держал меня за талию.
— Завтра допишешь, пускай высохнет, — он повалил меня на перину и, придерживая одной рукой, чтобы я не убежала, с трудом стягивал с себя штаны и верхнюю рубаху.
Запутался в ней головой. Я не выдержала и рассмеялась, помогая ему выбраться.
— Я такой нелепый?
— Нет, ты самый лучший.
Я улыбнулась, и он, наконец, улегся рядом, прижался к моей спине и обнял за плечи. Теплое дыхание и мерный стук сердца убаюкали меня очень быстро. Совсем скоро я уснула, продолжая улыбаться даже во сне.
Проснулась я поздно, пожалуй, и правда слишком засиделась накануне. Повернулась к Микашу лицом и обнаружила, что он лежит с открытыми глазами.
— Почему не разбудил? — голос противно хрипел со сна.
— Не хотелось, чтобы ты снова куда-нибудь сбежала.
— Бежать-то и некуда. Мы вдвоем против целого мира. Но это лучше, чем одной.
Я прижалась к нему и принялась целовать его шею и подбородок, слушая, как Микаш урчит от удовольствия. Но тут нас прервали настойчивым стуком в дверь.
— К демонам их, пускай уходят, — недовольно заворчал Микаш, когда я отстранилась.
— Нет, это наверняка что-то важное. Открой.
Он фыркнул, встал и принялся натягивать штаны. Стук продолжался, подтверждая мои догадки, что это кто-то из ордена. Я накрылась с головой одеялом, чтобы не заметили и не задавали лишних вопросов. Микаш пошел открывать. Перекинулся с гостем несколькими вежливыми фразами. Как я поняла, оруженосец принес какое-то послание из ордена. Расшаркался и ушел.
— Что там? — спросила я, выглянув из-под одеяла.
Микаш повел плечами, взял со стола ножик и сломал печать ордена на конверте. Глаза забегали по строкам, между бровей залегла тревожная морщинка.
— Приглашают во дворец Совета на торжественный прием в честь нашей победы. Через неделю. Надо придумать вежливый отказ, — он сел за стол и взялся за перо.
Я спешно подскочила.
— Нет, это важно. Мой отец тоже терпеть не мог гостей и пышные пиры, но орден вынуждал его их устраивать в честь побед хотя бы изредка. Это такая традиция, если ты ее не почтишь, тут же попадешь в немилость.
Он запрокинул голову и болезненно застонал.
— Но я не могу! Я не умею ни есть, ни танцевать, ни говорить. Все тут же поймут, что я подделка.
— Ты подделка гораздо меньшая, чем они все вместе взятые, — я подошла к нему и заставила повернуться ко мне лицом. — Говоришь ты получше многих, а есть и танцевать я тебя научу. Это не так сложно. У Йордена получалось намного хуже, он просто вел себя нагло и уверенно.
Он упрямо мотнул головой и хотел отвернуться, но я не отпустила.
— Ну пожалуйста, ради меня?
Он долго и пристально вглядывался в мои глаза, словно бы искал там какие-то ответы. Воздохнул и отвернулся.
— Хорошо, будь по-твоему.
— Ура! — я захлопала в ладоши, радуясь своей маленькой победе, и побежала поскорей одевать верхнее платье. — Надо бежать к портному, снять мерки и заказать костюм, чтобы его успели сшить к сроку. А позавтракаем и все остальное — потом, да? Вместе мы все одолеем.
Микаш взирал на мою суету отстраненно и молчаливо. И лишь после долгой паузы выдавил:
— Да-да, — и тоже принялся одеваться.
Лавки портного и сапожника были очень удобно совмещены. Можно было пошить костюм и тут же заказать к нему туфли. Ну и цену за большой заказ они уступали куда охотнее. Портной показывал мне эскизы костюмов. В моду сейчас входили несуразно широкие штаны до середины бедра, туго набитые ватой, как два шара, да еще с оборками внизу. К тому же их носили с разноцветными чулками и с коротким, очень узким камзолом. Самые популярные цвета — голубой, золотой и малиновый. Я покосилась на Микаша, который безучастно развалился на стуле и разглядывал потолок. Нет, ему, быть может, и пошло с его-то высокой стройной фигурой и длинными прямыми ногами, но он бы явно не понял такой экстравагантности. Еще чего доброго откажется, а то и вовсе обидится.
— Нам бы что-нибудь более строгое и скромное. Он только-только назначение получил. Сорить деньгами не по чину, — объяснила я портному.
Тот согласно кивнул и без лишних возражений стал показывать более дешевые и менее модные варианты. Мне понравился строгий костюм прямого кроя из темно-коричневого сукна со светлыми пуговицами и тонкой вышивкой на воротнике и манжетах. Микаш не возражала — едва посмотрел и кивнул. Потом терпеливо ждал, пока портной снимал мерки и показывал ткани, чтобы мы могли выбрать, что какой оттенок лучше подойдет к смуглому и выдубленному на ветру лицу.
— А ты? — коротко спросил Микаш, когда мы уже собирались уходить.
— Что я?
— Ну тебе же тоже нужно что-то одеть на прием, — он пожал плечами. Самая длинная фраза, произнесенная им у портного, мда.
— Меня никто не приглашал… — попыталась отказаться я, но нехороший блеск в его глазах говорил, что он настроен решительно. В такие моменты спорить с ним бесполезно.
— Я не пойду без тебя. Ты же сама сказала, мы вдвоем против всего мира, значит и идти должны вместе.
Я задумалась.
— Ладно, но с условием. Ты будешь со мной танцевать.
Он улыбнулся и кивнул.
Еще час пришлось потратить на выбор платья для меня. К сожалению, на платье из тонкого муслина, похожего на то, в котором мы с девчонками встречали парад Победителей, денег у нас не хватило. Портной долго сетовал, что другая ткань к моему лицу и фигуре будет просто кощунством. Хорошо хоть, Микаш этого не слышал, ожидая все в том же кресле, иначе бы опять все покатилось по наклонной. Мы сошлись на менее дорогой льняной ткани. Портной пообещал, что сделает из него то легкое платье с высокой талией, квадратным вырезом и легкой струящей юбкой, как я хотела. Похоже, я его очаровала. Удивительно!
Когда мы с Микашем вышли из лавки и скрыли за углом, но вдруг вложил мне в руку увесистый кошель со всем своим жалованьем.
— Зачем? — нахмурилась я.
Он пожал плечами:
— Я все равно не умею их тратить. Только на оружие.
Я тяжело вздохнула, но упрекать его не стала. Не знала, что сказать и как поддержать.
Позже мы немного подкрепились уличной едой в знакомой термополии — там с утра всегда были горячие блинчики с мясом, капустой, грибами или сладкие с вареньем, а потом вернулись домой и приступили к обучению. Микаш на удивление не сопротивлялся и не ныл. Все сносил стоически и безропотно.
Я разметила на полу стрелки мелом, указывающие, куда нужно двигаться. Показывала ему сложные па, скрестные шаги, повороты и реверансы, усложняя все то, чем учила его раньше у Хорхора и на свадьбе туатов.
— Музыки нет, но ты слушай ритм своего сердца и двигайся в такт ему. Он подскажет лучше всего, — советовала я, чувствуя, что его объятия становятся слишком крепкими и властными для танца, а мой собственный разум предает меня, делая коленки тряпичными. — Не так близко. Для высшего общества вся близость за закрытыми дверями спальни, а на людях нужно держаться на расстоянии вытянутой руки.
Он никогда не спорил. Стал удивительно кроток. Нет-нет, да у меня возникало ощущение, что в голове у него забродили какие-то шальные мыслишки, но узнать ничего не получалось. Вот и сейчас он отстранился и улыбнулся так, что на щеках прорезались шаловливые ямочки, но глаза остались пугающе печальным.
Танцевать у Микаша получалось все лучше, как только он перестал зажиматься и волноваться обо всем подряд. Не смотрел все время под ноги, путаясь в них и запинаясь, а уверенно вел и кружил меня. И столько порой уверенности в нем чувствовалось, страсти и властности, что нельзя было не подчиниться, даже когда танец превращался не в заученные па, а его собственную импровизацию, а то и вовсе заканчивался в постели. И не скажешь уже, что полгода назад Микаш был безродным простолюдином.
С едой выходило чуть хуже. Мы покупали еду из корчмы домой и там он часами чах над ней с вилкой и ножом. Он пытался в приборах, забывал, как их держать, еда скользила по тарелке, убегала от вилки, высыпалась через край, мясо не хотело пилиться. Микаш пыхтел, но терпел, не психовал и не бил посуду, просто становился все мрачнее, молчаливей и задумчивей. Постепенно получалось лучше, но все же очень медленно, особенно заметны его промахи становились, когда он садился за стол голодный и торопился, чтобы быстрее насытиться.
В очередной раз потерпев поражение в сражении с бараньими ребрышками, Микаш сложил приборы возле тарелки, поставил локти на стол и печально закрыл лицо ладонями.
— Хочешь все бросить? — спросила я, встав со своего места и подойдя к нему со спины. Положила руку на плечо, чтобы он почувствовал мою поддержку. Если сейчас откажется, то я, пожалуй, не стану настаивать. Не стоит оно таких его мучений.
— Нет, — он поднял голову, и голос его звучал странно глухо и отчужденно. — Я в порядке. Я справлюсь. Ты права, я должен туда пойти и пересилить свой страх.
— Тогда, может, наешься до приема, а там просто делать вид будешь? — предложила я.
— Да, пожалуй, так будет лучше, — безучастно ответил он.
— Раз ты такой молодец, давай поскорее ляжем спать. Завтра рано утром для тебя будет сюрприз. Тебе понравится — обещаю! — я обняла его и поцеловала в макушку, а потом забрала злосчастные приборы, чтобы он смог нормально поесть.
На утро у меня был запланирован поход в купальню. Она располагалась тут неподалеку, за полгода я успела там примелькаться и прознать все ходы-выходы. Если придти к самому открытию, можно попариться и помыться в чистой горячей воде. А еще Люцио свел меня с артелью целителей, которые делали лучшие эфирные масла, мази и настои в городе. У них я и закупила по сниженной цене все, что могло понадобиться.
Для нас специально приготовили большую кабинку, закрытую со всех сторон деревянными перегородками. Я договорилась обо всем со служащими заранее. Когда мы пришли, внутри уже все заполнил густой пар, поднимавшийся от огромного круглого чана. Я вылила в воду расслабляющий настой. Тут же пахнуло терпким можжевельником, горькой полынью и сладкой липой.
— Раздевайся! — я подмигнула Микашу.
Было заметно, что он насторожен, но все же повиновался. Повернулся и медленно стянул через голову жилетку и рубаху, перекинул их через перегородку, а потом начал возиться с завязками на штанах. В мокрой дымке накаченное мужественное тело выглядело еще более соблазнительным, манило прикоснуться к себе, почувствовать под пальцами бороздки шрамов и твердые мускулы. Я глотнула ртом мокрого воздуха, чтобы смягчить пересохшее горло. Микаш плавно опустился в чан, стараясь не выплеснуть оттуда воду и не обрызгать меня. Я тоже сняла верхнюю одежду и осталась в одной легкой нижней камизе. Микаш задумчиво наблюдал, пока я доставала из туески с мазями и фиалы с маслами, встрепенулся, только когда я подошла к нему с черной повязкой и закрыла ему глаза.