— Ого! Знали они толк в доказательствах! — продолжал веселиться Микаш.
А я будто наяву представила, что должен был чувствовать тогда Безликий. Когда люди не верят ни единому его слову, сомневаются в нем на каждом шагу, выдумывают каверзные испытания, а ведь он всего-то хотел помочь, сделать их жизнь легче и лучше. Терпения на такое хватило бы только у бога, только у него.
— Безликий исполнил волю служителей и на утро после битвы с василисками, устелив их мертвыми тушами всю вершину Акретия, явился за наградой. Все равно не пустили его в город, отказались открывать свои секреты, только вынесли золотой ларь с пророчествами и поставили перед нем, велев не открывать, пока они не вернуться в город. Безликий послушался их, но когда заглянул в ларь и достал оттуда свитки, они тут же обратились в прах и развеялись по ветру.
— И как это он не предвидел и даже не смог собрать их из праха? — продолжал ерничать Микаш, испытывая мое терпение. Я только показала ему язык. Уж я-то знаю теперь, что Безликий настоящий, я видела его собственными глазами, и мастер Жерард это подтвердил. Так что даже спорить тут не о чем.
— В легенде говорится, что он не смог ничего сделать. Возможно, его силы в человеческом мире были сильно ограничены, а возможно он просто оказался не властен над вотчиной Эс-кенде. Но тем не менее, Безликий впал в такую ярость, что обрушил на город смертоносные смерчи. Они пробили тонкий слой земли, что скрывал вход в катакомбы, и Безликий смог беспрепятственно проникнуть в город. В подземных чертогах он пробыл месяц и три дня. Нашел, что ему нужно было без помощи жрецов Эс-кенде и даже больше. Он узнал то, что знать не дано никому.
— Что именно?
— Тут не сказано. Знать не дано никому, значит, знает только сам Безликий. Логично?
— Только если с точки зрения женской логики…
Я пихнула его в бок, не выдержав.
— Если тебе не нравится, то я не буду рассказывать, — я отложила книгу, бросила короткий взгляд на карту и засобиралась спать.
Ну и ладно, не стоило про то, что действительно дорого, никому рассказывать, даже самому близком человеку. Это как будто сам даешь ему в руки булаву, чтобы он как следует приложил тебя ею по голове. Не близкие, те, которые безразличны, никогда не смогут ранить так глубоко. Свои мечты нужно оставлять только себе. Так и поступлю. Найду способ пробраться в этот демонов нижний город, перестану бояться обитающего там сброда и найду тайный ход. Я сильная, я справлюсь.
Я уже сидела на кровати в одной камизе и расчесывала волосы перед сном, как Микаш обнял меня, лег рядом и устроил свою голову у меня на коленях:
— Расскажи дальше, я не буду смеяться, — он заглянул в глаза. — И помогу тебе найти тайный ход, каким бы беспечным мне это ни казалось. Слово Стража.
От его светлой улыбки обиду как рукой сняло. Я бездумно запустила пальцы в его жесткие непослушные волосы и закрыла глаза:
— Он наказал местных жителей — изгнал их из города, а катакомбы зачаровал, чтобы вход и выход мог найти только главный жрец, но не мог выйти через них. Безликий сказал ему:
«Ты не хотел показывать свои сокровища, так теперь их не увидит никто, кроме тебя. Ты будешь их сторожем тысячу лет, пока не явится тот, кто отыщет здесь то, что я оставил».
— Что он оставил? — встрепенулся Микаш так резко, что я едва не вырвала ему прядь волос. — Ладно, молчу-молчу, продолжай.
— Это конец. Город опустел на несколько веков. Благодаря полученным знаниям Безликий построил цитадель на Авалоре и основал орден Стражей.
Микаш задумчиво хмыкнул. Я поднялась с кровати и подошла к оставшейся на столе карте.
— Смотри, все известные входы в подземелье располагаются в вершинах пятиконечной звезды.
Микаш снова хмыкнул, явно взывая к моей совести.
— Ну хорошо, известны только три входа: они завалены либо ведут вглубь города. Еще два я вычислила сама.
Я воткнула в уже намеченные на карте точки булавки и намотала на них нитку по форме пятиконечной звезды, — Микаш подошел и выглянул у меня из-за плеча.
— А центр как раз главное здание Великой библиотеке. Все сходится! Тайный выход из города должен находиться здесь, — я указала на булавку на южной окраине нижнего города, в районе трущоб и притонов, противоположном от главных ворот. — Это самая ближняя точка от Муспельсхейма, с обратной стороны стены видна та самая гора Акретий, только зовется она сейчас Столовой горой. И самое подозрительное, — я заговорщически подмигнула напрягшемуся Микашу: — Мастер Гэвин после встречи с нами поскакал от старого кладбища в эту сторону и оказался в городе раньше нас, пока мы ехали через главные ворота.
Я прочертила пальцем линии от старого кладбища к булавке у южной стены и потом к воротам на противоположном конце города.
— Логично?
Микаш задумчиво почесал затылок, явно побаиваясь вновь обидеть меня резким словом.
— А ты не пробовала вначале проверить места в верхнем городе, — Микаш указал на булавку недалеко от главных ворот.
— Пробовала. Я здесь все обошла-обсмотрела уже раз сто. Тут брусчатка, рядом стражники в дозоре. Не могу же я при них отколупывать камни из мостовой, да и мастер Комри вряд ли бы стал этим заниматься. И даже если в нижнем городе не окажется никакого потайного хода, я бы все равно хотела там побывать. Здесь я уже все наизусть выучила.
— Хорошо, раз уж я дал слово, — проворчал Микаш. — В любом случае это лучше, чем если ты пойдешь туда одна, а ты пойдешь…
Я хлопнула в ладоши от радости, обняла и поцеловала его в щеку. Он подхватил меня на руки и деловито понес обратно к кровати.
— Надеюсь, мне не придется драться с толпой тамошних головорезов, — пробормотал он, уже стягивая с меня камизу.
— Мы будем тихо, как мыши, — засмеялась я, целуя его за ухом.
Утром мы нацепили длинные до пят балахоны из грубого сукна с глубокими, скрывающими лица капюшонами. Микаш вооружился до зубов: коротким мечом, кинжалом, метательными ножами, короче, всем, что можно было спрятать под бесформенную одежду. Даже мне вручил пару ножей, просто на всякий случай. Я измазала щеки в саже, чтобы выглядели грубее. Ну а вдруг кто капюшон заглянет? Волосы-то не видно, а вот по лицу легко понять, что перед тобой девушка.
Мы вышли рано. Лавки еще не открылись, улицы были пустынны и тихи. Многие еще только доедали завтрак, а кто-то и вовсе спал. Мы быстрым шагом спешили к воротам в нижний город. Микаш сказал, что вернуться надо до темноты, иначе точно в заваруху попадем и придется драться. Тут уж не поспоришь, с наступление сумерек у всякой шантрапы вся жизнь и начинается, совсем как у демонов. А ну как у лиходеев и ауры не человеческие?
Я поежилась и спряталась за спиной у Микаша, пока он показывал стражнику знак ордена и командирскую грамоту. Нас пропустили без очереди. Стражники отдали честь и заставили толпу на другой стороне ворот посторониться. Послышался недовольный ропот, посыпались завистливые взгляды. Видно, бедняки и спали гораздо меньше нашего. Микаш схватил меня за руку и пошел настолько широким шагом, что мне пришлось догонять бегом. Только за углом улицы он остановился и дал мне перевести дух.
Здесь город стал совсем другой: темный и мрачный. Обветшалые постройки из трухлявых бревен, убогие глинобитные хибары с холщевыми занавесками вместо дверей. По мостовой тонким ручейком текли нечистоты. Как назло солнце обдавало жаром, как на сковороде, и смрад помоев бил в нос до тошноты. Голова шла кругом.
Жизнь здесь кипела, несмотря на ранний час. Куда-то спешили мужчины в сношенных, пузырящихся на коленях шароварах, женщины в замызганных передниках громко и непристойно ругались либо тащили куда-то помятых и полусознательных мужчин. Дети в одних набедренных повязках копошились в подворотнях, орали, дрались. Краем глаза я успела ухватить, как небольшая стайка мальчишек игралась с грязным собачьим черепом! Никогда не думала, что эта часть жизни настолько ужасна!
— Не верти головой по сторонам, как флюгер. Ты привлекаешь внимание, — шепнул мне на ухо Микаш.
Сам он заметно ссутулился и двигался нарочито тряско, вразвалочку. Ни дать, ни взять один из здешних забулдыг. Я тоже поспешила вжать голову в плечи.
— Не беги, не показывай, что боишься — иначе сожрут, — продолжал наставлять Микаш. — Не удивляйся, когда смотришь по сторонам, а повторяй за всеми.
Я шла за ним и с сожалением понимала, что не запоминаю дорогу и вообще во всем полагаюсь на него. Что-то он делал со мной. Это ощущение, что я как за каменной стеной, что он сам обо всем позаботится и защитит, а мне лишь надо отдавать приказания и не мешать ему их исполнять. И наверное… наверное поэтому он мне и нравился так сильно. С ним мне не надо было притворяться кем-то другим или мучительно пытаться понравиться. Лохматую и помятую со сна он все равно примет и поцелует, склочность и истерики будет безропотно сносить, на откровенные глупости и недалекость добродушно улыбаться и ловить каждое желание, стоит лишь загадать. Конечно, многие девушки на моем месте сказали бы, что это скучно, но мне нравилось до какого-то умопомрачения. Нравилось, как беззаветно, бескорыстно и страстно он умеет любить. Вряд ли бы во всем Мидгарде нашелся бы хоть один мужчина, который смог бы полюбить меня также.
— Эй, куда торопишься? Загляни ко мне на огонек, — зазывно выступила нам навстречу девица в до неприличия открывающем грудь платье.
— Рад бы, но денег нет, — попытался обойти ее Микаш, но она не отставала. Я следовала за ним тенью и старалась держаться ниже воды.
— Для тебя — почти бесплатно, — она томно похлопала ресницами.
— Не могу. Дома дети голодные. Жена уж месяц как преставилась, — Микаш не сбавлял шага, не задерживал на ней взгляд, показывая решимость.
Женщина досадливо поджала губы и отступила.
— Дети — единственное средство их разжалобить. Когда о них говорит мужчина — уважают, — пояснил он мне шепотом.
Улочки становились все темнее и кривее. Стены домов нагревались на солнце и опаляли нестерпимым жаром. Под балахоном градом тек пот. Запах становился все нестерпимее, а людей прибавлялось. Совсем голодранцев, чумазых, с ошалелыми глазами, попрошаек и калек.
— Дяденька, дайте на еду! — загнусавил тощий, словно скелет, обтянутый выдубленной кожей, мальчишка.
— У меня нечего тебе дать, — громко и четко ответил Микаш, а когда я полезла за пазуху, чтобы хоть чем-то помочь ребенку, схватил меня за руку и потянул дальше.
— Куда же вы, дяденька? Не жмитесь, дяденька! — мальчишка побежал за нами следом и вцепился в балахон Микаша.
— Нет ничего! Все карманы проверил?! — гаркнул Микаш так, что чуть до неба не подпрыгнула.
Мальчишка улыбнулся полным гнилых зубов ртом.
— Передай Меченому плату за проход, — Микаш достал откуда-то медьку и подкинул ее в воздух. — Пускай расчистят нам дорогу, а ты давай-давай отсюда, не то от своих же по кумполу так схлопочешь, что мало не покажется.
Я удивленно вытаращилась, но Микаш не позволил задержаться дольше.
— Ты его знаешь? — шепнула я, когда мальчишка скрылся из вида.
— Нет, просто на ходу придумал. Здесь поодиночке не выживают, сбиваются в банды. А главарями в них становятся те, кто всех остальных запугает или порежет. Так как власть здесь оспаривают часто — голодранцам без гроша за душой и терять-то нечего — то у главаря всегда найдется пара-тройка шрамов. Меченый.
Микаш повел плечами. Он не паниковал, наоборот, держался нарочито спокойно, но даже я чувствовала, что за нами следят буквально из каждого темного закутка. Провожали настороженными, недовольными взглядами. Как будто притаившиеся хищники, не меньше, а может даже демоны, только ауры обычные, спокойно-прозрачные, подернутые серой паволокой болезней, невзгод и нищеты. Я старалась не думать об этом, не обращать внимание. Как сказал Микаш, стоит лишь на мгновение показать свою слабость, как тебя сожрут с потрохами.
Кривые грязные улочки, наконец, вывели из лабиринта лачуг и трущоб, где нищие спали вповалку под открытым небом, вдоль грязной, обмелевшей от жары речки, закованной в древнюю гранитную набережную, сплошь растрескавшуюся и посеревшую от времени. Впереди уже виднелась глухая каменная стена, что опоясывала весь город и защищала от нападений и нашествия беженцев с юга. Сложенная из громадных булыжников, толщиной в сажень, высотой в четыре человеческих роста, отполированные так гладко, без выступов и щели настолько узкие, что и ноготь просунуть не получается, ни руками ухватиться, ни зацепить крюк не за что. Серой змеей тянется от горизонта да горизонта, заслоняя собой весь окружающий мир.
— Ну? — нетерпеливо поинтересовался Микаш.
Я достала карту и сверилась с ней, Микаш выглянул из-за мое плеча и махнул рукой влево:
— Вон то место.
— Ну да, — ориентировался он куда быстрее и лучше меня, так что спорить не стоило.
Я опустилась на колени у стены и принялась обыскивать камень за камнем. Где не было тени, они нагрелись и пекли руки. Везде одинаково гладкие, никаких следов царапин, выемок, люков или потайных механизмов, ничего, что могло указывать на наличие входа в подземелье.
— Ты скоро? — нетерпеливо поинтересовался Микаш, оббегая внимательным взглядом прилегающую улицу. В приглушенном голосе сквозила тревога, но я не чувствовала опасности.
— Погоди, еще немного осталось, — от отчаяния я начала подпрыгивать, чтобы получше разглядеть верхние камни. Все без толку! Точно также как в верхнем городе у ворот.
— Я-то погожу, а вот они вряд ли ждать станут, — предупредил Микаш, и я обернулась.
Прямиком из трущоб к нам направлялся разбойного вида тип. Босой, в пыльных черных штанах и пожелтевшей от пота косоворотке, подпоясанной нарочито ярким алым кушаком. Двигался вразвалочку, чернявые кудри на голове настолько слиплись и скатались в колтуны, что походили больше на шерсть борзых и даже на ветру при ходьбе не двигались. Острые скулы и залегшие под темными глазами тени подчеркивали недобрый хищный взгляд. Припомнился Лирий, единоверческий проповедник, который пытался меня убить. Нет, тот был другим, испуганным и отчаявшимся, а пришелец всем своим видом показывал уверенность в своей силе и власти.
Он поравнялся с нами и криво ухмыльнулся:
— Что ищете, ребята?
— Просто смотрим. Нам не нужны проблемы, — сдержанно ответил Микаш, глядя на него прямо и без боязни.
— А зачем тогда в трущобы приперлись? — хищная улыбка стала шире, все больше напоминая оскал. — Бабе своей жизнь низов захотел показать? Как у вас это в верхнем городе называется, когда тучи богачей собираются на животных в клетках посмотреть?
— Зверинец, — тихо ответила я.
— Ну так поди плата за вход там больше той ломаной медьки, которую вы вручили малышу Бурро, стоит? А за выход из клетки с волками сколько просят?
— У нас ничего нет. Ваш малыш успел нас обшарить и должен был вам это передать, — все также стойко, не теряя самообладания отвечал Микаш.
— А еще он мне передал, что ты вооружен до зубов. На войнушку собрался, а Стражик? — продолжал издеваться пришелец.
— С волками жить…
— Ну и откуда ты все как мы говорим и как живем, знаешь? Уж не из этих ли, карателей? — он облизнулся и посмотрел с вызовом, обошел вокруг, словно приценивался.
Я разглядывала его ауру, совершенно обычную, тонкую и бесцветную, подернутую мутными разводами и разодранную в некоторых местах из-за скудных условий жизни и сделок с совестью. Такая тонкая, что кажется, сожмешь в руках и переломишь пополам.
— Вы единоверец? — полюбопытствовала я из-за спины Микаша.
— Тю, да разве я похож на пришибленных коленопреклонных фанатиков, которые только и умеют что молиться и ныть? — хрипло рассмеялся он.
На этом мое любопытство испарилось само собой.
— Если не фанатик, то чего лезешь под горячую руку? Неужто не терпится пеньковым галстуком разжиться?
— Ну так ты тут один, колдунство против людей использовать не можешь. У вас с этим строго, я знаю. А за мной дружбанов моих и братьев с две дюжины точно наберется. Порвешь меня, они тебя в клочья разорвут и с девкой твоей позабавятся заодно. Чай чистые да свежие поприятней чем затасканные шлюхи? За деньгой домой топай, а бабу твою я в залог заберу. И не обещаю, что с ней тут ласково обойдутся.