Микаш густо покраснел, видно, поняв, что перебрал с пафосом. Я поцеловала его просто на всякий случай, чтобы он перестал волноваться по пустякам.
— Ну когда же вы друг от друга отлепитесь? — негодовал один из сослуживцев Микаша, кажется, его звали Бастиан.
Армия уже собралась на площади у дворца Стражей и собиралась маршем выступала из Эскендерии под предводительством Вальехиза. А с маршалом Гэвином планировалось встретиться недалеко от западного порта, когда подойдет его корабль.
Мы никак не могли проститься, задерживая всех остальных.
— Будь осторожен, не лезь на рожон и знай, я молюсь и жду тебя. Каждый день, — я поцеловала его в последний раз и надела на шею обережный амулет из храма Умай — белую деревянную птичку с золотым знаком солнца и серебряным — луны. Осенила Микаша защитным знамением напоследок.
— Я вернусь. И все свои победы посвящу тебе одной, моя звездочка северной зимы! — Микаш коснулся моей щеки в последний раз и вскочил в седло.
Я наблюдала, как Беркут вез его прочь и думала, что Безликий все же оказался прав насчет него.
========== 9. ==========
Возвращаться я решила короткой дорогой, срезать путь через несколько темных, узких боковых улиц. Работа в лаборатории началась неделю назад, когда Джурия вернулась из своих странствий по лагерям беженцев Сальвани. Ее родственники благополучно отыскались, и Жерард устроил их в одной из приграничных деревень. Как-то выхлопотал место в обход других. Когда ты сирота, оставшийся без поддержки рода, приходится крутиться, иначе не выживешь, говаривал он. И умел это: устраивать все по своему желанию и добиваться того, о чем другие даже помыслить не могли.
Я уговорила его дать мне еще неделю до отъезда Микаша. Ведь не увидимся долго: полгода, год. Я буду скучать просто непереносимо! Потрогала его подарок за пазухой и улыбнулась. Как быстро все же привыкаешь к хорошему, не замечаешь его, а когда оно пропадает пускай даже на время, становится горько и пусто на душе. Но надеюсь, что он все же вернется и эта разлука выдержит наши чувства и как хорошее вино они станут только слаще и желаннее.
Я настолько погрузилась в своим мысли, что заметила показавшуюся из-за угла фигуру, только когда поравнялась с ней.
— Куда спешишь, ведьма? — окликнул меня до дрожи знакомый голос.
От неожиданности я попятилась. Эти острые скулы, будто перечеркивающие лицо косым крестом, ни с чем нельзя было спутать. Разбойник Лино! Как он выбрался из нижнего города?
— Не ждала, цыпа? Хахаль твой свалил и защищать тебя больше некому, — злобно ухмыляясь, издевался он.
Я вдруг вспомнила, что на своей территории, на территории Стражей и опасаться мне нечего. Ну кроме как их всех казнят, а я снова буду совестью мучиться. Выпрямилась и спокойно ответила:
— Я и сама могу себя защитить. Напомнить?
Ухмылка все больше походила на оскал.
— Да, со мной один ты справилась, а как насчет всех нас? — Лино указал мне за спину, и я поспешила обернуться.
Из прохода между двумя соседними домами вывалило с десяток парней, чумазых, тощих и в такой же неопрятной одежде, как и сам Лино. Пару из них на вид были старше главаря, но в основном совсем мальчишки, самый младший из них, попрошайка Бурро, тоже был здесь. Еще бледнее и болезненней, чем в прошлый раз. Они спешили заступить мне дорогу и отрезать пути к отступлению.
И как я их не заметила? Видно, чутье срабатывало только на демонические ауры, а людей как опасность не воспринимало. Тонкие и хрупкие прозрачные оболочки. Я засунула руку за пазуху и нащупала рукоять стилета. Нет, отбиваться бы я не стала, но подарок Микаша придал уверенности.
— Я за мгновение могу послать мысленный зов Стражам, — все также ровно предупредила я. — Они тут же сбегутся сюда, и вас всех через пару дней повесят.
— Да неужели? — Лино подошел ко мне вплотную и приблизил свое лицо, едва не протаранив меня лбом. Обдал вонючим дыханием.
— Хочешь попробовать? — спросила я и, выхватив стилет из-за пазухи, замахнулась. Лино отшатнулся, освободив дорогу, и я бросилась бежать. До людной улицы недалеко!
Пару прыжков. Я уже видела силуэты прохожих впереди. Бам! С крыши чуть ли не мне на плечи спрыгнула невысокая щуплая девчонка.
— Помнишь меня? — она улыбнулась, сверкнув темной щелью между передними зубами, и перегородила мне дорогу, широко расставив руки.
Я несколько раз моргнула, оглядывая ее с головы до ног. Ты же рваная одежда, украшенная пестрыми лоскутами, в темной засаленной косе старые облупленные заколки, на запястьях и лодыжках браслеты с висюльками, половина из которых оборваны или сломаны. Все эти детали пронеслись в моей голове за пару мгновений, прежде чем накрыло: «Да, неважно. Бежать!»
Я попыталась отодвинуть ее с дороги, но почувствовала, как в спину уперлось что-то острое.
— Добегалась, тварь! Сейчас я те шкурку-то как попорчу! — прохрипел, пыша злобой, Лино над самым ухом.
— Эй, она моя! — прикрикнула на него девчонка. — Сам виноват, что под ее коготочки подставился. В следующий раз умнее будешь.
— Ну это уже слишком! — не собирался делиться своей добычей Лино.
Я думала: позвать на помощь и потом мучиться видениями их лиц, искаженных предсмертной мукой, или не звать и снова попробовать выкрутиться самой. С двумя-то я с помощью телепатии справлюсь, лишь бы остальные не подступили. Но те наоборот не спешили становиться на чью-то сторону. Ждали.
— Брысь-брысь-брысь! — зашипела на Лино девочка и замахала руками, как на паршивого бродячего кота.
Медленно разбойник все же подчинился. Убрал нож от моей спины. Я повернула голову. Он, кривясь и сутулясь, Лино прошаркал к ждущим в стороне товарищам. Я заинтригованно обернулась к девчонке. В заостренных хищных чертах у них проступала какая-то схожесть. Похоже, что родственники.
— Ну так помнишь меня? От ответа зависит твоя жизнь, — девчонка улыбнулась своими теплыми глазами цвета темного янтаря. Такими большими и чистыми, что в них, казалось, отражался весь мир. И улыбка настолько обаятельная, что и не поверишь, что она с этими голодранцами из одной банды.
— Сорока-воровка, — без страха ответила я.
Улыбаться она тут же прекратила и угрожающе сощурилась. Податливый разум легко пропустил меня внутрь, показывая все, что мне надо было видеть и дальше больше. Все еще чистая и наивная. С глупой детской бравадой и святой уверенностью, что все мироздание обязано пасть ниц перед ней.
Кулак я перехватила у самого своего лица и опустила вниз, хотя очень хотелось заломать этой наглой девчонке руку за спину и проучить, а заодно и ее братцев. Впрочем, я внимательно прислушивалась к тому, что у них происходило. Лино яро отговаривал остальных помогать девчонке. «В следующий раз умнее будет!» И чисто из сестринских чувств не стала ее трогать.
— Я знаю тебя. Ты та девочка, которую я спасла от казни.
Она вырвала ладонь из моей руки, отступила на шаг и потерла, а потом снова просияла наглой улыбкой.
— А мы следили за тобой все это время. Здоровского ты себе Стражика отхватила. Они обычно все такие, от девчонок не отличишь, а он нормальный, ну в смысле мужик.
Я удивленно вскинула бровь:
— Я не буду его с тобой обсуждать.
Я вообще не собиралась про него никому рассказывать. Микаш, он только мой и ничей больше.
— Да тебя никто и не спрашивает, — она ненадолго задумалась. — Жалеешь, что спасла меня?
Я вытаращилась:
— Не-е-ет.
— А я все равно не собираюсь исправляться. Видишь эти серьги? — она показала мне безыскусные тяжелые бордовые стекляшки, которые сильно оттягивали ее короткие мочки. — А бусики? — нитка с крашеными синими камушками. Нет ну с виду ничего, но сразу ясно, что дешевка. — Я их украла и безо всякого зазрения совести. А потом мы с братьями еще и тиару украдем. И все падут ниц перед Хлоей Машкари, королевой воров Эскендерии! Парни, падайте!
Один малыш Бурро встал на колено, а остальные как стояли, так и продолжили стоять.
— Видишь, как они меня слушаются?
Захотелось прикрыть лицо рукой.
— Я плохая! Я злая и циничная! Я твой ночной кошмар!
Скорее, позор на мои седины. После этой тирады они у меня точно появились.
— Ну что, теперь жалеешь?
Я повела плечами:
— Прежде, чем тебя помиловать, я заглянула к тебе в душу, и там не было ни злобы, ни цинизма, ничего темного. Только беспросветная бедность и детское ерничанье. И сейчас ничего не изменилось.
Я оттолкнула ее в сторону и направилась к улице. Насчет девчонки я была уверена, а вот насчет ее братьев — нет. Но не успела сделать и пары шагов, как Хлоя подлезла мне под руку и загородила путь.
— Куда же ты? Бежишь, значит, боишься и жалеешь!
— Как скажешь. Мне надо спешить, — согласилась я, надеясь, что она уймется.
— Все из верхнего города — трусы. Беги, но знай, мы еще встретимся. Я слежу за тобой, — она попыталась сунуть мне пальцы в глаза, но я смахнула ее ладонь, как назойливую муху.
— Значит, до скорой встречи.
Наконец, мне позволили уйти. Надо будет держаться подальше от темных мест и безлюдных переулков. Никаких больше нетореных троп, да здравствуют широкие нахоженные тракты. Потому что, пожалуй, впервые в жизни мне так нестерпимо сильно хочется жить!
До лаборатории добралась бы быстро, если бы не попала в потом студиозусов в черных мантиях, делавших их похожими на стаи бестолковых толкающихся галчат. Приходилось протискиваться сквозь них в нужном направлении, уклоняясь от неуклюжих лапищ, грозивших потоптаться по ногам, и загребущих рук, так и норовивших невзначай облапить. Издержки исключительно мужского общества, ага. При виде девушки у молодежи глаза из орбит вылезают, а изо рта слюна капает, как у полоумных. Фу! В армии они хоть устают, а тут даже скопившуюся энергию сбросить не могут.
В результате на работу я безнадежно опоздала. Взлетела по лестнице, когда на колокольне Храма всех богов звонили к началу служб. Распахнула незапертую дверь, едва не пришибив замешкавшегося Густаво, и ввалилась в уже заполненную людьми гостиную.
— О, возвращение заблудшей дочери! Мы уже и не чаяли, — первым заметил меня Жерарда и по-отчески обнял. Я немного смутилась. — А это откуда? — он коснулся моей щеки и только тогда я ощутила, как саднит царапина на скуле.
— Так к вам торопилась, что зацепилась за косяк. Вы же знаете, какая я неуклюжая, — попыталась отговориться я, но одного его проницательного взгляда оказалось достаточно, чтобы заставить меня замолчать.
— Знаю. Не ввязывайся в неприятности. Ты самый важный человек в этом проекте, а возможно и во всем Мидгарде, — заговорил он вкрадчивым шепотом так, что каждое слово отдавалось глубоко внутри. — Пойми, без тебя все пойдет прахом: этот проект, я и, быть может, весь мир.
Мне стало жутко стыдно. Перед глазами плыли картины наших с Микашем приключений. О чем я только думала? Ведь я уже давно не беспечный ребенок, как та девчонка из нижнего города. Пора, пора уже вести себя как разумный взрослый человек.
— Проходи, по тебе все соскучились, — он добродушно мне подмигнул и кивнул на остальных работников лаборатории, которые приветливо улыбались и махали руками у накрытого по-праздничному стола.
Послышались приветственные возгласы. Все радовались мне, как родной. Хлопали по плечам, справлялись о делах. У девчонок глаза были на мокром месте, ежеминутно раздавались тихие всхлипы. Люцио задорно шутил и предлагал подраться на кулаках в шутку. Шандор по своему обыкновению сыпал восточными мудростями и не было понятно, всерьез он или смеется. Погруженный в науку Клемент-таки соизволил ненадолго выйти из своих мыслей, рассеяно улыбался и воодушевленно рассказывал о планах на нашу учебу, чем неимоверно пугал нас с Торми. А у Джурии, которая заметно похудела от волнений за семью, просияла, как только речь зашла о ее любимых цифрах. Строгий Сезар удивлялся, что мы до сих пор не сбежали от неженских занятий к красавцам-Стражам, выразительно поглядывал на меня, и я отвечала ему невинно-непонимающим взглядом, пока Торми не обозвала его старым ханжой. Жерарду пришлось их растаскивать. Даже Кнут и Кьел вели себя почти как нормальные люди и пытались поддерживать разговоры кивками и односложными фразами. Как же я соскучилась! Как будто они действительно стали моей хоть и немного странной, но настоящей семьей.
А после возобновились занятия. Мне снова пришлось денно и ночно корпеть над книгами и бумагами, чтобы наверстать пропущенное из-за болезни и отсутствия. Девчонки помогали как могли. Наставники в меру своих характеров относились благосклонно и снисходительно. Жерард пристально за всем наблюдал и часто справлялся о моем самочувствии и настроении. Все называли меня его любимицей, и меня это немного задевало. Ну, особое положение, слова против никто сказать не может. И ощущение, что я хуже всех во всем, не оставляло.
После того, как я догнала девчонок по занятиям, мы снова начали учиться вместе. Задания усложнились. Клемент задавал сложные головоломные задачи, где требовалось учитывать много условий, чертить замысловатые трехмерные фигуры и вычислять их объем. Когда мы это освоим, он говорил, то добавит четвертое измерение — время, и пятое — ауру. Звучало угрожающе.
Люцио теперь учил нас отличать правду от вымысла. Выяснилось, что свои несуразные байки он травил именно для этого. Правда, порой казалось, что он настолько увлекался процессом, что напрочь забывал про цель. После его занятий, я была уверена, что никакой карманник меня больше не ощупает, а мошенник не сможет запудрить голову. Смысл был в том, чтобы не концентрироваться на словах и их смысле, а на действиях, движениях рук, едва уловимом шевелении мышц лица, глазах, позе, изменениях в тембре голоса. Если и это не поможет, а те, кто овладел искусством обмана в совершенстве, не выдают его так легко, то нужно наблюдать за едва заметными колебаниями ауры, которая истончается и приглушает свет, когда человек неискренен или задумал недоброе. Про этот секрет мало кто знает, а еще меньше достаточно наблюдательны, чтобы успеть уловить едва заметные изменения за тот краткий миг, который допускает человеческая мысль. Люцио говорил, что как только мы овладеем этим искусством в совершенстве, он научит нас туманить чужой разум. Мне этого не хотелось. Я даже поспорила с Люцио, правда, он ко всему относился настолько легко, что отмахнулся, даже не задумавшись. Мол, так начальство велело, так все делают, ничего не знаю. Ну я и обратилась… к Жерарду.
— Я понимаю, что тебе неприятно и не оправдываю лжецов. Просто иногда цель настолько важна, что ради нее можно поступиться всеми принципами. А для этого надо учиться и быть во всеоружии, когда время придет. Ты же хочешь пробудить Безликого и остановить войну?
Я внутренне сжалась. И после тяжких раздумий все же кивнула. Он прав. Вон чего добился — целая лаборатория у него в распоряжении, новых людей нанимать собирается, в совете выступает. А я только ныть и хныкать умею. С этим далеко не уедешь. Но все равно вспоминая Безликого, его образ, каким он мне представился в лабиринте вэса, я не была уверена, что он бы одобрил обман или любые сделки с совестью. Или это я настолько наивна и никогда не понимала его до конца. Ни его, ни окружающих людей, ни весь это странный сумасшедший мир, где быть доброй и честной уже давно не в моде.
Шандор добавил к гимнастике упражнения по медитации. Сидишь в какой-нибудь дурацкой позе, с завязанными в узел ногами и представляешь узор из пестрых цветных фигур: круг, внутри квадрат, внутри еще один круг, все обрамлено идеально ровными лепестками, а в самом центре бесконечное множество скрещивающихся треугольников. Каждую детальку можно рассматривать часами и узнавать в ней изображения богов и духов и их символов. Все выстроено в строгом порядке, каждая фигура, каждая деталь, каждое существо на своем месте, как и в мироздании. Только от многообразия голова кружится, и кажется, что ты выпадаешь куда-то в необозримое пространство, теряя телесную оболочку. Становишься всем и ничем одновременно. Но долго так никто из нас не выдерживал, а когда немного обвыклись, так и ощущения вернулись обычные, человечьи. Шандор говорил, что это «первая ступень».