Нетореными тропами. Часть 2 - Светлана Гольшанская 37 стр.


Микаш обернулся к Гэвину, надеясь наконец увидеть таинственные крылья у него за спиной, но их не было.

— Дальше ты должен идти сам. Выход в том доме, — Гэвин кивнул на старую покосившуюся лачугу, поправить которую у единственного маленького мужчины в семье силенок пока не хватало.

Микаш с трудом сглотнул, пытаясь промочить мигом пересохшее горло.

Летом темнело быстро. И пахло так знакомо. Этот запах — крови, мертвецов и упырей — долгие годы преследовал его в кошмарах.

— Не подведи, — Гэвин подтолкнул его к двери.

Микаш сделал глубокий вдох и ступил за порог. Здесь царил такой же порядок и умиротворение, как в тот день. Вещи на своих местах, пахнет свежими пирожками — мама готовила их только по большим праздникам. Самой ее нет. Ее растерзанное тело осталось посреди улицы. Вот на стуле между стеной и столом сидит сестра и впервые смотрит на него умным осознанным взглядом. Улыбается.

И тут упырь впивается в ее тонкую шейку клыками. Темные струи крови мажут его губы, текут сестре за шиворот. Бездыханное тело с грохотом падает на пол. Фантом из племени Ночных Ходоков улыбается.

Ярость вскипает, поднимается приливной волной. Гораздо сильнее, чем прежде. Микаш тянется за мечом, но на поясе болтаются пустые ножны. Голыми руками, голыми руками он разорвет его мерзкую пасть!

Микаш ринулся на Ходока, но тот перехватил его легким движением и оттолкнул с такой силой, что затылок до оглушительной боли врезался в стену.

— Глупец! Думал справиться со мной так легко? — глумился он.

Микаш открыл глаза и будто уставился в собственное отражение — настолько похоже Фантом скопировал внешность. Жесткие губы кривились в мерзенькой ухмылке, глаза — один голубой, другой зеленый — смотрели с пекучим презрением. Лазурный плащ скрывал всю фигуру.

Микаш отер ладонью кровь со лба и попытался сделать шаг вперед, но ноги подвели, и он едва не рухнул, ощущая, как телепатические клещи сдавливают голову.

— Я не Фантом, до сих пор не понял? — усмехнулся демон, немного отпустив хватку, чтобы Микаш наверняка услышал. — Я это ты, безо всяких чар и уловок. Не веришь?

Он подхватил тело сестры, безвольно развалившееся на полу и заставил Микаш взглянуть на нее хорошенько. Ее черты изменились. Он ужасом узнал в них… Лайсве.

— Смотри, не смей отводить взгляд, — хохотал демон.

Она открыла кристально-голубые и ласково улыбнулась Микашу. Демон резко руками и оторвал ей голову. Алая кровь вспенилась и хлестнула ручьем. Демон швырнул голову Микашу, словно мяч. Тот бездумно поймал ее. Дрогнувшие руки тут же уронили ее, на одежде остался кровавый след.

— Я — это все хорошее, что есть в тебе, — демона надвигался медленно и неумолимо, как хищник, загнавший дичь в угол и играющий с ней. — Ярость, гнев, зависть, ревность, гордыня и презрение — вот что я такое. Ты бы знал, как я ненавижу твое слюнтяйство и пресмыкание перед высокородными.

Микаш только и мог молча таращиться на него, в глубине души понимая, что он говорит правду. Демон. Тот что сидит внутри.

— Ах, моя любимая Лайсве, — он подхватил голову и принялся перекидывать ее с руки на руку, а потом пнул ногой со всей силы так, что она отлетела в дальний угол. — Стелешься перед ней как тряпка, на задних лапах прыгаешь, а она об тебя ноги вытирает и насмехается. Того и гляди, поводок наденет и станет водить за собой повсюду, как ручную зверушку. Тупую и слабую. А маршал Комри? Ты же чуть ли не землю под его ногами вылизывать готов. За что? За то, что сделал тебя рыцарем? Ты и впрямь настолько наивен? Уже наступал на эти грабли поди сколько раз. Он же совсем как милорд Тедеску тебя использует. Кормит обещаниями о несбыточном, а сам только и думает, как тебя в расход пустить. Он использует тебя, делает что-то с тобой, лепит, а ты даже не понимаешь зачем. Я скажу зачем: чтобы орден сохранить. Чтобы рыцари и дальше плясали на костях селян, спали с их женами и бросали никому не нужных детей на произвол судьбы.

А эти высокородные выскочки-командиры? Идешь у них на поводу, терпишь плевки и издевательства, потому что боишься место потерять. Собачье место! Это они, Комри и принцесска заставили тебя забыть, кто ты есть и как ты их ненавидишь.

Я! Я достоин возвыситься над всеми и вершить справедливость. Отправить всех на костер, и Комри — первейших. Пускай знают, каково нам было прозябать и голодать, каково было, когда мы молили их о помощи, а они отворачивались, потому что мы не могли заплатить. Пускай их будут преследовать, пускай их дети останутся сиротами и будут скитаться по свету неприкаянными бобылями.

Так давай же, сдохни наконец и уступи мне место, чтобы правосудие свершилось!

Микаш таращил глаза и старался отдышаться. Мыслить трезво. Это всего лишь кошмарный сон. Сколько их было? Сколько еще будет?

«Не подведи! Не позволь, чтобы мои усилия оказались напрасны!» — словно издалека ветер принес отголосок полуистлевшего эха. И еще: «Я буду ждать, ты только вернись». Пальцы сами нащупали мягкий локон. Все не так! Кривое отражение! Коварный демон внутри! Почему медлит? Мог бы, давно бы уже убил.

Не обращая на злобную тварь внимания, Микаш подошел к голове Лайсве, бережно ее поднял и приставил ее к телу.

— Что ты делаешь, тупица! — демон сплюнул и попытался пнуть Микаша носком сапога, но тот оказался проворней.

Сколько раз мечтал дерзнуть еще когда прислуживал Йордену? Обхватил стопу и дернул так, что демон распластался на полу. Микаш снова принялся приставлять голову Лайсве к телу.

— Это Царство снов. Здесь все возможно. Я могу быть сильнее тебя, уверенней и умнее, чтобы не слушать той чуши, что ты несешь, — отвечал он ледяным тоном, который удивлял его самого. В ладони вдруг появилась нитка с иголкой, и он принялся пришивать голову Лайсве на место. — Я даже могу заставить тебя молчать и слушать меня. Ведь знаешь, ты такой умный и гордый, не понимаешь простых вещей. Возьмешь правосудие в свои руки, отомстишь — и ничем не будешь отличаться от них. Будешь также стяжать, также жадничать и безразлично проходить мимо чужих страданий.

Демон, кряхтя, подбирал себя с пола, пока Микаш продолжал пришивать голову к телу.

— Ничего не выйдет! У тебя ничего никогда не получится, вечный неудачник!

— Возможно, — все также бесстрастно отвечал Микаш, не глядя на демона. — Но я все равно не перестану пытаться. И, быть может, когда-нибудь даже до тебя дойдет?

— Что? — огрызнулся демон и попытался напасть, но будто наткнулся на невидимую стену.

— В мире есть и хорошие вещи: любовь, дружба, преданность, благородство, доброта, отвага, героизм. Среди высокородных — тоже. На них мир и держится, а без этого потонет в хаосе алчности, корыстолюбия и подлости. Он умрет, потому что эти вещи ни дать жизнь, ни поддерживать ее не могут. Ненависть и жажда мести порождают только еще большее зло. А я не хочу. Пока они есть со мной — Лайсве и мастер Гэвин — не хочу ни жечь, ни карать, ни нести правосудие, ни уж тем более сворачивать этот мир со своей оси. Я хочу жить и наслаждаться каждым отведенным мне мигом счастья и не думать о неудачах и обидах, ни былых, ни будущих. Такова моя воля!

Микаш оборвал нитку, закончив шитье, склонился над бездыханным телом милой, самой дорогой Лайве. Коснулся холодных мертвых губ, и солоноватый привкус крови истлел, а вместе с ним и могильная стылость. Микаш открыл глаза. Кристально-голубые глаза смотрели на него с умиротворенной улыбкой.

— Вернись ко мне, — вкрадчивый шепот пробрался в самое нутро, озарил неистовым светом.

— Я постараюсь. Изо всех сил!

Он посмотрел в разноцветные глаза скалившегося за невидимой преградой демона. Решительно поднялся. В ладонь приятно теплотой лег обтянутый кожей эфес, тяжесть стали оттянула руку. Микаш улыбнулся:

— Давай посмотрим, кто из нас сильнее.

Ринулся в бой. Скрестились клинки, заскрежетала сталь. Давно Микаш не упивался битвой, давно не сражался с такой страстью, забыв обо всех тревогах и волнениях. Только движение, тяга идти вперед, становиться лучше с каждым шагом, направляли его теперь. Зов крошечной северной звездочки в необозримой дали, ускользающее эхо призрачных голосов. Удар, блок, резкий выпад и шаг назад, отраженная в последний миг атака. Микаш знал всего его приемы, как свои собственные. Знал, как он будет парировать, куда нанесет следующий удар, всю его тактику до последнего движения предугадывал. В ритме сердца, ускориться, увернуться, обманный выпад снизу, замедление и резкий неожиданный рывок, чтобы обезоружить незадачливого противника. Меч глухо ударился об землю.

Микаш приставил острие к горлу противника.

— И все равно ты самый глупый человек в Мидгарде, — рассмеялся демон. — Нельзя убить свою тень. Без нее и ты жить не будешь.

— Зато можно подчинить, — Микаш распорол лезвием кожу, багряная капля скатилась за шиворот. — Отныне ты лошадь, а я всадник.

— Быть может, сейчас ты победил, но однажды ты увидишь, что правда на моей стороне: твои друзья только и делали, что лгали тебе и использовали. Тогда ты сам приползешь ко мне на коленях и будешь умолять занять твое места. Ибо я есть дух справедливости и возмездия!

— Заткнись и подчиняйся! Выведи меня отсюда!

— Слушаюсь и повинуюсь, мой пока еще господин! — рассмеялся он зловеще гортанно.

Свет померк. Когда Микаш вновь открыл глаза, он лежал посреди шатра. Сверху будто каменной глыбой придавило ощущение собственного тела, разбитого и обессилившего. В горле была сушь не хуже, чем в пустыне, в ушах шумело, перед глазами возникали темные пятна и никак не хотели исчезать. Микаш с трудом сделал вздох, второй, третий. Прояснилось.

Тихо потрескивали дрова в жаровне рядом, освещая внутренности тусклым светом.

— Живой? — хриплым баритоном спросил сидевший рядом маршал. Он был полностью нагой, только лицо скрывала круглая деревянная маска, обклеенная соломой. Синие глаза словно кошачьи светились в прорезях. По сухощавому торсу змеились черные татуировки. Непонятные знаки — Микаш едва различал их очертания в полумраке.

Он с трудом раздвинул челюсти. Звук из отвыкшего говорить горла извлечь удалось только с третьего раза. Пристойный — с пятого.

— Вы все видели? — просипел он в конце концов.

Гэвин стянул маску и поправил сбившиеся от пота в сосульки волосы:

— Все кроме хижины, — ответил он, доставая из-за пазухи платок и вытирая им нос.

Микаш отчетливо уловил запах солоноватый запах крови и вгляделся в ауру маршала. Обычно тяжела и плотная, почти осязаемая, сейчас она была тусклой и порванной в клочья. Как будто он… От одной мысли все переживания за глупые слова как рукой сняло.

— Вы надорвались?!

— Пройдет, не обращай внимания. Я знал, на что иду. Спасибо, что не подвел.

Микаш продолжал пристального его рассматривать. Зачем лезть в самое пекло ради никому не нужного безземельного рыцаря? Просто из приязни? Можно ли на этой надеяться и закрыть глаза на все остальное? Или это снова говорит тот демон?

— Что это за татуировки? — спросил он, плохо соображая, что еще следует сказать.

— Это? — Гэвин загадочно улыбнулся и опустил взгляд себе на живот. — Напейся до беспамятства в порту Поднебесной, и у тебя такие будут.

Микаш почувствовал, что Гэвин не до конца откровенен. Или это снова демон в бессильной ярости скребся когтями изнутри. Стоило поговорить начистоту, искренне, спросить напрямик. Может, тогда демон отстанет?

— Я видел его, своего демона, сражался с ним, почти победил, но последний удар нанести не смог. Демон сказал, что мои друзья что-то от меня скрывают, и когда я узнаю, что именно, то сам попрошу его занять мое место.

Гэвин тяжело вздохнул и отвел взгляд.

— С некоторыми вещами справиться до конца нельзя. Они умрут только вместе с нами. Вот к примеру обычные демоны, твари Червоточины — не будет их, не будет и Стражей. Также и с внутренним демоном. Пока есть борьба, есть и личность. Одна половина может подавить другую, запрятать вглубь, но убить — никогда.

Он замолчал, чтобы перевести дух и снова принялся вытирать нос платком. Видно, кровотечение не хотело останавливаться. В сумраке Микаш не мог разглядеть, да и зрение подводило.

— Вы не ответили на вторую часть вопроса.

— Ты очень настырен для того, кто только выбрался с того света, — Гэвин снова сделал паузу, окидывая Микаша своим леденящим пристальным взглядом. — Мы больше всего скрываем от самых дорогих людей, никогда не замечал? Боимся их расстроить или потерять их расположение. А есть такая правда, сказать которую непереносимо тяжело. И мужества на это требуется гораздо больше, чем встретиться лицом к лицу с ордой демонов. Душевная боль всегда страшнее и сильнее телесной.

— Но ведь больно также и тому, кому врут. И когда правда всплывет, а она все равно всплывет рано или поздно, ему будет во стократ больнее.

Гэвин горько усмехнулся и снова отвел взгляд.

— Есть еще такая правда, которую лучше не знать для собственного же блага и для блага всего мира. А последнее, по сути, самое важное. Все, чтобы сохранить мир, — он с кряхтеньем приподнялся и, прежде чем уйти, бросил на Микаша последний взгляд: — Если действительно переживаешь из-за меня, то просто не подводи меня больше. Ты мне нужен.

Он зашагал прочь тяжелой ковыляющей походкой. Отвернул полог, а за ним уже багрянцем горел восход. Демона Микашу пришлось успокаивать самому. Тренировка силы воли. Вскоре пришли целители. Долго таращили глаза и не могли поверить, что он очнулся. Стали что-то делать, тормошить, проверять пульс, заглядывать в глаза. Зельями залили по самое глотку так, что в животе булькало и назад перло, чем-то натирали. И где-то во время этого Микаш уснул крепким здоровым сном.

***

После прихода известия о ранении Микаша я ходила как в воду опушенная. Ничего не видела, не слышала, не воспринимала. Жерард не отпускал меня домой и наблюдал как во время болезни. Говорил, что я не в себе. Я слушала его как будто со стороны, как будто все происходило не со мной, а я настоящая куда-то исчезла. И не до чего не было дела. Даже думать толком не получалось. Единственное, что я смогла — написать письмо. Не знала, правда, успеет ли почтовый голубь его доставить и сможет ли кто-то прочитать его и передать мой локон. В сердцах даже обругала его обожаемого маршала Гэвина, который не смог его уберечь, и требовала, чтобы тот его спас каким-то чудом. Умом-то понимала, что это глупо и по-детски. Просто… жуть разъедала изнутри, сводила с ума, заставляла то выть волчицей, то проваливаться в глухую апатию, не желая понимать, что происходит.

Но через пару недель пришло новое послание, от самого маршала. Он сухо сообщал, что Микаш пришел в себя и опасность для его жизни миновала. Скоро он вернется домой. Гэвин интересовался, довольна ли и напоминал, что теперь обязанность поставить Микаша на ноги возлагается всецело на мои плечи. Маршал надеялся, что я отнесусь к ней со всей ответственностью, и Микаш сможет участвовать в следующем походе.

Вначале мне хотелось возмутиться. Мол, причем тут я? Я ведь ничего никому не обещала. А потом подумала, что все равно буду помогать из последних сил, потому что это Микаш, и он обожает своего демонова маршала и свою службу. Без нее он будет несчастлив.

К его возвращению я основательно подготовилась: узнала у целителей все про лечение серьезных ран и восстановление после них, закупила мазей, трав, притирок, наделала из старых тряпок бинтов. В храме Вулкана подсказали еще несколько снадобий и поинтересовавшись о моей беде, объяснили, что у человека после такого могут быть и душевные проблемы, решить которые тоже придется, чтобы он не сломался во время следующего своего боя. Я больше разговаривала с больными, интересовалась их проблемами. Думала, пыталась предугадать, каким Микаш будет после этого.

Его привезли на повозке в первый день осени. Армия с торжественным маршем должна была вступить в город через неделю, но раненные прибыли быстрее, чтобы получить должную помощь и не мучиться в дороге дольше необходимого. Я с трудом узнала его: тощего, бледного, осунувшегося, будто плешивого кота. Правую руку он держал на перевязи. Насколько я поняла, демон сильно повредил ему плечо и рукой сейчас нельзя было пользоваться.

При виде меня усталые глаза сразу же потеплели. На устах заиграла добрая улыбка. И казалось, что выглядит он гораздо более уверенным и умиротворенным, чем раньше. Смахнув оковы задумчивости, я подбежала к нему и порывисто обняла, стараясь не задеть больную руку. Дыхание опаляло жаром кожу, шершавый большой палец обвел контур моего рта, губы сомкнулись на губах в долгом отчаянном поцелуе.

Назад Дальше