Хлою Ферранте не гнал – и на том спасибо. Все-таки какой-никакой, а дом отыскать очень сложно.
Я перестала у них появляться, забывшись работой и учебой. Встречалась с Хлоей в верхнем городе, болтала о том о сем, в нижний ходила только проведать Лелю и раздать милостыню. Так текли месяцы.
Как-то на изгибе лета, в знойный солнечный денек мы с Хлоей перекусывали в маленькой, но зато опрятной и надежной термополии, слушая вполуха похабные шутки, которыми перебрасывались отдыхающие от занятий студиозусы. Хлоя вдруг сказала:
- Я согласилась на предложение Ферранте.
Глиняная пиала, из которой я пила терпкий травяной отвар, выпала из руки и разлетелась на осколки, замазав подол платья. Жаривщий на углях каштаны повар и подавальщик в одном лице посмотрел на меня с укоризной.
- Зачем? Разве ты его любишь? И ты еще так юна.
- Ну все девчонки хвастают своими женихами, выходят замуж, спиногрызов рожают и только о них щебечут, а мне уже и поговорить не с кем. С братьями же я не могу больше…
Я передернула плечами.
- Если уж быть как все, то до конца, чтобы не застрять посередине.
- Ну да. Поздравляю! А что Ферранте?
- А что он? Он же как рыба. Говорит только на проповедях. Снова стал их читать по выходным, ты не знала? Горбатого, видно, только могила исправит.
Я тяжело вздохнула.
- Ну так будешь помогать с подготовкой? Хочу всем носы утереть. Хотя бы в нижнем городе.
Ух, как она вдруг повзрослела. Замуж, дети – совсем иные песни, чем мечты о грабежах и драках. Скоро и она уйдет в непознанный мной мир взрослых, станет серьезной матроной, матерью семейства, обременённой заботами и тревогами, а я так навсегда и останусь глупеньким пустоцветом. И эти взрослые, зрелые женщины будут смотреть на меня свысока, неодобрительно качать головой, поджимать губы и говорить: «Фу! Незрелая! Наивная! Великовозрастный ребенок». Впрочем, конечно, какое мне дело? Я сама выбрала этот путь.
- Конечно, помогу, чем смогу.
Свадьбу назначили на середину осени – сезон для сочетаний молодых пар. Я составляла списки гостей, рассчитывала, на что хватит наших скудных средств, где можно взять угощение, наряды и цветы подешевле, всеми правда и неправдами разузнавала, как проводят свадебный обряд единоверцы и что будет требоваться от супругов в браке. Выходило, что они просто произносили клятвы, обменивались браслетами и поцелуями, потом вкушали из рук друг друга ритуальную еду. От жены требовалось уважать и холить мужа, следить за его домом и воспитывать детей, от мужа – беречь и защищать жену и детей, обеспечивать им достойное существование. В почете были обоюдная верность, взаимопонимание, скромность и терпимость, порицались измены, насилие и ссоры. Почти как в нашем Кодексе, только жаль, что все его заветы теперь сохранялись лишь на бумаге. Но, может, у единоверцев выйдет лучше.
Хлоя ни во что особо не вникала, полностью доверившись мне. Только щебетала счастливо и высказывала свои пожелания, порой совсем уж невероятные. Я взялась пошить ей платье, а Ферранте рубаху с одинаковым орнаментом. Тем более, от работы в храме я освободилась. Предложила им еще немного поухаживать за больными за деньги, но они развели руками со словами – денег нет, орден не отчисляет ни медьки, своим не хватает. Мда, что же дальше будет?
Шила из выбеленной льняной ткани. У Хлои по подолу, рукавам и вороту вышивала красные хризантемы вместо обережной вышивки, которая бы вряд ли пришлась по вкусу единоверцам. У Ферранте на спине рубахи полыхающий алым единоверческий знак. Очень надеялась, что он хоть немного оттаял или хотя бы из приличия не станет выкидывать рубаху на помойку.
Еще один подарок для него доставать пришлось тайком. О них шептались на улицах, за них можно было запросто угодить за решетку, все делали вид, что ни слухом, ни духом, но если знать, где надавить, то вполне можно разжиться. Главное, чтобы после не раскрыть и не потерять по глупости. В нижнем городе, в тайном месте у разбитой набережной закутанный по самые глаза в неприметную серую ткань перекупщик протягивал мне небольшой холщовый сверток. Люди Лелю дежурили поблизости на случай, если что-то пойдет не так. Чтобы заплатить за эту вещицу, мне пришлось даже кое-что продать и взять немного взаймы у Микаша, но оно того стоило.
- Вы не называете свое имя, а я ничего не спрашиваю, - вкрадчивым шепотом сказал он, пересчитывая монеты. – Вы не видели меня, я не знаю вас.
Я кивнула и хотела было развернуть и посмотреть, но перекупщик остановил.
- Вы что, не здесь! Даже у стен есть глаза и уши.
Ну что ж, подушечками пальцев я уже прощупала под тканью нужный силуэт, жесткий и крепкий, явно не из веток. Значит, не обманул. Не прощаясь, перекупщик зашагал прочь, а я направилась к Ферранте. Пора было нарушить наше затянувшееся молчание.
Хлои не было, она как раз работала в верхнем городе, а вот Ферранте как раз латал кровлю. Я взялась ему помогать: подавать и придерживать доски, пока она забивал в них старые, но аккуратно зачищенные от ржавчины гвозди, и замазывал глиной.
Он окончательно выздоровел и заметно заматерел за это время. Отпустил бороду, и она курчавилась у него на щеках маленькими темными кольцами, пряча оставшиеся после побоев шрамы.
- Ты снова проповедуешь? – поинтересовалась я невзначай, когда мы спустились в дом перекусить.
- Сюда приходил старец-пилигрим в коричневом балахоне. Он проповедовал лучше меня, люди заслушивались и оставались, кое-кто даже принял веру. А потом его хрупкое здоровье не выдержало, и он слег. Попросил меня заменить его на время, они все просили, его паства. И я сдался. А потом старик умер…
Ферранте понуро замолчал. Мы сидели так довольно долго: опершись локтями о стол и свесив на ладони голову. Глаза в старую, потрескавшуюся от времени столешницу.
- Зачем ты это делаешь?
- Сам не знаю. По привычке, наверное. Привычка хуже всего.
- Я не об этом. Зачем ты женишься на Хлое, вы ведь друг друга не любите.
Он встрепенулся и задумчиво повел плечами. Отвернул голову.
- Не всем везет найти любовь и соединиться с ней, не все могут жить высокими порывами и надеждами о несбыточном. Кому-то приходится довольствоваться тем, что есть. Свыкнуться и думать о Едином, о его заветах и нуждах больше, чем о своих собственных. Любви не будет, но будет семья, надежная и крепкая, будут дети – продолжение рода, ветки от дерева с молодыми зелеными листьями. И может, они будут лучше, сильнее и счастливее нас, и смогут привести людей, всех, даже инаковерцев в благостный край.
- Это неправильно.
- Но так должно. Этого от нас ждут все.
Мы снова замолчали. Почему-то снова стал вспоминаться Микаш, наши с ним странные отношения. Возможно ли, что я тоже просто сдалась от отчаяния? Возможно ли, что так же не чувствую ничего, а просто иду от жизни к смерти, как все. Морочу всем голову, ему в особенности. Он ведь искренне любит, как никто и никогда в моей жизни…
Я достала вышитую для него рубаху, развернула и показала ему.
- Красиво, хоть и не по-нашему. Видно, что от чистой горячей души.
Я пожала плечами.
А говорили, что души у меня нет.
Он примерил. Оказалось ровно в пору, мне понравилось, как село. И вышивка сзади выглядела просто отлично. Старое мастерство не забылось – и то хорошо.
- Я, если честно, хотел, чтобы все было скромно, но вижу, что ты решила устроить пышный праздник.
- Этого хочет Хлоя. Думаю, ей так будет проще.
Ферранте не стал спорить. Мы обменялись молчаливыми поцелуями в щеку и распрощались.
Я вернулась в квартиру Микаша. Он был в городе в отпуске, отлучился на тренировочное поле, скорее всего. С новым назначением он проводил там все больше времени, разминаясь и оттачивая мастерство фехтовальщика. Пришел поздно. Я сидела в сорочке на кровати с ногам и перечитывала Кодекс ордена.
- Что с тобой? Кто-то обидел?
- Нет, просто думаю. Почему люди женятся? Тут нигде об этом не говорится.
- Ты хочешь замуж? – сразу же встрепенулся он.
- Нет, Безликий упаси. Просто… зачем? Неблизкие люди, у которых нет ни приязни, ни даже общих интересов соединяются клятвами, чтобы всю жизнь мучиться и поступаться совестью.
Он сел рядом, я распрямила ноги, и он положил голову мне на колени. Мои пальцы тут же зарылись в его густые жесткие, как медвежья шерсть, волосы и принялись перебирать пряди.
- Природа, предназначение, - заговорил Микаш задумчиво-веско. - Мирозданию нужно, чтобы мы плодились и размножались. Место павших воинов занимали новые молодые бойцы. Потому это так приятно.
- Даже если не любишь?
- Мне кажется, что многие просто бояться любить: сильно, глубоко, искренне. Это больно, как будто сердце сжимает в тиски, а кишки ползут наружу. И хочешь вырвать все это из себя и сдохнуть, лишь бы не чувствовать. Вот многие и не хотят такого. Без боли спокойнее и жить легче.
- А ты?
- Я когда-нибудь выбирал легкие пути?
Я засмеялась. Он выхватил мою ладонь и принялся целовать пальцы по одному, как любил делать.
- А семья, близкие – это своеобразный рычаг общественного давления, - продолжал философствовать он. – Когда ты один, и от тебя никто не зависит, ты можешь делать все, что угодно и расплачиваться за это придется только своей жалкой, никому не нужной жизнью. А когда у тебя за плечами куча родичей, так или иначе придется подчиняться, чтобы от твоих необдуманных поступков не досталось им. Пока у тебя есть дорогие люди, тобой легко можно манипулировать. Поэтому общество и порицает одиночек.
- Особенно девушек.
- На мужчин тоже давят, поверь.
- Да, я понимаю, и это очень жаль. Люди должны жить со свободной волей, любить и поступать правильно, потому что это исходит изнутри, а не кто-то им навязывает.
- Это была бы утопия, - он поднялся и придвинулся ко мне вплотную, наши лица вровень, горячее дыхание опаляет лицо. Я разглядываю каждую мельчайшую его черточку во все глаза и стараюсь понять. Зачем я с ним? – Но у нас все может быть так, как ты захочешь. Чего ты хочешь?
Так близко, что его терпкий горьковатый запах обволакивает и дурманит. Зрение становится мутным, а голова пустой и тяжелой. Ощущение его тесной близости сводит с ума, даже одежда не мешает чувствовать, а только усиливает томление, жар, болезненную пульсацию. Руки сами льнут к нему, а с губ камнем срывается вожделенный стон. И вот уже шершавые пальцы скользят по моей ставшей невероятно тугой и чувствительной коже, стаскивая сорочку через голову. Зачем? Люблю ли я его?
- Чего ты хочешь? – настаивает он хриплыми голосом, ладони стискивают грудь, приподнимают и бередят, что аж дышать трудно.
Люблю ли? Или просто жажду заполнить пустоту внутри? Утолить одиночество? Стать как все? Хочу знать.
Легкое дразнящее прикосновение между бедрами. Раздумью не остается места, не остается места желаниям, кроме одного – раскрыться шире и позволить обладать собой.
- Х-хочу, - шепчу я, почти плача.
Он не такой, как все мужчины. Его приходится упрашивать там, где другие берут силой.
Я обхватываю его лодыжками и прижимаюсь сама, окунаю в себя, потому что ни мгновения не могу прожить, не чувствуя его внутри.
Что есть любовь?
***
Мы удачно выбрали день свадьбы: ясный и безветренный. Ферранте ушел первым, а мы с Хлоей остались делать последние приготовления. Я заплетала ее непослушные волосы в высокую прическу, добавляя туда белые цветы и тонкий льняной платок. Она нервно кусала губы и дергалась, не давая мне закончить.
- А может не надо? Я уже не так уверена…
- Ну так пойди и скажи ему. Это не будет большой трагедией.
- Ты не понимаешь. У тебя есть твой Стражик, красивый, сильный, знаменитый. Золота небось горы домой приносит, тебя в шелка и жемчуга одевает. И в постели явно не промах.
- Хлоя!
- А что мой? Он же недотепа, убогий совсем, беднее храмовой мыши да еще и единоверец. Неужели я ничего лучшего не достойна?
- Не хочешь – не выходи замуж, я же сказала. Пойди и все объясни ему сейчас. Это будет лучше, чем если ты потом будешь мучить его упреками и мучиться самой.
- Но а как же… Кто меня еще тут возьмет? Только если в дом терпимости. И все.
- Тогда чего переживаешь? Реши для себя сама, нужен тебе этот брак или нет. И не кивай на то, что другого выхода нет или что Ферранте обидится, потому что это не так. Это целиком и полностью твой выбор. И тебе, только тебе потом отвечать за его последствия.
Хлоя горестно вздохнула:
- Я никогда больше не стану Королевой воров, даже в мечтах…
Я обняла ее, чувствуя, как по ее лицу текут слезы.
Церемонию решили проводить на площади у разбитого фонтана, где было достаточно места, чтобы всех вместить. Площадь украсили цветами, кедровыми лапками, пестрыми лентами. Кругом поставили столы с нехитрым, но сытным угощением: квашеной капустой, репой, тыквенными пирогами, пышными пирогами. Собралась целая толпа: соседи, знакомые, цветочницы, все, кто поддерживал единоверцев и знал Ферранте по его проповедям, люди Лелю. Даже братья Хлои явились, правда, держались на почтительном расстоянии. Церемонию проводил еще один странник-пелегрим, по счастливой случайности оказавшийся в городе в нужное время. В длиннополом коричневом балахоне, подпоясанном веревкой, он вместе с Ферранте ожидали Хлою у разбитого фонтана.
Мы немного опоздали, заставив гостей поволноваться. Теперь все взгляды были устремлены на нас. Так и ждали скандала, чтобы весело почесать языками на досуге. Я вела ее под руку, сквозь толпу, ощущала ее страх и растерянность, как свои собственные. Она дрожала и ступала мелкими несмелыми шагами. Глаза красные и воспаленные от слез – тут уж мы ничего сделать не смогли, как ни старались.
- Чих напал. Извините, - соврала Хлоя, когда пилигрим посмотрел на нее с немым вопросом.
Он долго пел гимны торжественным высоким голосом, растягивая слова так, что они звенели в ушах набатным колоколом. Спрашивал, по своей ли воле они пришли и уверены ли в своем решение.
Все вокруг ждали, когда Хлоя откажется и убежит. Но она неверным дрожащим голосом ответила: «да». По площади разом пронесся облегченный вздох.
После церемонии гости вручали новобрачным подарки и угощались, пили за их здоровье дешевый сидр, запевали хмельные песни и пускались в пляс. Микаш уже отбыл в поход, да и не решилась бы я тащить сюда Стража – уж очень здесь их боялись. А без него танцевать не хотелось совсем. Вместе с половинчатым Лелю мы в стороне наблюдали за всеми, обмениваясь короткими фразами. Под конец к нам подошли Хлоя с Ферранте.
- Ну как?
- Как-нибудь да будет, - добродушно и немного устало ответил Ферранте.
Они с Лелю отошли в сторонку, дав нам с Хлоей возможность перекинуться последними фразами на прощание.
- Не реви, уже и так лицо красное и опухшее.
Она закусила губу.
- Это конец. Смерть.
- Кто знает, быть может, это наоборот начало чего-то нового и удивительного.
- Он ужасен!
- Дай ему шанс. Знаешь, у меня с Микашем тоже далеко не сразу сложилось. Поначалу он тоже мне казался ужасным грубым медведем. А потом… потом я поняла, что медведи могут быть очень ласковыми и поддержать там, где другие швыряют в тебя камнями. Приглядись, и ты увидишь в Ферранте много чего хорошего.
- А что ж ты сама его не выбрала? Хочешь, он весь твой с потрохами. Забирай!
- Хлоя! У каждого в жизни своя ноша. Ты ее выбрала сама.
Она фыркнула и отвернулась. На этом мы начали собирать вещи и расходиться.
Как-нибудь да будет.
========== 14. ==========
14.
Микаш с нетерпением ждал, когда можно будет приступить к своим новым обязанностям помощника капитана Мнишека. Уж очень хотелось проверить пределы полученной власти. За время отпуска в Эскендерии Микаш успел набросать несколько черновых планов по реструктуризации роты: выписал имена всех воинов, их возраст и опыт, вид и уровень владения даром, возраст и опыт, сила и боевое мастерство. Составил таблицы и схемы, где составы звеньев были подобраны по наилучшей эффективности и взаимодополняемости. Еще надо было учесть совместимость как по способностям, так и по характеру, но слишком много факторов оставались неизвестными. Придется исправлять уже по ходу дела. Теперь Микаш понимал, зачем маршалу Гэвину знать всех своих людей в лицо и по именам. Хотелось бы и самому также. За всем следить.