— Это от того, что вы никого не любите, — не смеясь и без укора, очень добродушно ответила она. — Как назвали ребенка?
— Что? Это девочка. Никак, — обескуражено сказал Жерард. Какое кому дело до не нужного даже матери младенца?
— Зря. Если не дать ребенку имя, то его заберут мары. Тем более если ребенок нежеланный, — тон был такой, что Жерарду и самому сделалось совестно, что он таких вещей не знает и не хочет понимать. — В самом деле, поделитесь с ней своим теплом, любовью, чего вам стоит? Она ведь совсем одна, совершенно беспомощна. Дети в таком возрасте впитывают доброту, как губки. И все, что вы для нее сделаете, она вернет вам потом с торицей. Нет, конечно, не услугами или золотом, а просто знанием, что она жива и счастлива только благодаря вам, а не матери, которая ее родила и бросила.
— Гизелла, — вдруг произнес Жерард и сам удивился. Не думал, что наивные слова так на него подействуют. — Так звали мою мать. Но я ничего не знаю о младенцах.
— Красивое имя. Уверена, ей пойдет. Вы отправьте ее на время к кормилице в деревню — детям полезен свежий воздух. А как постарше станет, обратно к себе ее заберете. Только не бросайте — ни один ребенок, пускай даже чужой этого не заслуживает.
Они сидели молча, слушали шум дождя.
— Ну а вы почему грустите? — спросил, наконец, Жерард. Она удивленно уставилась на него. — Грустные люди…
— Да глупость. Вы будете смеяться, — отмахнулась она.
— Не буду. Уж поверьте, о глупости я знаю не понаслышке, — горько усмехнулся тот.
— Я приехала в этот город издалека, чтобы найти одного человека, духа огненного. Думала, он тоже меня ищет. Я хотела пробудить Безликого. Мне даже казалось, что я с ним встречалась когда-то, разговаривала вот как с вами сейчас. Он тоже был грустный и даже без дождя. И тут… я даже нашла эту лабораторию, в которой хотели связаться с богами. Но все оказалось пустым — проект лишь уловка для легковерных, таких, как я. На самом деле всем нужны только деньги и развлечения. Даже духу.
Она обняла себя руками, а он сидел, как молнией пораженный. Боялся спугнуть. Горячечный бред, ну правда? Кар! — над самым ухом. Как и вся эта затея с источником мироздания и Норнами. Жерард протянул руку и откинул с ее головы капюшон. Кристально голубыми глазами на него внимательно смотрела третья Норна.
— Свобода? — спросил он дрожащими губами, не чувствуя уже ни дождя, ни холода.
— Лайсве, — улыбнулась она, будто бы тоже узнавая.
========== 3. ==========
Как-то все странно вышло. В один момент я сижу отчаявшаяся на скамейке в парке под проливным дождем, уже готовая сдаться и уехать с эскортом домой не солоно хлебавши, а в другой — несу какую-то нелепую чушь первому встречному и вдруг понимаю, что он и есть мой дух огненный. Настоящий, а не та подделка, которую я видела в лаборатории. Не дав даже переодеться в сухое, Жерард потянул меня в Совет. И вот уже я, мокрая и растрепанная, стою перед двенадцатью высокопоставленными Стражами и рассказывала им всю свою жизнь. Конечно, о некоторых подробностях пришлось умолчать, но никто и не выпытывал настырно и не тянул телепатией, как было у Гэвина. Они только смотрели во все глаза и кивали, кто скептично, кто безразлично, кто и вовсе с какой-то злобой. Но рядом был мастер Жерард, и я чувствовала его защиту и поддержку. Все-таки насколько проще, когда ты не один такой сумасшедший, воющий на луну. Нас уже двое.
После мы с Жерардом условились, что он заберет меня завтра утром из покоев маршала Комри и покажет мое новое жилье. Я не сказала ему, что после ночи с Микашем так и осталась жить в его комнате. Там мне почему-то было уютней и не так тоскливо. И я действительно не хотела никуда уходить. Но… возражать Жерарду сейчас не решилась. Он остался еще о чем-то переговорить с Советом, а я пошла отогреваться перед камином и ужинать. Все думала. Проигрывала разные варианты в голове. Гадала. Не верилось до конца, что все взаправду, что это не очередной обман человека, который просто желает мной воспользоваться. Обман с участием Малого Совета ордена ради того, чтобы воспользоваться мной? — вот это, пожалуй, точно глупость. И если я хочу, чтобы все сработало, то надо забыть обо всех своих сомнениях, довериться — иначе можно и не начинать.
Утром я забрала часть вещей и вернулась к маршальским корпусам, чтобы Жерард не задавал лишних вопросов. Он пришел точно в назначенное время, похвалил меня за пунктуальность и, забрав у меня вещевой мешок, повел к уже знакомой мне лаборатории.
— Я отправил Гизеллу к знакомым в пригород. Там место побольше, не так скучено и чисто. До деревни далеко и неспокойно сейчас. А так я смогу навещать ее почаще и за всем приглядывать. Доверяй, но проверяй, — рассказывал он мне по дороге.
Я улыбалась и кивала. Он нравился мне легким характером и теплым отзывчивым сердцем, а еще тем, что верил в то же, во что и я.
У лаборатории было непривычно пусто. Жерард отпер дверь и пропустил меня внутрь. На шум в прихожую выглянул уже знакомый паренек и удивленно вытаращил глаза.
— Мастер Жерард, вы вернулись?
— Да, на этот раз чтобы остаться и работать. Больше никаких промедлений, — по-доброму ответил тот и подтолкнул меня в гостиную.
Как и в предыдущий раз, на диванчике сидела уже знакомая мне пара. Надеюсь, не придется с ними много общаться. Неприятные они. Я передернула плечами от хищного взгляда мужчины.
— Опять эта полоумная?! — вознегодовал он. — Одного раза ей мало? Вышвырните ее!
— Нет, — Жерард вышел вперед и закрыл меня спиной, но говорил все также приветливо и добродушно, хотя тон вовсе не вязался со смыслом слов: — Эта девушка самый важный человек в моем проекте. А вот вас попрошу покинуть здание. Вы здесь лишние.
— Да что вы себе позволяете?! — продолжал скандалить мерзкий тип.
Но тут грохнула об стену входная дверь, из прихожей донеслись тяжелые шаги.
— Патруль Стражей. Всем оставаться на своих местах! — в гостиной показались несколько рослых стражей в черной с белыми полосами форме. — Нам сообщили, что здесь хранятся запрещенные вещества. Мы должны все осмотреть. Кто здесь главный?
Все испуганно замерли на своих местах. Я внутренне сжалась. Неужели все закончится так бездарно?
— Жерард Пареда, к вашим услугам, — сохраняя спокойствие, представился он. — Проходите, осматривайте, мы препятствовать не станем. Очень надеюсь, что это какая-то ошибка. Мы здесь наукой занимаемся с дозволения ректората и Совета ордена. Ни о каких веществах не помышляем даже…
Патрульные не стали его дослушивать и принялись рыться в вещах, заглядывать под столы и стулья, выворачивать мешки и сумки. Жерард взирал на это с поразительным самообладанием, а меня всю трясло.
— Не переживай. Тут в последнее время такое часто бывает. Все немного не в себе из-за войны на юге, — зашептал он мне на ухо и подмигнул. Только вот остальные по виду были ошарашены и напуганы не меньше меня.
— Что здесь происходит?! — показался из-за дальней двери одной из внутренних комнат давешний нелюбезный книжник, которые представился мне в прошлый раз главным, хотя им вовсе не был.
Кожа на его лбу вмиг собралась в толстые складки, глаза тревожно бегали от патруля, к Жерарду и обратно.
— Вот оно, — позвал один из патрульных.
Все обернулись. Он достал из чьей-то сумки полотняный мешочек, развязал тесемки, посмотрел и попробовал на вкус:
— Опий. Вы ведь тут никому не снимали сильную боль?
Все дружно покачали головами.
— Чья это сумка? — потребовал глава патруля.
Все молчали.
— Его! — вдруг донесся возглас старика, который незаметной тенью притаился в дальнем углу гостиной. Указующий перст был направлен на нелюбезного книжника.
— Что? Это не мое! — возмутился он, но патрульные уже брали его под руки.
— Пройдемте с нами, — вежливо обратился к нему глава.
— Да нет же, это не я! Меня подставили. Это он! Он курит опий, его идеи… — нелюбезный указал на Жерарда.
Я внимательно пригляделось к нему, но на его лице не было и тени тревоги или гнева. Он лишь печально качал головой, как будто сочувствовал другу. Такой аккуратный, собранный, ухоженный, сдержанный — да нет, невозможно в это поверить. Нелюбезный врет! Сам как полоумный ведет себя.
— Спросите у Джанджи Бонга, хозяина «Кашатри Деи»! Спросите… — его уже выволокли в прихожую, а оттуда на улицу.
— Уповаю, что все совсем не так плохо, как кажется, — с ошарашенным видом обратился Жерард к оставшемуся для сбора подписей главе патруля. — Он, конечно, вел себя странно в последние дни, возомнил себя тут начальником, писал отчеты в Совет о том, чего не было. А теперь вот эти смехотворные обвинения… Да я в последнее время тут даже бывал не так часто. Жена только вчера родила. Первенца. Девочку. Такое чудо!
— Поздравляю от всей души, — суровое лицо патрульного чуть просветлело.
— Мастер Пареда чист перед Кодексом Безликого, как младенец, — старик в углу поднялся со стула, и тут же все замолкли. Высушенный голос скрипел, как ржавые петли. — Благороднее и честнее человека не сыщете. Не его опий.
— Спасибо, Бержедон, — Жерард положил ладонь на его плечо. — Истинные друзья познаются только в беде, но не стоило… право, ты слишком стар и хрупок для таких пустых волнений. Лучше присядь, нет, не на стул, там не удобно — на диван. Наши гости уже уходят, — все выжидательно посмотрели на пару на диване.
Женщина встала первая и потянула упирающегося мужчину за рукав. Когда они поравнялись с Жерардом, мужчина вырвался и заглянул ему в глаза:
— Вы должны мне денег!
Жерард вскинул брови и пожал плечами:
— Я вам расписки не давал. Спрашивайте с тех, кто вам что-то обещал.
Женщина снова потянула его за рукав:
— Ну же, пойдем, власть сменилась, не видишь? Ничего уже здесь не светит, — расслышала ее шепот.
Они, наконец, ушли, и я очень надеялась, что навсегда. Жерард и остальные книжники подписывали какие-то бумаги.
— Как вы думаете, есть шанс, что все уладится? — спросил он, когда пальтрульный уже собирался уходить.
— Я бы советовал вам подыскать нового помощника. От опиума у них часто ум за разум заходит. Но на вашей репутации это никак не отразиться, даю вам слово. Здоровьичка вашей жене и новорожденной, — ответил патрульный и откланялся.
Жерард подошел к скромно приютившемуся в углу дивана Бержедону, взял его за руки:
— Спасибо. Правда, не стоило себя марать об это.
— Нет, это вам не стоило. Я все сделал, а ваши руки остались чистыми — как надо. И теперь вы спокойно можете приниматься за дело. Жаль только, что больше помогать вам я не смогу, — ответил старик и устало опустил подбородок на грудь.
— О чем речь, старина, ты же всегда будешь рядом, — Жерард расчувствовался и обнял его, а потом вернулся ко мне.
Остальные книжники смотрели на нас с заискивающими улыбками, готовые отозваться на любую просьбу и услужить всем, чем можно. В дверь постучали.
— Густаво! — властно окликнул Жерарда, и паренек бросился открывать.
Все снова встрепенулись, явно ожидая возвращение патруля, но вместо него в гостиную вошел молодой купец в характерной короткой куртке и красном берете. Под мышкой он нес большую картину в тонком черном подрамнике.
— Пришлось побегать, но я нашел! — счастливо сообщил он.
Жерард кивнул и поманил купца за собой. Я пошла следом. Мы очутились в той самой комнате, откуда выходил неучтивый помощник Жерарда. Им оказался небольшой кабинет с неуютно расставленной мебелью, так, что внутри втроем было тесно. Мы постоянно сталкивались либо натыкались на шкафы, стол или стулья. Я присела на один из последних, и сразу стало легче. Жерард снял со стены пеструю картину с полуголыми пастушками, при виде которой мой отец, наверняка, сгорел бы со стыда и приказал сжечь в камине. На место нее купец повесил новую, причудливую. Пустыня. Желтый песок перетекает в красный, вздымается величественными волнами, огибает сиротливо-голые скалы, черными щупальцами тянутся к синему-пресинему небу сучковатые окаменелые деревья, тени играют ломаными гранями.
— Вызывает кошмары? — спросил Жерард, заметив, что я внимательно разглядываю.
— Нет-нет, что вы. Очень таинственно и чарующе. Я видела ледяную пустыню Хельхейма. Она плоская и холодная, совсем не такая. А настоящей, признаюсь, ни разу не видела, хотя очень бы хотела, — с охотой ответила я.
— Я свожу как-нибудь, это тут совсем недалеко. Нет, не эта пустыня, что на картине — это реликтовая Балез Рухез, на границе между Савальни и Муспельсхеймом. Больше нигде таких нет. Я рос неподалеку, а потом из-за войны мне пришлось уехать. До сих пор скучаю по этим видам, — широко улыбаясь, объяснял он.
Купец нетерпеливо закашлялся:
— А что с этой делать?
— Да что хочешь. Выбрось или перепродай — только с глаз моих убери, — отмахнулся Жерард, отсчитал ему несколько золотых момент и выпроводил к поджидавшему за дверью Густаво.
— Что ж, — Жерард потер ладони. — Теперь мы можем поговорить в спокойной обстановке наедине. Хочешь что-нибудь спросить?
— Угу, — кивнула я, сняла с головы платок и принялась перебирать его в руках. Страшно как-то. — Это ведь правда не вы опиум подбросили?
— А ты как думаешь? — с вызовом ответил он. Я подняла взгляд и встретилась с его внимательными ореховыми глазами.
— Не знаю, — я уронила платок и наклонилась, чтобы его поднять, но Жерард оказался проворней: поднял его вместо меня и отложил на стол. Пришлось говорить, бегая взглядом вокруг да около. — Я не очень хорошо разбираюсь в людях. Несколько раз доверялась не тем и платилась за это. Вот хорошего, пожалуй, самого лучшего человека в моей жизни долго разглядеть не могла, а теперь он ушел. И я не знаю, вернется ли. Плохие хорошо притворяются и делают все, что ты хочешь, пока не добиваются нужного, а хорошие… они такие, как есть и не стараются себя приукрасить, поэтому их трудно признать.
Глупость запредельная, зачем я вообще это говорю?
— Я тебя понимаю. Вроде вот тоже думал, человек взрослый, тертый калач, а тоже обманулся. Думал, Рамиро мне друг и соратник, а он попытался отнять мой проект и еще обвинил невесть в чем, — он печально улыбнулся. — Но все равно нужно верить, чтобы жить. Без веры мы все безликие полые куклы.
Надеюсь, не обиделся на мою мнительность?
— Если больше вопросов нет, то теперь я бы хотел узнать, что ты скрыла от Совета, — он навис надо мной и заглянул в глаза. Я попыталась отстраниться, сложив руки на груди, но он не позволил и хорошенько меня встряхнул. — Если ты не будешь мне верить, то ничего не сработает. Все, что мы тут делаем, зиждется на искренней вере и доброй воле. Если ты не можешь, скажи, тогда я не буду надеяться. Ну же, обещаю, ничего из сказанного, не выйдет за пределы этой комнаты. Я не буду ни смеяться, ни упрекать. А в замен расскажу тебе свою тайну. Ну как, по рукам?
Я нерешительно пожала подставленную ладонь. Только заметила длинные тонкие, очень гибкие пальцы, чем-то странно напоминавшие паучьи лапки.
— Я действительно курил опий, — спокойно произнес Жерард.
Я вытаращилась и попятилась в двери. Демоны! Ну сколько раз еще я буду попадаться на неискреннюю доброту?!
Жерард не преследовал. Повернулся к своей странной картине и бродил взглядом по ребристым бороздкам на песке. Я могла уйти, но не ушла. Как тогда с Ходоком. И быть может, быть может, эти глупости вовсе не глупости, а дорога, которая куда-то ведет, и мне нужно пройти ее до конца без страхов и сожалений?
— В детстве, когда только началась эта война, я видел сон, — глухо заговорил Жерард, погружаясь в воспоминания. — Мир накрывала тень, которая губила все живое на своем пути. Этой тенью были единоверцы. Я отчаянно искал спасения и нашел его. Это был источник, огромный фонтан в центре мироздания. В нем обитали три пророчицы Норны: Урд, та, что корнями уходит землю, зрит минувшее и ткет нить судьбы, Скульд, что выходит из морской пучины, зрит грядущее и оплетает нитями долга; и Верданди, та, что парит в небесах, зрит нынешнее и указывает путь. Их воля была связана с богами, Повелителями Стихий, руководила ими, но они же были глазами и ушами высших сил в мире людей. Только они, Повелители, объединившись смогли усмирить тень, разорвать ее в клочья и разогнать обратно по закоулкам мироздания. И я стал духом огненным, тем, что привел, взрастил и помогал им везде, где мог.