Но странные мысли охватывали рядом с мостом… Хотелось сесть на бережок и сидеть, долго-долго сидеть, бездумно глядя на струящуюся куда-то воду… А идти вперед и умирать – не хотелось.
Казалось, спутников моих посетили те же мысли. Майор глубоко задумался и не торопился отдать приказ на переправу. Ильза созерцала речку с отрешенным и безмятежным видом, а уж она-то никогда не умилялась красотам природы и прочим птичкам-цветочкам-бабочкам…
Такие настроения мне крайне не понравились. Стряхнув сонное оцепенение, я подошел к майору и вывел его из прострации способом, не принятым среди воспитанных людей, – чувствительно ткнул кулаком в плечо. Джей-Си скривился, но во взгляд вернулась осмысленность.
– Что это было? – спросил он, протирая глаза. – По действию схоже с клофелином. В очень слабой дозе…
– Не знаю. Никогда не сталкивался, – коротко ответил я, собираясь тем же способом привести в чувство Ильзу.
Но оказалось, что она и сама справилась с сонной отрешенностью – изучала берега внимательным, цепким взглядом. И, конечно же, не преминула язвительно откликнуться на мою последнюю реплику:
– Ты не сталкивался со шлюхами-клофелинщицами, дорогой?! Тогда я – непорочная девственница!
Вступать с ней в пикировку не было ни сил, ни желания.
– У тебя нет прибора, способного прощупать это место? – я кивнул на рюкзак Чеширского.
А сам достал из разгрузки и пристыковал к «Хеклер-Коху» другой магазин, с разрывными пулями. Чувствовал, что для них скоро найдется подходящая цель.
– Ничего нет… – сокрушенно покачала Ильза головой. – Но эта тварь, похоже, из разряда высших, предразумных…
– Не думаю, – усомнился майор. – Какая-нибудь безмозглая каракатица-переросток с зачатками эмпатии. Обладая мозгами, стоило бы сидеть тихо, никак не обнаруживая своего присутствия. И спокойно дождаться, пока мы зайдем на мост.
– Может быть, – на удивление кротко согласилась Ильза.
6
Казалось, что два бойца майора занимались абсолютно бессмысленным делом. Отложив в сторону громоздкие УОКи и вооружившись небольшими спецназовскими арбалетами, они методично обстреливали Волковку – один с правой стороны моста, другой с левой.
Стрелы были небольшие, но тяжелые, цельнометаллические, с четырьмя зазубринами на наконечнике, раскрывавшимися в стороны на манер якорька-кошки. Собственно, это и были якорьки – и крепившийся к ним тоненький, но сверхпрочный леер был способен поднять (при помощи мини-лебедки, входящей в защитный спецназовский комплект) на стометровую высоту «космонавта» в полном боевом снаряжении и с оружием.
Сейчас катушки с леерами были сняты с арбалетов. И те работали, как самое примитивное оружие средних веков, предназначенное для пальбы по рыцарской коннице.
Стрелы взлетали по крутой дуге и падали в речку: втыкались в береговой песок или, булькнув, уходили под воду – речка у моста была неглубока, не более полуметра, и дно везде отлично просматривалось.
По видимости, ничто опасное таиться здесь не могло. Но каждый, побродивший по Зоне хотя бы час-другой, знал, насколько обманчива видимость…
На двадцатом выстреле все началось? На тридцатом? Не знаю, не считал… Очередная стрела воткнулась в дно у противоположного берега, глубина там оказалась по щиколотку, не больше.
От растревоженного дна поднялась пара пузырьков – обычное дело. Потом еще пара, потом еще…
Потом вода рванулась вверх яростным фонтаном. Не только вода – донные ил и песок, водоросли. И кое-что еще… Все стволы нашей компании немедленно оборотились в ту сторону, готовые изрешетить появившуюся каракатицу-переростка.
Но появился всем переросткам переросток… Переросток всех времен и народов. За несколько лет регулярных походов в Зону я ни разу не видел никого, даже близко похожего по размерам…
Почва содрогнулась… Да нет, не содрогнулась, в буквальном смысле встала дыбом, затем резко ушла вниз и снова бросилась навстречу лицу… Я рухнул на четвереньки, остальные тоже не устояли на ногах.
Сверху падали комья земли и обломки бетона, больно ударяли по голове и плечам. За спиной, где-то на насыпи, раздавался оглушительный металлический скрежет.
Когда я наконец смог взглянуть вокруг – кто знает, секунды не исчезли, просто потеряли всякое значение, – кипевшее буйство неведомых сил все еще продолжалось.
Сначала в глаза бросились последствия землетрясения. (Землетрясения? Да черт его знает, я никогда не попадал в землетрясения, но ничего иного на ум не приходило, да и некогда было ломать голову.) Вставшая дыбом земля так и осталась вздыбленной – в виде вала, покрытого глубокими трещинами и разрывами дерна, широкого и невысокого вала: больше всего увиденное напоминало след исполинского, со слона размером, крота, проползшего у самой поверхности от насыпи к речке или, наоборот, от речки к насыпи…
Вал проходил метрах в пятидесяти-шестидесяти от моста и нашего отряда.
А там, где он пересекался с речным берегом, появилась каракатица-переросток… Вернее, продолжала появляться, вытягивая себя из содрогающейся земли.
Мы застыли, оцепенев.
Огромное цилиндрическое тело вытягивалось выше и выше, как будто решив добраться до неба или хотя бы побить питерский рекорд высоты, принадлежащий «Газпром-центру»…
Казалось, со дна реки в мгновение ока выросло исполинское, неохватное дерево, наверху даже имелось нечто вроде кроны – странной, непропорционально маленькой. Чтобы увидеть эту «крону», приходилось высоко задирать голову – словно туристам, пытающимся разглядеть ангела на шпиле Петропавловки…
Несколько мгновений растянулись в вечность. Вечность скатывались струйки воды с серой морщинистой не то коры, не то кожи. Вечность бурлила, пенилась и перекатывалась волнами Волковка на протяжении полукилометра вниз по течению. Вечность моя рука тянулась к «Хеклер-Коху» – и никак не могла дотянуться. Да и зачем…
Мозг охватили апатичная вялость и ощущение полной бессмысленности каких-либо действий. Хотелось лечь на землю, закрыть глаза и ждать, когда все закончится… Все и всегда когда-то заканчивается, так или иначе…
Затем живая колонна начала медленно изгибаться, как шея чудовищного лебедя. Изгибаться в нашу сторону. Псевдокрона псевдодерева приближалась. Можно было разглядеть: несколько десятков ветвей – вовсе не ветви. Не то хоботы, не то шеи – короче, то, что мы называли муренами. Вот и довелось увидеть их хозяина во всей красе…
И глотки мурен, и их зубы казались неопасными, мелкими и несерьезными по сравнению с размерами твари… Но лишь казались.
Страшно не было. Абсолютно.
Ильза что-то выкрикнула – хрипло, громко. Я не разобрал слов…
Вечность кончилась. Сонное оцепенение пошло трещинами и рассыпалось на куски. И все замелькало очень быстро.
Крики. Грохот УОКов. Взрывы гранат. «Хеклер-Кох» дергается в моих руках. Разрывные пули летят в цель. Ударяют в серую тушу одна за одной, в местах попаданий – огромные рваные раны, способные прикончить любую другую тварь. Но только не эту…
«Космонавты» стреляют в упор – по тянущимся к нам глоткам. Из ран монстра хлещет черная жидкость. Твари словно бы все безразлично. Круглые провалы щетинятся клыками – ближе, ближе, ближе, – и сейчас видно, что любой из них без труда затянет человека.
Ильза пускает в ход все ту же штуку, что проложила нам путь под мостом. Огненный смерч проносится над Волковкой. Ослепительная вспышка бьет по глазам, жар опаляет лица. Вода в речке не просто вскипает – испаряется мгновенно. Вспыхивают кусты и трава на берегу. Это не пожар – все вмиг сгорает дотла.
Обугленная тварь корчится. Хлещет по этому берегу, по тому, снова по этому. Неожиданно – совсем рядом – дымящаяся серая поверхность. Страшный удар в бок. Мир летит вверх тормашками… Я тоже куда-то лечу.
Черный бездонный провал – воронка в никуда. Белоснежные, загнутые назад клыки по краю – много, несколько рядов. И – все взрывается! Разлетается трепещущими комьями плоти. Я стреляю еще раз – в слепо тычущийся обрубок. И не понимаю: как, когда успел вставить новый магазин в автомат?!
Вопль. Истошный, женский. Оборачиваюсь. Ильза распростерта на земле. Вскидываю «Хеклер-Кох», но майор успевает чуть раньше. УОК в его руках плюется гранатами, кромсает тварь на части.
Живая колонна – обвисшая лохмотьями, теряющая куски – накатывается, наползает на Ильзу. Джей-Си стреляет, я стреляю, уцелевшие «космонавты» лупят из всех стволов…
И все заканчивается.
Я стою на коленях на сером пепле, недавно бывшем травой. Ощупываю бок, уверенный, что пальцы натолкнутся на обломки ребер, порвавшие кожу… Странно, но ребра целы. Дышать все труднее – легкие отказываются принимать воздух, до отказа напоенный вонью горелой плоти… Желудок стремится вывернуться наизнанку, и я ему не препятствую.
Глава 10
Лабиринт «Горводоканала»
1
Удивительно, но мост уцелел в катаклизме. Обходя тушу поверженного монстра, мы пошагали к нему – всемером… Уже всемером. Отряд майора таял на глазах, как льдинка в горячей воде.
Еще удивительней, что тяжело раненных не было. Те из «космонавтов», кто не погиб на месте, не разминувшись с зубастыми пастями мурен, отделались сравнительно легко. Майору хлещущий удар мурены сбил шлем с головы, и кровь стекала на лицо из глубокой ссадины над бровью…
У Ильзы на разгрузке и комбезе зияла огромная прореха, причем явно прожженная. Наверняка женушка как-то умудрилась угодить под воздействие собственного оружия – однако никаких других повреждений не получила… У «космонавтов» – ушибы, пара трещин на бронещитках шлемов, но тоже ничего серьезного. Старина Чеширский схлопотал по голове прилетевшим с насыпи бетонным обломком – хорошо, что череп у него оказался на редкость крепкий. На свои ребра я решил не обращать внимания – не сломаны, и ладно.
После такой встряски следовало передохнуть, прийти в себя. Но мы не останавливались, пока не вышли за пределы выжженного пятна – и смердящий, стремительно разлагающийся труп монстра не остался в четверти километра с подветренной стороны.
Проходя по мосту, Ильза швырнула в воду свое оружие, объяснив: тяжеленное, и до конца разряжено, и зарядить уже не удастся…
Мы с майором теперь поглядывали на рюкзак Чеширского с куда большим уважением: если там в достатке подобных штучек, то Ильза и ее верный оруженосец – весьма ценные попутчики.
Когда мы отшагали с четверть километра, и вонь распадающегося монстра перестала терзать ноздри, Ильза ультимативно потребовала привал. Сказала, что должна зашить прореху в амуниции.
До сих пор она шагала, кое-как стянув ее края руками, чтобы не демонстрировать миру свое нижнее белье, весьма эротичное.
– Передохнем, мальчики… – сказала женушка с усталой кривой усмешкой. – Я выжата как лимон и хочу залатать эту дыру… С ней я выгляжу как незаконнорожденная дочь полка.
Мы с майором согласились и начали приглядывать местечко для привала.
2
Ближайший вход в старые очистные нам пришлось миновать – там паслась стая Прыгучей Смерти. Мы издалека посмотрели на исчезающую на глазах траву и обошли зараженный участок дальним обходом.
Но я знал запасную лазейку. Мы свернули в какой-то глухой проезд, заасфальтированный в прошлом веке и с тех пор не ремонтировавшийся. Долго шагали по нему: вдоль глухой стены гаражного кооператива, а потом – мимо высокой бетонной ограды с колючей проволокой на гребне, за ней находился бывший отстойник поездов метро. Оттуда доносился вой, по первому впечатлению собачий, но именно так воют Красные мутанты… И сюда добрались.
Затем из тумана послышался непонятный тягучий скрип, затем проступили фигуры людей… Опять черные сталкеры? Мы немедленно залегли, ощетинились стволами. Наши визави сделали то же самое.
В течение долгой паузы никто не торопился первым нажать на спуск…
Потом из тумана раздался крик:
– Кто здесь? Обзовись!
– Здесь Лорд! – отозвался я. – А вы кто?
– Жига с Клещом! Не стреляйте, сейчас подойдем…
Клещ… Странно… Вроде я видел упоминание о нем под Знаком… на Стене Скорби… Впрочем, оставивший ту запись мог и ошибиться.
Подошли. Было их четверо – и впрямь Жига с Клещом и еще двое молодых, незнакомых.
Пронзительный скрип издавала четырехколесная тележка, которую эти четверо катили с собой. На тележке стояли несколько клеток, а в клетках бились и грызли стальные прутья Красные мутанты.
Красные мутанты – самые мелкие из бывших жителей города, сумевших выжить в Зоне. И самые на вид отвратительные, наверное, за счет того, что больше прочих сумели сохранить некую человекообразность.
Головы у них остались прежних размеров, хоть и утеряли волосы и приобрели уродливые гипертрофированные черты. А вот тела непонятным образом усохли, ужались, превратились в тела злобных карликов, гномов…
Многие считают Красных мутантов за разновидность зомби. Сходство и впрямь имеется: и те, и другие были когда-то людьми и не прочь полакомиться свежей человечиной… Но все же мутанты дают большую фору ожившим обитателям кладбищ в части сообразительности: интеллектом не уступают собакам или иным стайным животным…
Карлики почти не старели со времени Прорыва, словно законсервировавшись во времени. И я поневоле вглядывался в их лица: иногда среди них можно было встретить кого-то из знакомых – разумеется, делая скидку на то, что опознание никак не могло стать стопроцентным… Девушка, наверняка некогда слывшая симпатичной, а сейчас изуродованная огромной, свисающей ниже подбородка нижней губой… Беременная – громадный торчащий вперед живот делал ее похожей на красного злобного колобка. Еще одна женщина, в годах, с отвислыми чуть ли не до колен морщинистыми грудями. Мужчина, молодой, на вид самый злобный, не закрывающий оскаленного рта…
«Космонавты» никак не продемонстрировали, что находятся в генетическом родстве с узниками клеток. Стояли рядом равнодушно, а куда смотрели, из-под затонированных щитков шлемов не понять.
А Чеширский, похоже, впервые увидел Красных мутантов так близко. Подхватил с земли обломок палки, стал тыкать в беременную карлицу… Та бесилась, пыталась схватиться за палку зубами и руками.
Жига попытался было вступиться за сохранность своего товара и отогнать Чеширского от клетки. Но в живот ему уперся ствол моего «Хеклер-Коха».
– Вы трое – в сторону! – скомандовал я нехорошим голосом. – А ты, Клещ, стой где стоишь!
Майор наверняка не понял, в чем дело. Но отреагировал мгновенно – неслышная команда, и УОКи уцелевших бойцов уставились на Клеща и остальных. Шансов дернуться и схватиться за оружие у них не было.
Не снимая палец со спускового крючка, я вынул из кармана выкидной нож, некогда принадлежавший Шмайсеру. Положил на тележку и скомандовал Клещу:
– Возьми. И разрежь ладонь, глубоко. И держи так, чтоб я видел.
– Зачем? – уныло спросил Клещ. – Это больно… Незачем, раз ты и так догадался… Я что, виноват, что со мной такая херня стряслась? Вторую неделю тут тусуюсь, не выйти… Погибал дважды, не считая того, первого раза… В «черный мешок» угодил… Тебя, Лорд, переваривал заживо «черный мешок» когда-нибудь? Ощущения, я тебе доложу, специфические…
Я опустил «Хеклер-Кох», сделал знак майору… Они с Ильзой наверняка ничего не поняли в нашем с Клещом разговоре.
– И что дальше думаешь делать?
– Что, что… Жить тут буду… Если это жизнь, конечно… Жиге помогать буду… Жрачка с бухлом мне теперь не нужны, и наркота не вштыривает… Хочу Жигу попросить бабу сюда доставить. Так-то на вид у меня все работает как прежде… Хочу в деле опробовать. Страсть как хочу. Кстати… – Он уставился на Ильзу, ее попытки залатать прореху имели лишь относительный успех, и нижнее белье таки виднелось.
– Отвянь, Клещ, – дружески посоветовал я. – Тебя теперь можно мочить без угрызений совести, все равно воскреснешь. Так что не доводи…
– Да я чё… – засмущался Клещ. – Что-то вот бабу люто хочется. Сильней, чем при жизни. Вот не поверишь, мутантов для Жиги наловил, так эту вот, брюхатую, чуть не трахнул… Прикинь? Вот уже связывать наладился, так подперло… Беда.