Душехранитель - Гомонов Сергей 26 стр.


И ей почему-то стало очень жаль Сашу. Ради чего все это терпит он? Из любви к ней? Разве существует на свете любовь, которая идет на такие жертвы? Только в романтических книжках… Что до быта, так там и из-за пустяков лаются будь здоров, какое уж во всем этом самопожертвование?

— Почему ты терпишь нас, Саша? — спросила она, уткнувшись в подушку.

Телохранитель бесшумно скользнул в комнату, и Рената почувствовала его. Кровать слегка дернулась: он сел рядом и положил руку на затылок девушки. Она почти рывком повернулась, хотя это и стоило ей боли в зубах:

— Ты ведь мог бы уже жить нормальной жизнью. Видишь: Гроссман уцепился за меня не на шутку, я одна не останусь… Чем-нибудь это да закончится… А потом, если останусь жива, я найду тебя. Беги от меня сейчас, Саша. Беги. Я приношу всем только горе.

Саша промолчал, продолжая перебирать ее спутанные волосы. А в груди Ренаты прозвучал знакомый и незнакомый одновременно (нет, она уже когда-то его слышала!) голос: «

* * *

В спорткомплексе «Горный цветок» этим вечером было людно: накануне 7 Ноября руководство клуба решило провести межрайонные соревнования по рукопашному бою.

Дмитрий Аксенов был частым посетителем «Цветка», как и его бывший коллега Влад Ромальцев. И если размазня-Ромальцев (так называл его приятель) приходил в клуб поддержать форму и пообщаться с друзьями, то сам Дмитрий за тренажеры садился редко, а к «рукопашке» и подавно не имел никакого отношения. У него здесь были свои интересы, о которых молодой человек предпочитал не распространяться. Он вообще мало рассказывал о себе даже самым близким друзьям, которых у Аксенова было раз, два — и обчелся…

Под потолком огромного зала слегка колыхалось от слабого сквознячка полотно с эмблемой красно-синего герба города: коронованный щит, увитый дубовыми листьями, а на щите — башня, похожая на шахматную ладью, и человеческая фигурка.

На татами были вызваны бойцы от Советского и от Кировского районов. Дмитрий обратился во внимание: это были Хусейн Усманов (Горец) — богатырь славянской наружности, несмотря на кавказские корни, — и Костя Иванов (Самурай) — грозный противник, хоть и казался он поизящнее Горца.

Самурай насмешливо посмотрел на Горца своими раскосыми азиатскими глазами. Усманов что-то сказал, они засмеялись, но тут же подобрались, ожидая сигнала к началу боя.

— Как думаешь, кто? — спросил Влад, поворачиваясь к Дмитрию.

— Га! В том-то и интерес! — Аксенов протер очки и облокотился на барьер трибуны, с которой они наблюдали за происходящим. — Они равны…

Горец ткнул себя кулаком в ладонь и слегка поклонился противнику. Самурай повторил его жест. Зрители зааплодировали, а Дмитрий усмехнулся:

— Эти и в аду баловаться станут…

Влад пожал плечами. Пожалуй, заинтересовать его пока еще могли только такие мероприятия. Ко всему остальному в этой жизни двадцативосьмилетний Ромальцев давно охладел.

Володя-Афганец, сидевший вместе с судьями в президиуме, дал гонг.

Горец и Самурай кинулись друг на друга. Публика восторженно завопила.

А бились они красиво, в «русском стиле». И действительно были равны. Костя-Самурай, знавший особенности приятеля, сразу избрал тактику «взять измором». При его юркости — не такое уж сложное дело. Но и Горец-Хусейн был непрост. Зрители просто изнывали от нетерпения.

И тут, как назло, у Дмитрия запиликал сотовый. Бормоча проклятья, Аксенов протолкался к выходу с трибуны.

В коридоре было тихо, только из зала доносился приглушенный рев болельщиков.

— Дмитрий, это Оскольский.

— Ну, я понял, — недовольно отвечал Аксенов.

— Котов звонил. Евгений Борисович. Сообщил, что «саламандры» нашли объект, поэтому нужно сработать быстрее них. Приказал перетряхнуть «Чероки» по запчастям.

— Афанасич, я тебя Христом-богом заклинаю! Ну Обухов же Кирюха этим занимается! Запамятовал, или как?

— Ты своих-то хоть парочку подогнать можешь? Не в службу, а в дружбу?

— Не могу я, Афанасич, не могу! Соревнования у них ответственные, а завтра праздник и им снова выступать. Не могу «не в службу»! Не торгуйся, Афанасич! Не поймут меня…

— Да у Обухова — так, середнячки. Побойся шефа, ну зашли нам бойцов своих!

— Ладно. Будут Черт и Санчо-Панчо. Пойдет?

— А поопытней кого?..

— Ну ты обнаглел, Оскольский! Я и так тебе навстречу пошел!

— Ладно, ладно, не гунди! — судя по голосу, невидимый Оскольский был очень доволен уступкой Аксенова. — Сочтемся как-нибудь!

Мрачный, как небо в затмение, Дмитрий вернулся в зал. На татами стояли уже двое других — кажется, из ливенцовских (Западный район, то бишь) и ленинских.

— Ну? — Дмитрий толкнул Влада локтем в бок.

Ромальцев рассеянно взглянул на него:

— Что? А! Самурай. Он его на последней минуте порешил…

И Влад, якобы держа в руке нож, продемонстрировал прием, с помощью которого Костя победил Усманова. Дмитрий с досадой покачал головой: такое пропустил!.. Ромаха, конечно, и сам владеет приемами «русского стиля», но далеко не на том уровне, как те двое. Наверняка с настоящим, а не символическим ножом, да еще и в руках Кости-Самурая, финал спарринга выглядел блистательно. Вот чертов Оскольский!

ЗА ЧЕТЫРЕ ДНЯ...

Николай заложил руки за голову и поглядел в потолок. Подремать бы, да нельзя: скоро ехать…

Хлюпая по лужам и раскисшему грязному асфальту, где-то рядом с их домом прошумел автомобиль. Свет его фар, проецируясь сквозь окно, прыгнул на потолок, замер на мгновение, а потом снова ожил. Медлительный «зайчик» полз по белой известке, пока не очутился на обоях стены и не затерялся где-то за шкафом.

Николай прислушался. В соседней комнате их временного пристанища было тихо, только из-под двери пробивалась узкая полоска света.

Нет, Ренатка не вернется к нему. Он уже понял это, оттого и бесился. Они с Шуркой любят друг друга, и он, Николай, третий лишний в их отношениях. Гроссман и предположить не мог, что когда-нибудь окажется в столь двусмысленной ситуации. Жизнь его текла размеренно, просчитано, плавно. Его любили бабы — что ж, он с удовольствием пользовался своими внешними данными и подаренным природой обаянием. Они сходили по нему с ума, он же быстро остывал, получив желаемое. Как ребенок к игрушке. Ну, бывает. В конце концов, он мужик, а это значит, что ему такие маленькие слабости простительны. Рената ведь во всем остальном не знала отказа: Николай никогда не кричал на нее, не придирался, одевал-обувал, будто принцессу. Они и ссорились-то лишь из-за его похождений. Ерунда какая пошлая: «

* * *

— Нам пора!

Рената ощутила поцелуй и вырвалась из тревожного сновидения. Тот храм, все те люди, чудовища, огонь — все кануло в никуда, сменившись действительностью…

Саша готов был сорваться с места, как перелетная птица. Только он и был ориентиром для Ренаты, начавшей путать бред и явь…

— Который час? — спросила девушка. Она давно потеряла счет времени: снаружи, на улице, было темно, оконное стекло кропил мелкий дождь.

— Начало первого... Вставай, девочка, вставай! Потерпи еще чуть-чуть…

Что-то в нем было не так. Прежде Рената ощущала, словно кто-то еще был в Сашиной душе. Теперь это чувство пропало. Саша был другим — да, чистым, как и прежде; да, необычным; да, бережно и с любовью хранившим ее — но другим. Они сидели в полном одиночестве и смотрели друг другу в глаза.

— Что-то случилось? — спросила Рената. — С тобой что-то произошло…

Он опустил голову:

— Нет,

* * *

Подергивая цепочку своего браслета, Николай посмотрел на часы. Половина первого. Хорошо хоть дождь прекращается... Мотор «Чероки» прогрелся, а этих двоих все не было.

С каштана, под которым стоял джип, сорвался лист и, отяжелевший от сырости, кувыркнулся по крыше автомобиля. Наконец свет в их комнате погас. Николай выпрямился, придвинулся к рулю. Вот и они.

Назад Дальше