– Извините, девушка, вам может показаться это странным, но не помните ли вы своего обещания?
Вероника достала нож и одним движением разрезала скотч, замотанный еще Доктором, на руках Кэпа.
– Спасибо, – сказал Кэп, – какое облегчение.
Он довольно крутил затекшими руками, разглядывая ладони, как будто впервые их увидел.
– Какой кайф, Москвичка. Как здорово?
– Ты опять меня подозреваешь?
– Ни за что, – очень по-деловому сказал Кэп, – даже мне не вынести Доктора, а тебе и подавно, если, конечно, ты не вошла с ним в сговор и не заманила кусочком колбасы.
– Я поражаюсь тебе, Кэп. Как ты можешь веселиться в такой ситуации?
– А что мне еще остается? Глупо бояться того, чего невозможно избежать.
– Глупо, – согласилась Вероника, – но мне страшно. Так страшно, что я ничего не могу предпринять.
– Я…. Гм…. Могу предложить, – сказал Кэп. – Это, конечно, не выход, но все же.
– Что?
– Ты очень привлекательная девушка, я чертовски привлекательный мужчина.
– Ну?
– Что ну? Хотя бы согреемся.
– Делай что хочешь.
– Я так не могу. Ты хотя бы улыбнись.
– Что еще я должна сделать?
– Ну, ладно, начнем с того, что принципиальное согласие получено.
Кэп подвинулся ближе и, опустив молнию спальника, полез внутрь. Его пальцы побежали по бедрам, очертили талию и коснулись груди. Прикосновения не были нежными и скорее напоминали массаж, нежели любовную прелюдию.
– Иди сюда.
– Куда?
– Сюда.
– Я уже здесь, чего ты хочешь?
Кэп, сграбастал Веронику и положил на себя.
– Какая ты легкая.
Он шарил руками по ее спине, перебирал волосы, гладил бедра, но Вероника ничего не чувствовала. Ей казалось, что она находится в объятиях машины, очень чужого человека, которого видит в первый раз.
– Теперь наоборот, – Кэп перевернул ее на спину.
Молния олимпийки пискнула, и рука проникла под одежду.
– А-а! – закричала Вероника.
– Что!? Что случилось?
– У тебя руки как у покойника, прекрати!
– Сейчас согреются.
– Нет. Прекрати. Да уйди ты!
Вероника застегнула молнию и села на корточки.
– Ты меня напугала.
– Это ты меня напугал.
Ее плечи била дрожь.
– А, может, он на улице?
Кэп хрипло засмеялся.
– Если не хочешь, так и скажи.
Он демонстративно повернулся спиной.
– Буду спать, все равно без меня не начнут.
– Что не начнут?
– Ничего не начнут. Какая гадость не приключится, это без меня не произойдет, а значит, без меня не начнут.
– А если со мной?
– А если с тобой, значит и тебе спешить некуда.
Вероника положила голову на Кэпа.
– Кэп, дорогой….
– Что?
– Вытащи меня. Пожалуйста.
– Я бы с удовольствием. Но….
– Что но!? Что? Ты же капитан, ты же отвечаешь за пассажира, ты мужчина, в конце концов.
– Какой я мужчина? Я так чупа-чупс. Пососали и бросили.
– Ну, Кэп. Не лежи. Давай двигаться. Давай что-нибудь делать, только не лежи.
– Знаешь, Москвичка. Если честно…. А…, – Кэп махнул рукой и стал отрывать нити, зашившие вход.
Он исчез за клапаном, и долго слышались его сап и тихая ругань. Вероника села на корточки и закутавшись во второй спальник, тихо постанывала. Она очень старалась, не думать о плохом. Но мысли не уходили, и свинцовая тяжесть бытия давила ее к земле.
– Ешь, – приказал Кэп.
Он протянул дымящуюся банку.
– Это, конечно, не ресторация, зато с доставкой.
Вероника оглядела то, что принес Кэп.
– Ешь, это вкусно, – для большей убедительности Кэп зачерпнул содержимое банки и отправил себе в рот. – Даже горячее.
Вероника без энтузиазма принялась за еду.
– Скажи, Кэп, а тебе сны снятся?
– Конечно, снятся.
– А мне нет.
– Ну и что?
– Как ну и что, я каждый вечер ложусь спать, а через мгновение открываю глаза, как будто меня выключили и включили.
– Эка проблема. Я вот никогда не вижу во сне компьютер, ну и что?
– А почему ты его не видишь?
– Я не знаю…? Я во сне спокойно могу летать, плавать под водой и всегда об этом помню. Знаю, что могу поместиться в спичечный коробок или пролезть в игольное ушко, но ни разу никогда не видел компьютер. Никакой, ни под каким соусом, но при этом не кричу на всю Сибирь: «оборвали».
Вероника решила не отвечать. Она старательно жевала, иногда попискивая от жалости, всхлипывала и вновь приступала к трапезе.
– Я, наверное, кисейная барышня, – сказала девушка, совладав с завтраком.
– Ничего, Москвичка. Если выберемся, я научу тебя писать стоя. Будешь вот таким матросом, – Кэп показал большой палец. – А если не выберемся, пусть земля тебе будет пухом.
– Сволочь, – Вероника хлопнула Кэпа по груди, все же продавив сквозь заплаканное лицо улыбку.
– Ай, не благодари. – Нарочно смело сказал Кэп. – И еще это… я посуду помою.
Он забрал опустевшую банку и исчез за перегородкой.
– Одевайся потихоньку, сейчас вещи приберу и тронемся.
– Кэп, а ты все же посмотри, там Доктора не видно?
– Ох, уж эти женщины, – добродушно сказал Кэп.
Он еще несколько минут гремел снаряжением, после чего появился в палатке.
– Пора, Москвичка, труба зовет.
Вероника выбралась на улицу, где ее тут же промочил дождь.
– Не стой, Москвичка, прыгай в тент. Я соберу вещи, а ты пляши.
– Что плясать?
– А ты еще и танцы знаешь? Тогда что-нибудь быстрое.
Вероника стала притоптывать.
– Быстрее, быстрее, – поторапливал Кэп.
Он забрасывал в рюкзак все, что попадалось под руку, но делал это так неаккуратно, что от Вероники это не смогло ускользнуть.
– Очень хорошо, очень хорошо. А теперь держи баул, и двинули.
Кэп накинул лямки рюкзака уже на ходу.
– Давай, Москвичка, шевели копытами.
– Кэп, – сказала Вероника и поняла, что кричит.
– Что?
– Шум. Вода стала громче.
– Это узкое место, только и всего.
– Кэп, а я знаешь, что вспомнила?
– Что?
– У тебя рука не болит, а у меня колено.
– Все заболит, уверяю тебя, как только окажемся в городе. Ты лучше не разговаривай, экономь силы.
Они шли несколько минут, пока Вероника не заметила металлический блеск впереди.
– Кэп, Кэп! – закричала она. – Я что-то вижу.
– Это наше весло, чего же ты испугалась?
Кэп вытащил из воды алюминиевый шест и протянул Веронике:
– На, будешь использовать как третью ногу. В обычных условиях я бы тебе за это голову оторвал, но сейчас пользуйся моей добротой.
Очень скоро он нашел еще одно весло, которое, по всей вероятности, прибило из-за изгиба реки.
– Если так дальше пойдет, скоро соберем все снаряжение.
Странно, но стоило Кэпу это сказать, как Вероника увидела катамаран. Он стоял на противоположном берегу, зарывшись баллонами в кусты и, казалось, был абсолютно цел.
– Вот это удача, – сказал Кэп.
– Я надеюсь, ты не думаешь….
– Именно. Я хочу использовать шанс, который судьба дает нам в руки и возможно, возможно он сработает.
– Милый, дорогой, Кэп. Не дури.
– Москвичка, подумай хорошенько. У нас на двоих – сутки. Если мы за это время не выберемся….
– Как? Как ты собираешься…
– Я же тебе не говорю, что это верняк.
– Но он на той стороне, а мы здесь.
– Если бы у нас была длинная веревка, мы могли бы переправиться по сухому.
– Но ее нет.
– А как ты думаешь? Зачем я несу каску, и зачем я несу спасжилет?
– И зачем нам подсунули весла? Два весла.
– Москвичка. – С укором протянул Кэп. – Никто не заставляет тебя лезть в воду. Ты останешься на этом берегу и пойдешь дальше.
– А ты?
– А я переправлюсь к кату и, если смогу, доберусь до помощи.
– А если не доберешься?
– Значит, будет мне вода пеной.
– Я не хочу!
– А ты думаешь, я хочу? Надо, Москвичка, надо.
– Я тебя не пущу.
– А что ты будешь делать, если я исчезну?
Вероника замялась.
– Вот что, девочка, слушай меня и не плачь. Пока я собираюсь, пройди вперед. Пройди метров триста и посмотри: нет ли впереди порогов. Если есть, мне придется отойти назад, если нет, все равно придется, но не так далеко. Место здесь хорошее, и если кат прибило к берегу, значит и меня прибьет. Ну, давай.
Он хлопнул Веронику по заду и, перевернув рюкзак, высыпал его содержимое.
– Ты еще здесь?
Вероника пошла вперед, она перебирала ватными ногами, а из груди летели рваные звуки не то плач, не то вой. Скоро она уже не видела Кэпа и определять пройденное расстояние становилось все трудней. Наконец, посчитав, что триста метров она прошла, девушка повернула обратно. Ей показалось, что она что-то услышала, и Вероника вся обратилась в слух. В шуме реки определенно было что-то новое. Но это не был шум водопада или большого порога. Гул, долетавший до нее, больше походил на звук трансформаторной будки, чего-то большого, сильного и злого. Она еще минуту прислушивалась, но решила, что это ее разыгравшаяся фантазия.
– Что? – спросил Кэп, уже облаченный в гидрокостюм и каску.
– Порогов нет, но впереди какой-то звук – очень далекий и сильный.
– Пороги?
– Нет, очень похоже на трансформаторную подстанцию, но я не уверена.
– Так это хорошо. Слушай, Москвичка, я возьму твой спасжилет. Он тебе не пригодится, а у меня будут лишние двадцать литров плавучести, ты как?
Вероника равнодушно пожала плечами.
– Выше нос, Столица, – Кэп дотронулся до носа девушки холодной перчаткой. – Врагу не сдается наш гордый «Варяг»!
– Кэп….
– Что, Москвичка?
– Я никогда тебя не забуду.
– И я тебя, – кивнул Кэп, торопливо связал гидромешок и попытался привязать к поясу. – Это конечно против всех правил, но без кое-каких причиндалов мне не обойтись.
– Прощаться будем? – спросила Вероника.
– Нет. Только лизни мне каску на счастье.
Вероника запустила под каску онемевшие пальцы и несколько секунд терлась губами о колючую щетину. Она нашла холодные губы Кэпа и прижалась, как если бы видела в этом последнюю возможность оставить все как есть.
– Кто придумал эти каски? – спросил Кэп.
– Только доплыви, Кэп, я очень тебя прошу.
– Держись, Москвичка.
Он пошел вверх по течению, держа в руке весло и бряцая покачивающимся на поясе свертком.
– Москвичка! – крикнул он, обернувшись. – Иди не останавливаясь. К твоему берегу подходит железная дорога, выходи по ней!
Вероника помахала ему рукой. Это было так глупо и так нелепо, что слезы тут же брызнули из глаз. Она с трудом сдерживала рыдания, но когда фигуру проглотил туман, девушка повалилась на камни и, ползая по ним, что-то кричала и била ладонями.
– Браво! Браво, сукины дети! Вы добились своего. Что вам теперь надо? Чего изволите?
Вероника почувствовала, как болят ее руки. Очевидно, она отбила их, и теперь деревянные гвозди вползали через ладони и поднимались к плечам.
– Надо идти. Надо идти. Я не знаю зачем, но мне это надо.
Она торопливо осмотрела то, что не захотел взять Кэп, но это были личные вещи. Если не считать котелков и палатки, все это не представляло ценности.
– Котелки? Котелки не возьму, – решила Вероника. – Зачем тащить лишнюю посуду, чай можно и в кружке заварить. Вот палатка – это хорошо.
Она повернулась к реке и увидела, как над водой несется красная капля хоккейной каски.
– Кэп! – крикнула Вероника.
Скорее всего, он не услышал, но даже если бы и услышал, вряд ли это что-то изменило. Над водой постоянно кружилось основание весла, и с каждым гребком Кэп, приближался к противоположному берегу.
– Ну, Кэп, миленький!
Вероника увидела человека, пробирающегося по завалу. Она сразу не поняла, что это Кэп, но он остановился и помахал веслом.
– Черт возьми, как же это он так быстро?
В движениях молодого человека была суетливость. Он делал все очень быстро, неаккуратно и зло. Через мгновение Кэп оседлал кат и вот уже изо всех сил упирает весло в берег.
– Он замерз, – догадалась Вероника. – Его сейчас пронизывают тысячи холодных игл, и он старается согреться, беспричинно суетясь.
Вероника вытянула шею, и как ей показалось, даже перестала дышать. А тем временем Кэп сдвинул неуклюжее судно и оно помчалось по реке. Катамаран попробовал течение, закружил. Кэп не мог управлять, а лишь отталкивался от препятствий и ускорял или замедлял вращение. Еще секунда и оранжевый спасжилет и красная каска исчезли в тумане.
– Вот и все, – сказала Вероника.
Она глупо посмотрела на палатку, все еще находившуюся в руках. Сильно размахнулась и бросила ее в реку.
– Хочешь играть по правилам!? – крикнула она. – Давай.
* * *
Воздух был тугим и влажным. Казалось, будто его можно выжимать. Водная пыль проникала в одежду, кожу, волосы, забирались в легкие. Когда ее собиралось много, появлялась большая дрожащая капля. Она тяжело сползала по куртке или сбегала по щеке, оставляя за собой мокрый, извилистый след. Сырость казалась Веронике чем-то постоянным, будто без нее невозможно существование этого мира, и спорить с этим совсем не хотелось. Девушка без энтузиазма брела по берегу. Она щурилась в туман, потому что ее сознание рисовало из расползавшейся пены водяных микрокапель многочисленные абстрактные фигуры. Иногда они были страшными, иногда – нет, но почти всегда Веронику поражало их неожиданное появление.
Первым она увидела пса. Большого белого пса, выскочившего из тумана и бесшумно пробежавшего мимо. Вероника даже обернулась, чтобы проводить его взглядом, но от его спины уже отделялись белые полосы, он стал плоским, оторвался от земли и, превратившись в причудливый завиток, полетел над водой.
– Летите, летите, – равнодушно сказала Вероника.
Ей привиделся белый цветок, распустившийся прямо на глазах. Из него вылетела крохотная птица и, таща за собой длинную нить, растаяла между деревьев. Появлялся слон, по реке плыл тепловоз, но не современный, а тот, что показывают в старых фильмах. Похожий на дырокол проехал автомобиль. С лестницей в руках прискакал всадник. Он погарцевал на камне, и белая лестница пошла винтом, закружилась, стала похожей на водоворот.
Вероника старалась не поймать очередной образ и сосредоточилась на камнях. А они были настоящими, как тысячи лет назад. Когда они уже лежали и ждали Веронику и ее неровную поступь, которая на мгновение соединит живую и неживую материю, секунду и вечность.
Вероника подумала, что она уже не знает, где настоящее. Эти фигурки, строящиеся из лоскутов тумана или город Москва с домами и площадями. Теперь он существовал только в ее воображении.
Казалось, что вся предыдущая жизнь пролетела за долю секунды в ее сознании, а эта реальная река и настоящий туман существовали вместе с Вероникой – годы, и ничего больше нет.
«Как часто, – подумала она, – я просыпалась и говорила себе: это только кошмар, как хорошо, что это только кошмар. Или: ах это был сон, как жаль, что это был сон».
Вероника помнила такие сны. Помнила, что чаше всего они были переполнены бой-френдами, нет, не сексапильными мужиками, хотя и такие снились, но мальчиками, нежно целующими пальцы, дарящими цветные букеты, тянущими за рукав в комнату, заполненную разноцветными шарами. Как она любила такие сны и как жалела, когда посреди феерического действа, она просыпалась в скучной московской квартире.
Сны были и другие, те, что вырывали из холодных лап ночных кошмаров в промокшую от пота подушку, и еще неровно и часто дыша, она улыбалась в ночь и шепотом говорила: «Приснится же такое?»
В самом страшном сне она видела Зураба, задолго до того, как он появился, и даже когда с ним познакомилась, не сразу поняла, что это он.
В нем все было схематично, все абстрактно. Черты лица расплылись. Была острая бородка, но не такая как в жизни. Длинный плащ, но не кожаный и гораздо длиннее, почти до пят, матовый и очень гладкий. Единственное, чем они не отличались – это желтая сережка в ухе. Вероника ее запомнила, а может, додумала, потому что с каждым днем она все больше и больше убеждалась в своей правоте.