Человек из сна появился в ее квартире. Он просто вошел в дверь и стал о чем-то расспрашивать отца. Когда они поговорили, человек показал на Веронику и маму. Во сне мама была живой. На ней узкое белое платье с длинным шлейфом и разрезами выше колен, длинные до локтей перчатки и глубокое декольте, которое она никогда не носила.
– Сами увидите, – сказал человек и, подойдя к маме, взял ее под руку.
– Что он делает? – спросила Вероника отца.
– Сейчас он изгонит демонов.
Человек поставил маму возле стены и попросил выключить свет, а когда стало темно, достал Вероникин детский фильмоскоп и направил луч на маму. На стене образовалась тень. Мама стала делать танцевальные движения, она гладила себя, поднимала вверх руки и раскачивалась под неслышную мелодию. Так продолжалось очень долго, потому что отец не выдержал и спросил:
– Почему ничего не происходит?
– Как не происходит? – спросил человек. – Вы на тень посмотрите.
И Вероника увидела. Увидела размытую беснующуюся тень, извивающуюся в приступе боли, а может быть гнева.
До сих пор Вероника не смогла объяснить, как темное пятно на стене, может быть таким отвратительным и мерзким. Но даже во сне она почувствовала, как у нее вспотели ладони. Вероника прижалась к отцу и что-то кричала, пока он не сказал:
– Хватит.
– Хватит, так хватит, завтра я приду к ней.
Человек вышел, и мама упала на пол. Свет в комнате не горел. Отец пошел на кухню, и Вероника слышала, как шумит вода. Вероника подняла маму за плечи. Она обняла ее и как можно спокойнее сказала:
– Все будет хорошо.
– Конечно, все будет хорошо, – ответила мама и повернула лицо.
То, что увидела Вероника, тоже было лицом. Скорее всего, лицом матери, потому что даже «это» сохранило знакомые черты. Но «это» было настолько изуродовано, что Вероника тут же проснулась.
Она не дышала глубоко и не шептала в темноту, потому что не могла. Девушка просто была. Была окаменелым, холодным телом, пришедшим в этот мир из такого же реального ужаса. И грань, разделившая «ее» и «ее» оказалась такой тонкой.
Прошло уже более двух часов, и Вероника стала подыскивать место для отдыха. Она могла остановиться где угодно, ведь ей не нужно разбивать лагерь, а достаточно выпить кружку чая и согреться, но ничего подходящего не попадалось. Отовсюду исходил устойчивый дух сырости и холода. Казалось, даже камни промокли. Туман сгустился, стал напоминать серый кисель и больше не играл в образы.
Вероника заметила затор из сбитых в кучу бревен и веток. Река в этом месте петляла, образуя большое улово [17], и мусор прибивало к берегу. «Эти ветки замечательно горят, – подумала она, – только их надо подсушить. Хм. Где же их высушить?» Вероника наломала несколько штук размером с карандаши и сунула под куртку. Стало противно от просочившейся сквозь олимпийку воды, но девушка решила не капризничать. Она ускорила темп, полагая, что тем самым поднимет температуру тела. Теплее не стало, но дыхание все чаще стало сбиваться, и через сорок минут она пыхтела как паровоз.
«Хватит», – решила Вероника. Она остановилась под большой смарекой [18] и, хотя с еловых веток падала вода, создавалось ощущение некоторой защищенности. Девушка накрылась тентом и стала собирать подсушенное дерево в шалаш. Ветки не выглядели мокрыми, но по-прежнему содержали влагу. Зажигаться они не собирались и, потеряв на безуспешные попытки около получаса и половину газа в зажигалке, Вероника решила подсушить еще. На этот раз она действовала более решительно. Девушка, сунула вязанку под олимпийку и, дрожа от холода, припустила по берегу. Там, где река уходила в отлив и обнажала широкий каменистый пляж, берег был завален крупными окатышами, размером от куска мыла до футбольного мяча. Где вода подступала близко, Веронике приходилось выходить на грунт туда, где во всю разрастался кустарник и редкие ели. Идти по земле было гораздо проще, однако тропы не было, и продираться сквозь кусты, если они преграждали дорогу, казалось особенно неприятно. Ей сильно мешало весло, но бросать его очень не хотелось, во-первых, маневрировать по камням, имея дополнительную опору, было проще. А во-вторых, какое никакое, но оружие или, во всяком случае, его далекий отголосок.
Вероника подумала, что она как-то необычно спокойна. Создавалось ощущение, что у нее открылось второе дыхание, и девушка идет очень легко и уверенно. Конечно, налегке она себя не чувствовала, и с каждой минутой рюкзак казался все более и более тяжелым, но усталость заглушила тот панический страх, который еще несколько часов назад душил ее.
– Ничего на свете лучше нету», – запела Вероника.
Получилось очень кисло, но она продолжала:
«Чем отделать гопников кастетом
Мусоров отряды голубые
Поцелуйте в жопу нас родные
Поцелуйте в жопу нас родные».
Последняя строчка вышла особенно хорошо, и Вероника повторила ее несколько раз.
Она чувствовала себя почти уверенно, когда, какая-то муть опускалась на реку. Очень скоро видимость сократилась до нескольких метров.
Вероника достала фонарь и распорола пространство белым лучом. Она заметила то, что не сразу дошло до ее сознания. А именно – ветер стих, и дождь почти прекратился. Водная изморозь еще летала в воздухе, но, казалось, больше не падает вниз, и от этого стало немного теплее.
Вероника осмотрелась. Место было гадким и очень походило на сцену сказочной декорации. Но прямо перед ней лежало дерево, за которым можно укрыть костер. Она осмотрела его. Ствол был еще прочным, он лежал давно, и ветви достаточно ссохлись, чтобы стать топливом. Вероника наломала веток и, выложив их кругом, бережно извлекла вязанку. Она показалась сухой. Девушка снова соорудила костер, она оторвала узкую полосу тента и, скатав из нее шар, достала зажигалку. Ткань тоже была мокрой, но полиэтиленовая пропитка скоро затрещала. Выпуская клубы черного дыма, фиолетовое пламя боязливо поползло к веткам. Оно осторожно лизнуло древесину, как бы пробуя на вкус, но скоро разошлось, и Вероника почувствовала первое тепло. Это было слабое дуновение горячего воздуха, но руки тут же вспомнили забытые ощущения. Костер подрос, стал жарким и уже не боялся сырых дров. Вероника принесла воды в кружке и тарелке. Поставить их в огонь оказалось не просто. Кружка постоянно падала и заливала огонь. В тарелку налетел пепел и, хотя девушку это нисколько не заботило, кипеть вода тоже не хотела.
Рассудив, что ничего кроме жидкой и горячей пищи Вероника съесть не сможет, она развела «Горячую кружку Магги», бросила пригоршню сои, сухарей и поломанных сушек. Варево представляло ужасный вид, но пахло очень аппетитно, и девушка с трудом дождалась, когда соевое мясо разбухнет от воды. О том, чтобы оно сварилось, не могло быть и речи. Старательно пережевывая все, что оказалось сырым и проглатывая то, что размокло, Вероника думала о ночлеге. Она решила, что не будет спать и пойдет ночью, как бы тяжело это не было. Вставать на ночлег одной, казалось невозможным. Вероника посчитала, что все равно не заснет. Даже если бы она не выбросила палатку, ночевать в замкнутом пространстве, казалось совершенно неприемлемо.
«Может у меня клаустрофобия? – подумала она, – странно, но на открытом месте я чувствую себя уверенней».
Она заварила пакетик чая и, не пожалев сахара, сделала напиток, по вкусу напоминавший сироп.
– Хорошо, – констатировала Вероника. – Теперь хоть трава не расти.
Девушка укуталась в спальник, накрылась тентом и, сев на рюкзак, долго смотрела в огонь. Ей казалось, что она ни о чем не думает. Мысли бродили сами по себе, иногда сталкиваясь, иногда они здороваясь или разбегаясь в разные стороны. Было в этом броуновском движении что-то убаюкивающее. Вероника положила голову на ствол дерева. По ее лицу блуждали розовые отблески костра, в голове шумела река, и незаметно для себя она заснула.
Прошло достаточно много времени. Когда Вероника открыла глаза, то увидела только красную полосу мерцающих углей. Она нагнулась, чтобы раздуть огонь, но так и замерла с надутыми щеками и полными легкими воздуха. Ее правая щека горела, но не от огня. Вероника очень явственно ощутила постороннее присутствие. Кто-то или что-то находилось рядом, в непосредственной близости от нее и пыталось остаться незамеченным.
Вероника пошарила рукой, пытаясь отыскать фонарь, но после того, как нашла весло, передумала. Она лихо подскочила и, размахнувшись, ткнула темноту. Шест провалился, словно девушка пробила бумажную стену. Не встретив сопротивления и потеряв опору, она повалилась на камни, ушибла руку, но так и не отпустила весло. Ее падение было неуклюжим и неприятным. Вероника подумала, что не понимает, как человек может запутаться в весле. Но факт оставался фактом. Вероника упала, странным образом переплетя между рук и ног алюминиевую трубу, и в течение нескольких секунд не могла подняться.
Если бы тварь, а именно так ее окрестила Вероника, собиралась напасть, она непременно бы это сделала, потому что более удобного момента быть не могло. Но в спину девушки не вцепились когти, и никто не прыгнул из темноты, отчего стало совсем скверно.
«Она издевается, – подумала Вероника. Как кошка с мышкой – наиграется, затем съест. Или не съест? Съест… . И не подавиться, только косточки выплюнет».
Вероника поднялась в стойку бойца, то ли «тэквандо», то ли «кун-фу». Она не знала, как называется борьба с использованием шестов, но точно знала, что в ее руках именно такое оружие, и при первом же выпаде она будет защищаться бесстрашно и самозабвенно до тех пор, пока ее пальцы не разожмутся. Впрочем, она решила не сдаваться и тогда.
«А как иначе? – спросила она себя – ведь дураку понятно, что она следующая, и сейчас из темноты должны появиться она или он, те, кто забрал, Студента, Лари, Олю, Доктора и Кэпа. Всех, кроме нее. А впрочем, насчет Кэпа она не уверена, потому что, если сегодня суждено исчезнуть ей, то Кэп может и не бояться».
Вероника подумала, что в ее рассуждениях чего-то не хватает, как будто из цепи выпало одно звено, но была так поглощена борьбой, что эта мысль или даже не мысль, а легкое сомнение, незаметно растаяло.
– Р-раз, – Вероника резко обернулась, перехватила весло за спиной и сделала повторный выпад. На этот раз ей повезло больше, а, может, не повезло, а она просто научилась делать движения четко и уравновешенно.
Из ночи донесся запах сырости, холода и дождя. Дождь шел и до этого, но такой мелкий, что Вероника его просто не замечала. Теперь же на ее лицо упали крупные капли, и косые трассы воды обрушилась из темноты.
– Будьте вы прокляты! – закричала Вероника.
Она представила, как бы видел эту сцену посторонний наблюдатель. Девушка, да не просто девушка, а девушка с веслом делает ударные движения. Борется с воздушными мельницами, а попросту – машет веслом в темноте.
– Тьфу, – Вероника плюнула в сторону реки, и ей уже не казалось, что там кто-то есть, какая-то тварь наблюдающая за ней.
Ей просто было страшно, как страшно одинокой девочке в темной комнате, и она сама не может понять, почему.
Нога нащупала предмет правильной цилиндрической формы. Еще секунда и луч превращает слепые влажные капли в белые полосы, темноту – в серый туман, а шум воды – в белые буруны. Она обвела луч по окружности и, не обнаружив ничего, что можно было назвать новым, выключила фонарь.
«За мной придут, – подумала она, – рано или поздно, но придут, и я об этом знаю. Так какого черта я жду?»
Вероника снова включила фонарь. Подняла несколько обгоревших веток и, засунув их в рюкзак, стала собирать все, что еще лежало на камнях. Ей попался рулон скотча. Примотав фонарь к основанию весла, она накинула на плечи лямки.
– Вперед и с песней! – Вероника осветила берег и двинулась.
Придерживать тент и освещать дорогу оказалось крайне неудобно. Если бы она не закрепила фонарь на весле, было бы еще хуже и, потешив себя мыслью, что хоть в этом она молодец, девушка прибавила шаг.
«А вода сильно спала, – заметила Вероника, – теперь река больше напоминает большой ручей. Лишь бы Кэп успел дойти до низовья. Лишь бы он успел дать сигнал о помощи и лишь бы кто-нибудь отправился на ее поиски.
Не слишком ли много «если»? Не слишком ли моя надежда зыбка? А впрочем, какая разница? Выбора у меня нет, а сидеть и ждать – это не для меня».
Вероника чувствовала боль в спине и ногах, как будто ее долго били палкой. Казалось, что ей отбили каждую клеточку, каждый миллиметр ее усталого, измученного тела.
По истории она изучала что-то подобное, это называлось пропустить через строй. Когда сквозь строй солдат протаскивали провинившегося, и каждый молотил его палкой, куда попало и как попало. Может, попавший в автокатастрофу, чувствует себя также, а, может, нет. Ему хорошо. Потерял сознание, а врачи борются за жизнь. Тут же приходится терпеть и непонятно, что лучше – терпеть или сложить ручки крестиком и прыгнуть в реку. Кто-то говорил, что в этой воде человек может прожить только двадцать минут. Что стоит двадцать минут помучиться? Да ерунда, ведь после этого не останется ни боли, ни страха, ничего. Просто жжик и на небеса или под землю. Впрочем, сейчас, никакой разницы. Это потом будем определяться: куда, насколько? А сейчас очень хочется, чтобы все поскорей закончилось.
Ей показалось, что впереди что-то стоит. Большое и белое, но это оказался туман, который уже слегка побледнел перед рассветом.
«А что если поспать? Что если поймать окно между дождем и, завернувшись в спальник и накрывшись тентом, просто немного вздремнуть?»
Мысль показалась очень теплой. Даже перспектива греть промокший спальник не представилась Веронике ужасной.
«А в принципе, я и палатку могла бы поставить. Чего это на меня нашло? Днем бы поставила. И днем бы поспала».
Вероника посветила в реку, не плывет ли где поблизости тюк палатки, и тут же усмехнулась:
– Ты совсем, Москвичка, с башкой не дружишь.
В реке не плавало палаток, и это было вполне естественно. Зато по самой середине несло темное тело каяка. Лодка была управляемой и в ней находилась мутная фигура человека, молчаливо балансирующая меж волн.
– Блин! – Вероника присела на корточки и, ломая ногти, принялась за фонарь.
Проклятый не хотел выключаться. С трудом погасив бесполезный свет, потому что было достаточно светло, а луч все равно упирался в туман и не светил дальше пятнадцати метров, Вероника затаила дыхание. Силуэт тихо скрылся, так же как и появился, и через минуту девушка не была уверена, что что-то видела.
– Черный каякер, – определила она, – допилась. Кому-то мерещатся черти, кому-то каякеры. Что же такого? Странно, а почему люди не допиваются до ангелов?
Веронику очень озадачил такой вопрос. Она не знала почему, но ей очень хотелось понять, зачем на всех континентах люди с разным эпосом и языком в белую горячку наблюдают маленьких зелененьких чертей и никто никогда не допивается до ангелочка.
Девушка успела представить маленького розовопопого малыша, с крылышками за спиной, когда впереди послышался голос. Сердце радостно сжалось, и, позабыв о чертях и ангелах, Вероника кинулась навстречу. Она подбежала к преграждающим порослям кустарника, когда ее спина налилась свинцом, ноги вросли в землю, а руки беспомощно опустились.
– Где моо оо? Мо оо де?
Вероника поняла, что сейчас побежит, побежит так быстро, как еще никогда не бегала, потому что к ней продиралась темная фигура человека и кровожадно кричала: «Где мое весло?»
– Черный каякер, – обреченно сказала Вероника.
Она поняла, что руки плетями свисают к земле, а ноги просто не побегут. Не побегут, вот и все. Вероника набрала воздуха и, собрав в легких все, что осталось от сил, закричала. Это было как нельзя кстати, потому что темная фигура уже выросла перед ней и даже раскинула руки, чтобы схватить девушку.