— Хайо, помоги мне, — прошептала я, прижимая к груди готовый талисман.
Заклятье, заложенное в него, получилось невероятно сложным. Условие за условием, разрушительный цикл, инициированный компонентой огня. Но если сработает, как надо — и эльф окажется на свободе, и я останусь как бы не при чем. Именно «как бы» — потому что все ошибаются, и я могла вышить заклятье с ошибкой, которое сработало не совсем так, как нужно. А главная роль в предстоящем спектакле отводилась старине Гверфину, который — хороший мальчик — уже занял привычное место на своей стене и пялился куда-то на горизонт.
Глубокий вдох. Выдох.
Я положила талисман в карман. Он получился небольшим, легко умещался на ладони, и при этом был приятно-тяжелым и очень пестрым. Камней я туда не пожалела: и огненный агат, и сердолик, и гелиодор, а по кромке — сенгилитовые бусинки, песочно-коричневые, в прожилках… В общем, загляденье просто, хотя в интернате такое бы не одобрили.
Ну-с, Гверфин, прости меня — но теперь твой ход.
…Он стоял на стене и смотрел вдаль, но как только заслышал мои шаги, переключил внимание на мою скромную персону.
— Привет.
— Привет, — я через силу улыбнулась, — отца высматриваешь?
— Нет.
Гверфин заложил руки за спину и принялся ходить туда-сюда, как будто над чем-то раздумывая. Розовый закат играл на его смуглой коже, отражался огненными искрами в глазах — а я вновь с тоской подумала о том, как обманчива внешность, пусть и благородная.
— Ты сердишься на меня, — внезапно заключил маг, останавливаясь, — ты злишься оттого, что я не могу рассказывать тебе многих вещей.
— Пустяки, — я насторожилась. Неужели он сейчас плавно съедет на обсуждение эльфа в подземелье? Но, конечно же, Гверфин был твердым орешком.
— Я бы с радостью рассказал тебе, но не могу. Не могу, понимаешь? Я поклялся отцу хранить тайну замка…
Хе-хе, милый мой, да тайна-то уже и не тайна вовсе. Но я ведь из тебя не выдавливаю ничего, если надо, то продолжай хранить ее и дальше, а мы тем временем…
— Неважно, — буркнула я. — Все это пустяки. Я хотела вот о чем попросить, Гверфин: ты не опробуешь мой новый талисман? Можно сказать, настоящее изобретение.
Я вытащила из кармана свое секретное оружие и протянула Гверфину.
Он же не торопился брать в руки неведомо что, как будто почуял подвох.
— И что он делает?
— Ну, ты ж вроде маг водной стихии? Значит, огонь тебе чужд. А я вот вышила талисман, который позволяет магам воды возводить стену огня.
— Ух ты, — сказал Гверфин, но как-то не уверенно, — я никогда раньше не пользовался талисманами. И как это работает?
Я улыбнулась самой обольстительной улыбкой, на какую только была способна. Подозреваю, что в моем нынешнем облике выглядело это несколько… устрашающе, но что делать.
— Вот я и хочу, чтобы ты его опробовал. Давай спустимся во двор, и ты инициируешь огненную стену… гм… ну, допустим, в котловане.
Гверфин развел руками.
— Да я-то не против, Ирбис! Но что я должен делать? В смысле, что должен сделать маг воды, чтобы твой талисман сработал как надо?
Тут я состроила глубокомысленную физиономию и прочитала краткую лекцию по талисманопользованию. Итак, чтобы чародей произвольной специализации мог воспользоваться талисманом, ему достаточно сконцентрировать свою энергетическую суть на талисмане, а уж тот сделает то, что в него заложил маг-вышивальщик.
— Ух ты, — потрясенно выдохнул Гверфин.
— Только это… я заранее предупреждаю, что он сработает с задержкой. Так получилось оттого, что я теперь… умертвие.
— Не называй себя так, — вдруг обозлился юнец. Сверкнул глазищами в мою сторону.
— Но ведь это правда, — я усмехнулась, — что тут поделаешь?
— Ты обязательно станешь живым человеком.
«Конечно, стану», — подумала я про себя, — «жаль, что не благодаря тебе или твоему отцу…»
Мы спустились к заветной яме, я торжественно вручила Гверфину талисман, а сама отошла на безопасное расстояние. Полыхнуть могло знатно, даже первокурсники знают, что гелиодор и сердолик — весьма взрывоопасная комбинация. Но мне нужно было произвести впечатление на Гверфина, а ничто так не впечатляет, как зрелищное заклятье.
— Что мне делать? — он задумчиво рассматривал вышитые оранжевым бисером волны.
— Сконцентрируйся и направь энергопоток через талисман.
— Хорошо, попробую.
…Сначала ничего не произошло. Гверфин в замешательстве глянул на меня, я пожала плечами.
— Задержка.
А потом жахнуло так, что языки бешено ревущего пламени поднялись выше замковой стены.
— Ого, — я и сама не ожидала, что получится настолько эффектно. Гверфин впал в состояние, близкое к трансовому, но затем медленно попятился, загораживая ладонями лицо.
— Ну ты даешь… Ирбис.
— А то. И умертвия не лыком шиты, — улыбка вышла чуточку самодовольной.
— Ты не…
— Какая разница? Не стоит об этом даже думать, Гверфин.
И мне в самом деле было плевать, умертвие я или нет, потому что… как раз в эти минуты должен был завязаться узелок второго заклятья, которое к ночи отворит старую дверь и позволит узнику увидеть солнечный свет.
Потом мы разошлись по комнатам, а когда окончательно стемнело, я спустилась во двор, к котловану. Привязала один конец веревки к яблоне, второй сбросила вниз и соскользнула на дно, к заветной двери. Осмотрев дверь, я мысленно поздравила себя с маленькой победой: запущенная огненной стеной вторая часть заклинания заставила замок рассыпаться ржавой трухой. Я насторожилась. Еще раз провела пальцами там, где раньше были дверные петли. Охр! Как будто дверцу уже открывали, а затем аккуратно приставили назад. Неужто эльф решил не дожидаться меня, а действовать на свой страх и риск? Я осторожно потянул дверь на себя, и едва успела отскочить, когда посыпались тяжеленные дубовые доски. Вот этого я, конечно, не предусмотрела: теперь развалившаяся дверь валялась на дне котлована, а вход в подземелье зиял голодным ртом чудовища.
— Эй, — тихо позвала я, — вы еще здесь?
Мне никто не ответил. И я, ругаясь на чем свет стоит, ринулась в кромешный мрак. Охр, неужели он сбежал? Неужели он… меня обманул?!!
Задыхаясь и изрядно поплутав по узкому и темному коридору, я влетела в круглую комнату со сводчатым каменным потолком. По стенам ярко светили талисманы, сделанные, скорее всего, Улли Валески. В центре подвала гнилостной зеленью мерцала шестилучевая звезда. Дверь, ведущая из комнаты наверх, была заперта. Все.
Я медленно сползла на пол. У меня не осталось сил даже на то, чтобы расплакаться. Впрочем, слез-то все равно нет… Он меня обманул, этот эльфик. Наобещал, наврал с три короба, а сам улизнул. Я врезала кулаком в стену, да так, что сбила до крови костяшки. Эх, ну это ж надо быть такой дурой?..
По комнате неторопливо плыл переливчатый мыльный пузырь, и лопнул с тихим хлопком где-то между лучами зеленой звезды. Охр, а пузыри-то здесь откуда? Или эльфик только тем и занимался, что мыльные пузыри пускал?
…Нет, это надо было быть полной идиоткой, чтобы вот так дать себя провести. И, во имя Хайо, что мне теперь делать с распавшейся на куски дверью?!!
***
Я смогла заснуть лишь под утро, а проснулась от немилосердного тумака. Потом меня сгребли за шиворот, стащили с кровати и принялись трясти как грушу.
— Тварь! Отвечай, зачем ты это сделала? — гаркнул Арнис Штойц, — я тебя, умертвие, приютил, а ты вот как мне отплатила?!! Кто тебя просил? Что он тебе наобещал, чтобы ты его выпустила? Что?!!
Вернулся, значит. И первым делом проверил, как там узник. Потом побеседовал с сынулей, и тот ему чистосердечно признался в шалостях Ирбис Валле.
Я попыталась выдраться из железных пальцев некроманта.
— А ну, не смей, — он побледнел и внезапно сорвался на визг, — arr’the’tri-nholl!
И я поняла, что не могу шевельнуться. Треклятый некромант. А я — по-прежнему слегка не-живое, и потому ему подвластное существо.
— Говори, что молчишь? Ну?!! Что он тебе наобещал?
— Ж… жизнь, — выдавила я, с трудом ворочая языком.
— Ах, жизнь? — голос Арниса упал до шепота, — он тебе жизни наобещал, да? И ты поверила, что первый встречный приведет тебя в сердце Великого леса? Хайо, и это ж надо быть такой дурой?!!
— Отец, постой, — раздался голос Гверфина, — не надо… ее… так…
— Не надо? А как надо? Башку ей открутить надо, а? — некромант был в бешенстве, — ты тоже хорош, сыночек! Иди с моих глаз, пока я из тебя зомби не сделал! Ты вообще соображаешь, что она натворила, а?
Я не могла видеть Гверфина. Все, что мне было отпущено, это созерцать перекошенную и смертельно бледную физиономию Арниса Штойца.
— Тварь, — процедил он сквозь зубы, — я бы тебя убил, но, к сожалению, это сделали до меня. Таких дур, как ты, вообще надо держать подальше от света…
— Ты… его… пытал, — прошипела я.
— Кого?
— Эльфа…
— А ты уверена, что это был именно эльф?!!
Внезапно он выпустил меня, и я бесформенным тюком сползла на пол. Тело по-прежнему меня не слушалось.
— Эльф, значит, — издевательски произнес Штойц, — а тебе не приходило в голову, что это мог быть вовсе не эльф, а существо, которое… стало похожим на эльфа, после того как сожрало его мозги? Нет, не приходило? Вижу, вижу, что подобные мысли не посещали твою пустую голову. И точно также тебе не могло прийти в голову, что я не просто так держал его в подземелье… А ты, выпустив это, ставишь под угрозу сотни жизней. Дура!
Я медленно закрыла глаза. Подозрения, которые закрались ночью легкими тенями, полностью подтвердились. Да еще как. И что теперь будет со мной? Он меня убьет окончательно? Или выпотрошит и набьет песком?
Некромант пнул меня носком сапога, покачал головой. И, надо сказать, еще ни разу я не видела его таким… опустошенным, что ли…
— Почему ты это сделала? Почему? Тебе было мало того, что ты живешь с нами как член семьи? Тебе не хватало развлечений? Хайо, зачем я вообще пустил тебя на порог?
— Отец, пожалуйста, — пробубнил откуда-то сбоку Гверфин.
— Заткнись, — ответил родитель, — заткнись, и пошел вон отсюда. Моли Хайо, чтобы жив остался.
— Она не знала, — почти выкрикнул юноша.
— Она не должна была лезть не в свое дело!
А я лежала на полу как сломанная кукла, и не могла ни пошевелиться, ни заплакать. Единственное, чего мне действительно хотелось — это обратиться в прах, и не смотреть больше в полные неясной боли голубые глаза Штойца.
Он склонился ко мне, несколько секунд рассматривал, а затем прошипел:
— Значит так, милочка. Кажется, я знаю, что теперь с тобой делать. Но, право же, видеть мне тебя больше не хочется. Пусть Шерхем сам решает…
Глава 11. Спокойствие
Казалось бы, все хорошо: королевские гончие отстали, словно канули в никуда, погода стояла вполне сносная, а свежая сорочка, привезенная Штойцем, напомнила о тех золотых деньках, когда лекарь Виаро был уважаемым в Талье человеком, по утрам кушал гренки с сыром и раз в неделю заходил в уютный кабачок пропустить стаканчик-другой. Но разум, взбудораженный погоней, начал выкидывать странные шуточки: Шерхему время от времени казалось, что за ним кто-то наблюдает. Чувство слежки было так сильно, что порой он даже ощущал покалывание меж лопаток, как будто неведомый соглядатай решил пробуравить там дырку. А однажды Шерхем вдруг проснулся среди ночи, и где-то на самой границе зрения метнулась в заросли расплывчатая тень. Он вскочил, выхватил из костра пылающее полено и бросился следом за лазутчиком, но не нашел даже и намека на то, что к нему кто-то приближался.
Оно попробовал использовать простую, лекарскую магию — но ничего человеческого поблизости тоже не обнаружил.
А если предположить, что шел за ним нечеловек, то… Шерхем не совсем понимал, отчего тот тащится следом так долго и до сих пор не напал, не проломил череп, не выпил, в конце концов, мозг…
Поразмыслив над этой одновременно и печальной, и смешной ситуацией, Шерхем пришел к выводу, что на состоянии его рассудка начинает сказываться бесконечное бегство в лесной глуши. Подумав еще чуть-чуть, лекарь развернул на траве затертую до дыр карту королевства Веранту.
На сей раз гончие загнали его непозволительно близко к замку Штойца. Это, конечно, было плохо: не хватало еще и Арниса впутывать в это безнадежное противостояние мага, короля, а заодно и магического конклава. С другой стороны, некромант подбросил немного провианта, чистой одежды и даже кусок лавандового мыла. К хорошему быстро привыкаешь, и Шерхему вдруг захотелось как можно чаще купаться и менять белье, но роскошь сия оставалась доступна исключительно на расстоянии дня пути от замка повелителя зомби. Дальше Арнис просто не стал бы гнать коня — даже для того, чтобы поддержать давнего приятеля.
Шерхем взвесил все «за» и «против», а потом кусочком графита обвел в кружок поселение чуть западнее владений некроманта, означенное на карте как Малые коряги. Больших коряг в пределах Веранту не наблюдалось, но Шерхема это не смутило. Он свернул карту, сунул в дорожную сумку и пошел, продолжая ощущать на себе чей-то тяжелый взгляд. Нет, все-таки с такими симптомами лучше некоторое пожить с людьми. Даже Роф, шагай он рядом, не исправил бы положения — у здоровяка наблюдался один огромный недостаток: он был зомби.
Шерхем достиг цели своего путешествия к концу второго дня. Местность вполне оправдывала название: когда-то буря повалила здесь изрядное количество елей, вывороченные из земли корни поросли мхом, напоминая дохлых мохнатых пауков. Перебираться через всю эту красоту было непросто, Шерхем ругался сквозь зубы, порвал штанину и вышел к Малым корягам злой как собака. Деревня встретила его настороженным молчанием: видать, путники здесь были настолько редким явлением, что даже дворовые псы озадаченно примолкли, размышляя — то ли дремать дальше, то ли поднять шум. Оглядевшись, он подсчитал количество дворов — пять штук, коров — две, козы — четыре, питейное заведение — одно, да и то с заколоченными окнами. Наверняка раньше близ Малых коряг пролегала какая-нибудь приличная дорога, тогда и трактир не пустовал, а потом… наверное что-то изменилось, и деревенька начала медленно сползать в пропасть забвения.
Шерхем прислушался к себе: невидимый соглядатай отстал, смятый свежими впечатлениями. Лекарь воспрянул духом и зашагал к первому двору. Вот оно, лекарство от сумасшествия! Всего-то добраться до людей. Вряд ли они тут же побегут сдавать его гончим, в таких глухих и далеких от столицы местах народ простой, и преданных слуг его величества не очень-то жалует.
Затявкала собачонка размером не больше курицы. Из-за плетня высунулась белобрысая голова мальчугана, по самые глаза вымазавшегося вишневым соком. Он поморгал, глядя на Шерхема как на неведомую зверушку, а потом метнулся куда-то вглубь двора, вереща и вопя. Спустя несколько минут из калитки высунулась его мать. Или сестра — тут уж Шерхем не разбирался, да и к чему? Она была молодая, румяная и очень белокожая, даже слишком белокожая для простой крестьянки. Голову венчало подобие короны из льняных, выгоревших на солнце кос, шея была повязана черным платком.
— Чего надо? — спросила женщина и окинула Шерхема подозрительным взглядом.
Выглядел он, конечно, не лучшим образом. Но, во-первых, уже очень давно ему было плевать на свой внешний вид, а во-вторых, путешествие сквозь коряги никому не добавляет шарма и очарования.
— Я лекарь, — сказал он, — хочу попроситься на постой.
— Ой, да какой ты лекарь! Лекари — господа знатные, в каретах разъезжают. А на тебя посмотришь, так вылитый лихой молодец. Шел бы ты отсюда… пока собак не спустила.
Шерхем и ухом не повел.
— А что, трактир не работает? — поинтересовался он, кивнув в сторону заведения с забитыми окнами.
— Ты мне зубы не заговаривай! Катись-ка отсюда… Не то пойду сейчас мужа позову.
— Ну, позови. С мужиком я куда быстрее договорюсь, — Шерхем улыбнулся. Понятное дело, что никто никого звать не собирался. Да и мужа у этой женщины не было, на что весьма прозрачно намекал «вдовий» черный платок.