— Уходи, откуда пришел, — она сердито поджала губы, — тебе не надо здесь останавливаться.
— Как скажешь, — Шерхем пожал плечами и медленно побрел к следующему двору.
Встречают по одежке, тут и удивляться нечего. Невидимый попутчик возвращался, между лопаток начало покалывать. Резко обернулся — ну, конечно же, никого. Позади пустая дорога, и коза объедает чью-то выбившуюся за ограду фасоль.
— Определенно, мне стоит здесь задержаться, — пробормотал Шерхем и постучался в тусклое, затянутое пузырем оконце следующей халупы.
Здесь все повторилось, с той лишь разницей, что вышел к плетню здоровенный детина. Он и выходил боком, протискиваясь в узкую дверь. Не пустишь ли постояльца, добрый человек? Нет, нам здесь чужие не нужны. И даже те, кто называет себя лекарем. Да и какой из тебя лекарь? Господа маги совсем, совсем не так выглядят…
Шерхем пожал плечами и поплелся дальше. Он не торопился уйти из Малых коряг, все еще теплилась надежда, что найдется и здесь какой-нибудь здравомыслящий субъект. Хотя — нет. Наоборот. Как раз все они здесь чересчур здраво мыслят: только дурак пустит к себе домой такую оборванную личность, как нынешний Шерхем Айлан Виаро. В душе проклюнулся первый росток злости, на себя прежде всего, а потом и на весь мир впридачу. На эльфов, провались они к Охру. Ведь если бы не тот бледный, почти прозрачный эльфик под Снулле, то все было бы по-иному.
«Но тогда бы и тебя здесь не было», — подумалось лекарю, — «все бы полегли под Снулле… А чем твое сейчасотличается от того, что было бы? Да ничем. И тогда не было бы жизни, и теперь ее нет».
Он вздрогнул от неожиданности, когда его окликнули со стороны заколоченного трактира. Оказывается, заведение не было окончательно заброшено: на пороге, прислонившись к притолоке и скрестив на груди волосатые руки мясника, стоял смуглый мужик. Лица его было не рассмотреть: почти от самых глаз росла пышная борода, немытые непослушные вихры падали на лоб. Портрет завершали бордовый камзол без рукавов, одетый на голое тело, и непонятной расцветки штаны.
— Что тебе, человече? — пророкотал басом житель Малых коряг, — ищешь кого, или что?
Шерхем усмехнулся. В том, что перед ним рядовой бандит, сомневаться не приходилось; ничего не будет удивительного в том, если у этого милого человека в трактире сложены топор, кистень и удавка. Может быть, он даже скромно коллекционирует золотые зубы, выдернутые у убитых им людей, а по вечерам пересматривает их и прячет в расписную коробочку.
— Ищу место для постоя, — ответил он, чуть помедлив.
— Для постоя, значит, — мужик сплюнул себе под ноги, — а монета у тебя имеется? У нас, знаешь ли, деревня бедная, задарма никого не пустим.
Вместо ответа Шерхем похлопал по кошельку на поясе. Бандит алчно сглотнул.
— Ну, заходи тогда, будет тебе постой.
— Спасибо, мил человек, — Шерхем чуть заметно поклонился.
Мужик скрылся в темном провале двери, и лекарю ничего не оставалось, как последовать за ним.
Дальше произошло примерно то, что и ожидалось: стоило шагнуть в тень, как на шею набросили шелковый шнурок. Молча, без единого звука. Шерхем едва не рассмеялся: ох, какие же они предсказуемые. Не то, что…
Брошенное заклятье, короткий и острый, как бритва, мыслепоток уложил смельчака, и уже в следующее мгновение лекарь смог глубоко вздохнуть. Глаза постепенно привыкали к темноте, он заметил, как к нему метнулись еще двое, но, не добежав, сложились пополам и задергались на дощатом полу, подвывая от боли. Он остановился посреди обеденного зала и осмотрелся: его недавний знакомый в камзоле испуганно жался к стене. Еще шестеро окружили некое подобие трона, где, положив подбородок на широкий кулак, сидел атаман, который, надо отдать должное, не выглядел чересчур испуганным. Или лекарские фокусы его не слишком впечатлили, или он просто хорошо владел собой.
— Это за твою голову король назначил награду? — голос атамана даже не дрогнул.
— Вы решили проверить, правду ли обо мне говорят? — Шерхем кивнул в сторону двоих счастливчиков. Они уже не выли, а, пыхтя, медленно поднимались на ноги. Третий, что с удавкой, неподвижно валялся у дверей. С ними, конечно, все будет хорошо — но исключительно потому, что он, Шерхем Виаро, старался не убивать без лишней на то надобности.
— Мы видим, на что ты способен, лекарь, — атаман резко поднялся, разбойники прянули в разные стороны, освобождая дорогу.
Человек, который держал в повиновении шайку, оказался все-таки нечеловеком. Орочьего в нем было совсем мало, но кровь не вода — и Шерхем ясно увидел в грубом овале лица и слегка заостренных ушах дикий оскал зеленокожего воина.
— Если бы на твоем месте был кто-то другой, то мы бы уже скормили труп свиньям, — сказал он, — что ты здесь делаешь, лекарь? Зачем сюда пришел? Ты приведешь за собой гончих, а нам это ни к чему. Давай-ка лучше договоримся, а? Мы тебя отпускаем, и ты уходишь. Просто уходишь. Идет?
— Нет.
Разумеется, это было почти безумием, спорить с полуорком на виду у всей его банды. Разумеется, ни одно лекарское заклятье не защитит от умело брошенного ножа или метко пущенной стрелы. Но возвращаться в лес? Снова бродить кругами, постоянно ощущая на себе пристальный взгляд подкрадывающегося безумия?
«Хайо, ну как объяснить им, что мне просто… просто надо пожить среди людей?»
— Тогда чего ты хочешь? — хриплый голос атамана сделался сладким как патока, — денег? Но мы не можем дать тебе много, наши дела и без того плохи.
— Я уже сказал, чего хочу, — огрызнулся Шерхем и кивнул в сторону бородача в бордовом камзоле, — вот ему сказал. Я хочу здесь пожить. Все. Больше мне ничего ни от кого не надо.
Полуорк уперся руками в бока и проворчал — но не злобно, скорее задумчиво.
— За тобой рано или поздно придут гончие.
— Тогда я уйду, — Шерхем пожал плечами, — в свою очередь, я могу и вам… кое-что предложить.
— И что же? — атаман сделал удивленное лицо, хотя наверняка уже обо все догадался.
— Свои услуги, мил человек, — Шерхем ухмыльнулся, — пока я здесь, буду штопать твоих людей. Пока я здесь, ни один из них не сдохнет от кровопотери или от заражения крови.
Атаман провел огромной лапой по жестким, остриженным щеткой волосам. Расправил плечи, поиграл мускулами на обнаженной груди.
— Хорошо, лекарь. Оставайся.
Разбойники одобрительно загудели. Лекарь в шайке — это не просто хорошо, это отлично. Даже странно, что атаман так долго размышлял, но страх перед королевскими гончими велик, простолюдины склонны преувеличивать их возможности…
— Айк, отведи его к Милаведе в хату, — пророкотал полукровка, — пусть погостит у нас… пока что.
***
Айком оказался все тот же обладатель камзола без рукавов. Метко сплюнув себе меж носков давно нечищеных сапог, он почесал бороду.
— Ну что, пойдем, лекарь?
Слово «лекарь» прозвучало уважительно, почти с придыханием — видать фокусы Шерхема все же впечатляли. Странно, почему: кто еще, как не лекари, знает, куда надо надавить, чтобы человеку стало плохо? Ну, разве что некроманты, но те работают с неживой материей. Куда как удивительней другое — почему-то редко кому в голову приходит, что истинный лекарь может применить свои знания во вред пациенту. А когда это случается, как, например, полчаса назад, зрители выглядят так, будто их чем по голове огрели.
— Пойдем, — Шерхем коротко поклонился атаману и вновь вынырнул на солнечный свет.
— Далеко идти?
Айк, со знанием дела почесываясь, кивнул головой в сторону окраины Малых коряг.
— Да туда, откуда ты и пришел. У Милаведы дом первый от леса, откуда ты вылез.
Ага, понятно. Видели, знаем.
— Только ты того… Осторожнее с ней, — продолжал напутствовать Айк, — она баба бешеная, никого не боится, и атаман ей не указ… Слушает она его, конечно, но огрызается как собака, того и гляди покусает.
— Что так? — они уже шли по дороге, пыль желтыми облачками клубилась под ногами, а вдоль плетней все было золотым от одуванчиков.
— Сестра она ему, — негромко пояснил разбойник.
— Да ну, — Шерхем нахмурился. В той молодой женщине он не заметил ни капли орочьей крови. Только кожа белая, даже слишком для Малых коряг, таким лицом можно было и в Карьене щеголять.
— Сводная, говорят.
— Понятно.
Так, перебрасываясь короткими фразами, они добрались до крайнего сруба. А там их уже ждала и хозяйка, за подол которой цеплялся белобрысый мальчишка. Взгляд ее голубых глаз показался Шерхему острее бритвы.
— Что, привел? — прошипела Милаведа, — на кой ты мне его привел, а? Что мне, делать больше нечего? Только и осталось, как чужих мужиков ублажать?!!
Она стояла за плетнем, такая маленькая, что Айк по сравнению с ней казался медведем — и, тем не менее, подался под ее напором, покраснел — это было видно даже под бородой — и начал неразборчиво бубнить о том, что, мол, приказ Эрда. Милаведу это ничуть не смутило, она отодрала сына от юбки и, легонько шлепнув его по тощему заду, отправила в сад.
— Передай Эрду, что я ему не прислуга, — сварливо сказала женщина, уперев руки в бока, — ишь, нашел гостиницу!
— Милаведа, — у голосе Айка послышались умоляющие нотки, — ну, не позорь ты перед людьми, а? Не стыдно? Господин лекарь устал с дороги, отдохнуть хочет…
— Да? — голос Милаведы упал до шепота, — а куда мне его укладывать? Об этом Эрд не подумал? Кровать он мне принес? Или мне… вот его… сразу рядом с собой полагается?
Шерхем вздохнул и мысленно обратился к небесному лику Хайо, чтобы тот ниспослал ему толику терпения — хотя бы до тех пор, пока Айк умаслит Милаведу, и та согласится его пустить. Усталость, бесконечная усталость уже вцепилась когтями в плечи, заставляя сутулиться, гнуть спину. Хорошо бы закончить все это… даже не перепалку разбойника и сестрицы атамана, а вообще. Все это.
Милаведа вдруг умолкла, точно язык проглотила; она несколько бесконечно долгих мгновений пристально вглядывалась в лицо Шерхему, а затем резко дернула на себя калитку.
— А, ну тебя к Охру. Входи. Только смотри, если моего парня обидишь, живым отсюда уже не уйдешь, и плевала я на Эрда… И, слышь, Айк, кровать принесите мне. И еще…
Что там еще, Шерхем уже не слушал. Он осторожно, упаси Хайо задеть, протиснулся между распахнутой калиткой и Милаведой и побрел… не в дом, в сад. Затявкала рыженькая шавка, звеня цепью, где-то за спиной совсем по-мужски ругнулась хозяйка. Шерхем дошел до раскидистой яблони, сбросил ставший вдруг неподъемным мешок, и с размаху уселся в траву, откинулся на ствол. Хайо, как же мало надо человеку для счастья!
Он прищурился на нависшую над ним Милаведу.
— Ну, и что ты здесь расселся? В дом иди.
— Это необязательно, — прошептал он. Двигаться не хотелось, совсем. Вот так бы закрыть глаза и сидеть, не шевелясь… неделю, не меньше.
— Здрасьте, — Милаведа не сдавалась, — а что я скажу братцу дорогому? Что оставила гостя подыхать в саду?
— Да я же не собираюсь…
— А то по роже твоей не видно, да? — Шерхем вздрогнул, когда не по-женски сильные пальцы вцепились ему в руку, — давай, поднимайся, ну?
Лицо у Милаведы сделалось злым и некрасивым, а лекарь как-то отстраненно подумал о том, что — нет, она могла быть и не сводной сестрой полуорка. Просто… у кого-то темная кровь на виду, а у кого-то и внутри.
— Я к тебе в дом не напрашивался, — он вывернулся из железной хватки. — А ночевать и под деревом могу, привык уже.
— Ну, хорошо, хорошо, — Милаведа сдула со лба выбившуюся из прически льняную прядь, — иди хотя бы пообедай. В дом.
Шерхем усмехнулся.
— Подавай на стол, хозяйка. Сейчас буду.
Она ушла, шелестя по траве длинным подолом, а Шерхем снова откинулся спиной на ствол старой яблони и закрыл глаза. Шумели над головой листья, но не так, как в лесу — а особенно, по-домашнему. Неподалеку кудахтали куры, тявкала рыжая собачонка, гремела горшками сестрица атамана. Интересно, куда ее мальчонка убежал? Снова на вишню забрался? Ох уж это орочье отродье… Шерхем начинал проваливаться в воспоминания, как в трясину. Орки. Там, где они, всегда беда. А когда орочья кровь мешается с человеческой — еще хуже. Полукровка никогда не придет в согласие с самим собой, вроде как Милаведа — сперва разве что скалкой не гонит, а потом пускает, да еще пытается заботу проявлять. Охр, если бы не поганое чувство слежки, ни минуты бы здесь не задержался… Проклятые орки. Далеко они тогда зашли на земли Веранту, Снулле в окружение попал. Хайо, да за что ж мне все это, а? Старался не для себя. Если бы не три мага, Снулле с землей сравняли бы, непременно. И если бы не тот эльфик у костра…
***
…Эльф ушел, утонув в промозглой ночи как размокший бумажный кораблик в луже. Шерхем только головой покачал и вяло удивился тому, что у него не осталось даже сил на то, чтобы вскочить, погнаться за пресветлым, выяснить, наконец, каким образом ему удалось просочиться сквозь осаду. Он обхватил себя руками за плечи и уставился на багровые угли в сердце костра. На самом деле положение у отряда было не то что незавидное — оно было попросту безнадежным. Снулле — старый и плохо укрепленный замок на холме, помимо гарнизона сюда сбежались еще и жители окрестных деревушек, зря сбежались, потому что орки скоро сравняют с землей эти и без того рассыпающиеся сооружения, а уж что тогда говорить о людях? Но кроме того Снулле прикрывает широкий купеческий тракт, ведущий прямехонько к Карьену, и поэтому является важным стратегическим объектом в наступлении зеленокожих. Подкрепления ждать не приходится, орков слишком много — в темноте их костры горят тысячами разгневанных звезд. А еще их мертвые на следующее утро идут сражаться вместе с живыми, и остается только диву даваться, насколько велика мощь их шамана. Н-да. Как подвывал вчера молоденький рядовой, которому Шерхем был вынужден ампутировать то, что осталось от ноги, — все мы тут сдохнем, все. И никакой камень с шеи шамана не поможет, да и как его добыть? Жалко, что сын вырастет беззащитным сиротой и не будет помнить отца. Неизмеримо жаль, что Луиза останется одна. И от этих мыслей становится так больно, что хочется и самому завыть в темное небо — Хайо, куда ж ты смотришь, если допускаешь такое?!!
Хрустнула ветка под тяжелым сапогом. Шерхем, не шевелясь, покосился на прибывшего. Им оказался некромант, которого незадолго до осады прислали из Карьена, молодой, ровесник самого Шерхема. Он после выпуска предпочел остаться в стенах академии и дальше исследовать такой занятный феномен, как смерть, а вот Шерхем сразу отправился практикующим лекарем в Талью.
Арнис Штойц привычным жестом поправил когда-то щегольский, а нынче обратившийся в грязные лохмотья плащ, подбитый волчьим мехом. Уселся рядом на деревянный чурбачок, почесал заросший подбородок.
— Ну, что?
Шерхем пожал плечами и неохотно ответил:
— Да ничего. Ничего нового.
Не то, чтобы он недолюбливал Арниса. Просто не понимал, какого охра тот вообще приперся в Снулле как раз за пару дней до осады. Штойц сразу сказал, что его сюда отрядили из академии якобы для исследования магии зеленокожих, не верить ему не было причин. Понятно, что теперь, когда всем обитателям Снулле остались считанные деньки, сам Штойц был уже не в восторге от своего местонахождения, и потому сделался раздражительным и недовольным.
— А спать чего не идешь? — спросил некромант, — завтра тебе еще веселый денек предстоит.
— Успею выспаться, — Шерхем усмехнулся, — скоро все выспимся.
Они помолчали. Потом Шерхем тихо спросил:
— Уже и не рад, что тебя сюда прислали?
— А ты бы радовался на моем месте? — Штойц приподнял красиво очерченные аристократические брови. Даже сейчас, грязный и оборванный, он являл собой образец породистого мага из старой и всеми уважаемой семьи.
В голове у Шерхема всплыл образ эльфика. Камень на шее у шамана, как же… Но Штойц — он все-таки был некромантом, а поэтому должен был чувствовать, что происходит на самом деле.
— Шаман их… Арнис, он так легко водит в бой мертвых из-за того талисмана, что у него на шее?