Парень съежился и замер, глядя на меня из дверного проема. Потом процедил злобно:
— Это ты во всем виновата. Если бы ты не совала свой нос во все дырки, то ничего бы не случилось, и отец… отец был бы жив.
Я выпрямилась, вздернула подбородок.
— Пожалуй, ты прав. Я виновата, Гверфин, очень виновата. И именно поэтому я отправлюсь на поиски морфов, и буду искать их до тех пор, пока не найду и не уничтожу.
Мальчишка надменно фыркнул.
— Да ты ж не знаешь, в какую сторону идти! И как ты собираешься убить их, а? Даже отец не знал, как это сделать, куда тебе?
Мне захотелось как следует двинуть ему в глаз, чтобы не зарывался. Но — право же — драться над телом погибшего некроманта? Может быть, я и не пылала теплыми чувствами к Арнису Штойцу, но уважения к своей особе он успел внушить достаточно.
— У меня, мой дорогой Гверфин, есть одно преимущество. Я не-живая. А, следовательно, могу потратить на поиски о-очень много времени. Так что не беспокойся, рано или поздно я их найду. И точно также я придумаю способ избавиться от них, какими бы живучими они не были.
По лицу Гверфина скользнуло непонятное выражение. То ли отвращение, то ли презрение, но в целом — ничего приятного.
— Я пойду с тобой, — медленно проговорил он.
— Еще чего! Только юных магов мне не хватало.
И тут он рванулся вперед, схватил меня за руку и сжал так, что едва не раздавил сустав. Чернявый и взъерошенный, как разозленный помойный кот.
— Я пойду с тобой, дура, — зло прошипел он мне в лицо, — хочешь ты того или нет. Не забывай, что Арнис Штойц — мой отец. И, кроме того, я — маг, знающий боевые заклятья. Тебе это не кажется полезным, а? Так пораскинь куриными мозгами!
Я вывернулась из хватки Гверфина, пнула его под коленную чашечку — прости, Арнис — а затем, схватив за волосы, аккуратно припечатала лицом к полу, так, чтобы отпрыск некроманта не мог шевельнуться.
— Это тебе за дуру и куриные мозги, — прошептала я ему на ухо, — мне бы хотелось, Гверфин, чтобы впредь ты себе не позволял ничего подобного.
— Ну, давай, давай, перегрызи мне глотку, умертвие, — шипел мальчишка, извиваясь как уж, — потому что это все, на что тебя хватит!
— Раньше мне казалось, что ты обо мне лучшего мнения. Притворялся, значит?
Я отпустила его и отошла в сторону, старательно перешагивая блестящую лужу крови.
— Значит, так, Гверфин Штойц. Если у нас дела пошли вот так… как пошли, то, в общем, нам не стоит оставаться вдвоем в этом замке. Мы похороним твоего отца, и тогда я уйду.
Больше говорить было не о чем. Я прошла мимо мальчишки с высоко поднятой головой и направилась в сарай, куда зомби складывали инструменты. Уж там-то должна была быть лопата?..
На сердце давил могильный камень. Я ведь обещала позаботиться о Гверфине. Шерхем меня просил, и я обещала. А теперь вот разругалась с ним вдрызг, словно кухарка какая-то. Идти мириться первой? Ох, не хочется… Но… обещала. Обещала человеку достойному, а значит…
Лопаты нашлись в дальнем углу сарая, но в тот миг, когда пальцы сомкнулись на затертых до блеска черенках, меня осенило. А вдруг второй морф ошивается где-нибудь в замке, а я, я… Оставила Гверфина без присмотра?!! Я подхватила лопаты и метнулась прочь, из темноты к свету. Огляделась по сторонам, но ничего опасного, кроме замерших без команд некроманта зомби, не заметила. На парадной лестнице появился Гверфин и понуро двинулся в мою сторону. Черные волосы свисали на глаза сосульками, на губах — улыбочка сумасшедшего. Я оперлась на лопаты и принялась спокойно ждать, а Гверфин медленно брел ко мне и хихикал. В руке у него я заметила мятый свиток.
— Ну, что еще? — хмуро поинтересовалась я, — ты извиниться идешь, что ли?
— Ирбис, — он жалко улыбнулся, — вот, почитай. Я вспомнил… про тайник, вспомнил слова матушки, и…
— Милые семейные тайны? Давай сюда.
Я развернула пергамент, пробежалась взглядом по первым строкам…
— Охр.
Да-а, иначе и не скажешь.
Но покойный Арнис Штойц оказался поистине великим человеком, одним из тех, кого днем с огнем не сыщешь. В пергаменте черным по белому было написано, что Гверфин — не родной сын Штойцев. В силу сердечного недуга леди Штойц не могла иметь детей, а потому, когда растерянный Арнис принес ребенка своего приятеля Виаро, она взяла с мужа клятву, что он будет растить малыша как собственного, и даст ему все, что дал бы своему сыну. Это было опасно, жену Виаро схватили и казнили, но несчастная женщина все-таки успела отдать сына Арнису… Хайо, ну почему я почти не удивилась? И в тот же миг все стало на свои места: непохожесть Гверфина на родителей и его очевидное сходство с Шерхемом Айланом Виаро.
Я хлопнула себя ладонью по лбу и выругалась так, как ругались в интернате. Что ж я была так слепа, а? Впрочем, теперь не важно. А важно то, что нам по-прежнему надо было похоронить Арниса Штойца, а потом… потом, наверное, отправляться на поиски настоящего отца Гверфина. Что-то мне подсказывало, что точка во всей этой истории еще не поставлена.
***
Все пришлось делать самой. Гверфин словно оцепенел и, пока я рыла могилу под яблоней, сидел на старом чурбачке и бессмысленно пялился в одну точку. Потом очнулся, выплыл из своего тайного мирка, чтобы помочь перенести тело Арниса, и снова застыл, уставившись страшным немигающим взглядом на растущий могильный холмик.
Я отставила лопаты, прислонив их к стволу дерева, отряхнула руки. Постояла несколько минут над могилой некроманта. В сущности, он ведь был хорошим человеком: спас дитя опального мага, вырастил его, приютил меня — то, что потом мне пришлось постоять в углу двора, ничего не значит, сама виновата. Если бы я знала Арниса чуть дольше, то сердце бы мое плакало кровавыми слезами. Но ниточка моей судьбы соприкоснулась с его — и сразу же вильнула в сторону, увы, и поэтому мне было просто грустно, грустно оттого, что хорошие люди уходят, оставляя нас один на один с этой подленькой жизнью.
— Прости, Арнис, — пробормотала я, — прости и прощай. Покойся с миром.
Затем я подхватила лопаты и поплелась к сараю. Гверфин так и остался стоять перед холмиком коричневой земли, неподвижный и бледный как призрак. Потом, уже заперев сарай, я вернулась, обняла его за худые плечи и повела прочь. Он не плакал больше, но по мне — уж лучше бы рыдал. Я усадила его внизу, в обеденном зале, а по краешку сознания скользнула неприятная мысль о том, что Шпарс куда-то исчез, и собаки куда-то делись. На миг я даже засомневалась, а не повар ли отправил к Хайо некроманта, но затем спохватилась: если старина Шпарс до сих пор не объявился, значит, и его бренное тело мы когда-нибудь найдем… где-нибудь в винном погребе или леднике. В противном случае он был бы уже рядом с нами…
Но это, в свою очередь, означало…
От внезапной догадки я охнула.
Допустим, морф убил Шпарса. Избавился от ненавистного Арниса Штойца и увел в лес Шерхема Виаро. Но тогда — помилуйте, а что ему мешало убить Гверфина? Торопился? Нет, вряд ли. Тут, видимо, дело в истинных намерениях морфа, которые могли бы показаться с одной стороны напрочь лишенными логики, а с другой стороны — очень даже здравыми. Все зависит от того, с какой стороны посмотреть.
— Гвер, — позвала я паренька. — Гвер, послушай…
Он молчал, мелко вздрагивая всем телом. На противоположной стене красовались портреты Арниса и его супруги, Гвер уставился на них и что-то неслышно шептал себе под нос.
Я присела перед ним на корточки, положила руки на острые коленки, заглянула в лицо. Ласково убрала с высокого лба слипшиеся прядки волос, черных, как вороново крыло.
— Гверфин, тебе лучше не ходить со мной, когда я отправлюсь к морфам. Мне кажется, что эти твари ждут именно тебя, понимаешь? Если он успел прочесть мысли Арниса о том, что ты… ну, что ты — сын Шерхема, то они могут специально дожидаться тебя, чтобы убить на глазах у… ну, ты понимаешь меня? Месть она особенно хороша, если ее приукрасить, как торт вишенкой. А в том, что морфы хотят отомстить, я почему-то не сомневаюсь.
Паренек уставился на меня пустыми черными глазами, несколько минут молчал, словно переваривая услышанное, а потом тихо спросил:
— Ты ведь можешь и ошибаться, а?
— Могу. Но тебе все равно со мной лучше не ходить. Морфы могут ждать именно тебя, Гвер, и тогда ты завершишь начатое ими, да еще как! Представь… нет, только на минутку представь, что они еще не убили Шерхема, поджидают тебя. А потом, если ты попадешься им в руки, они сами расскажут Шеру, кем ты ему приходишься… и он должен будет увидеть, как умирает его сын, о котором он так тосковал.
— Ты думаешь… он обо мне тосковал?
Я пожала плечами.
— Мне он никогда ничего не рассказывал, Гвер. Но единственное, о чем просил, чтобы я о тебе заботилась. Потому что ребенок — это самое главное сокровище в жизни.
— Ты можешь и ошибаться, — пробормотал молодой маг, не глядя мне в лицо, и было неясно, к чему относится его утверждение. Толи к замыслу морфов, толи к тому, что Шерхем изводил себя мыслями о потерянном когда-то малыше.
— Разумеется, — я мягко погладила его по запястью, — и все-таки тебе лучше не ходить со мной. Мне кажется, что так будет лучше.
Он упрямо стиснул зубы, и я вдруг узнала это выражение лица. Хайо, как же он был похож… А я была все это время слепой дурочкой.
— И все-таки я пойду с тобой, Ирбис. Если мой… настоящий отец еще жив, и если они в самом деле ждут меня, то тем лучше. Мы пойдем, но не будем торопиться, а как следует подготовимся к этому походу. С одним мечом ты вряд ли всех спасешь. А вот если вышьешь для меня побольше талисманов, то тогда, пожалуй, у нас еще будут шансы на победу.
Что тут скажешь? Я чуть не расцеловала парня за эти золотые слова. И откуда только в пятнадцатилетних мальчишках берутся мудрость и смекалка?
— Вот это ты хорошо придумал, Гвер. Давай так и сделаем.
***
Последующие несколько дней пролетели как в тумане. Во-первых, нашелся повар, в леднике, как я и предполагала, с такой же раной как и Штойц. Пришлось снова браться за лопаты, но на сей раз мне помогал Гверфин, и поэтому управились мы быстро. Во-вторых, я работала как проклятая, даже еду мне Гверфин приносил в комнату, и за несколько дней сотворила несколько весьма полезных нам талисманов. Кстати, Гверфин перебрался жить ко мне, спали мы с ним в одной кровати, но — слава Хайо — кажется, легкий бред влюбленности у него прошел. Я снова видела сосредоточенного и деловитого юного мага. Только иногда его взгляд туманился болью, но это было никак не связано со мной, потому что в эти мгновения он обычно держал в руках миниатюрные портреты четы Штойцев.
Каков же итог? Я вышила талисман вызова «огненного вихря», отвода глаз, регенерации и «каменных шипов». Последним вышел амулет следопытов, и с ним пришлось мне помучиться немало: нам ведь предстояло идти по следу Шерхема Виаро, а для этого в талисман следовало вложить какой-нибудь предмет, которого он наверняка касался. Поразмыслив, я решила пожертвовать суровой ниткой из своего шва под грудью (уж ее-то Шер точно держал в руках!), и потом Гверфин самоотверженно и неумело накладывал новый шов. Получилось у него коряво, но крепко, и я окончательно махнула рукой на вид собственного тела. Какая, к охру, разница, как выглядят швы, когда впереди нас ждут морфы?
В последний день я нацепила все эти сокровища на Гверфина, и он тренировался во дворе, то пыхая огнем, то заставляя двор топорщиться сотней каменных игл. Очень удобное, кстати, заклятье, особенно когда противник ничего не подозревает.
— Погоди, — он крепко задумался, — а как же ты? Вышила бы что-нибудь такое, чтобы я мог защитить тебя…
Я ему подмигнула.
— Милый, хуже, чем сейчас, мне уже не станет.
Гверфин смутился, но ничего не сказал и поспешил вернуться к тренировкам. Получалось у него хорошо, и я подумала о том, что если переживем встречу с морфами, из Гверфина в конце концов получится весьма одаренный маг.
Но для этого мы должны были справиться с морфами. Еще лучше — выручить лекаря Виаро. Мне отчаянно хотелось верить в то, что он еще жив, и я не ошиблась в намерениях кровожадных тварей. Я по ночам мечтала о том, что мы найдем его, вытащим из этой мерзкой передряги, а потом… потом, когда все это благополучно закончится, уедем все вместе из Веранту куда-нибудь на восток. Там Шерхем наконец будет счастлив с обретенным сыном, хотя счастье это горькое, оплаченное жизнью Арниса Штойца… А я… Что касается меня… Охр, я окончательно перестала думать о том, что мне следует становиться известным и могущественным магом. Как-то само получилось, все мысли о будущем величии выскользнули из головы как малёк, если его зачерпнуть ладонями вместе с водой.
…А еще мне было немного жаль бесхозных зомби. Некроманта Штойца не стало, командовать ими было некому, но каждое утро выходили они, как заведенные куклы, на замковые стены, замирали там изваяниями, и стояли весь день, чтобы к вечеру опять спуститься в подвалы. Арниса больше не было, но припрятанный где-то кусок орочьего талисмана поддерживал в мертвых телах не-жизнь, и некуда было им деваться, бедным. А мне все казалось, что серые губы шепчут беззвучно — отпусти нас, отпусти…
***
Я проснулась среди ночи и несколько мгновений лежала неподвижно, вслушиваясь, а взгляд заполошно шарил по сводчатому потолку спальни. Рядом, на боку, тихо посапывал Гверфин, он слабо улыбался во сне — наверное, снились ему родители. Я не стала его будить, тихо соскользнула с кровати на пол, благо, что вот уже который день спала в одежде. Подхватила фамильный меч Штойцев, который мне отдал Гвер, неслышно высунулась в коридор. Кто-то пришел в наш замок, я чувствовала биение живого сердца, и мне очень хотелось узнать, кому взбрело в голову лезть в логово некроманта.
В коридоре было пусто, темно и тихо. Никого.
Я пошарила в кармане, достала ключ и заперла Гверфина в спальне, так, на всякий случай. Потом ключ просунула под дверь, чтобы — случись что со мной — парень всегда мог выбраться, не прибегая к необходимости спускаться по простыням из окна.
Крадучись, я медленно шла к лестнице. Чувства, измененные орочьим талисманом, обострились до предела; я буквально кожей ощущала присутствие чужака, который остановился внизу, в обеденном зале, и теперь озирался, держа клинок наготове. Что-то было смутно знакомое в том, как он дышал, в том, как мерно билось его сердце… Но к чему себя обманывать? Это не Шерхем. А, значит, скорее всего, враг.
Прекрасно. Я замерла на лестнице, вглядываясь в черный силуэт — враг стоял, повернувшись ко мне спиной, и совершенно непрофессионально копался в сумке на поясе. Легкий прыжок, короткий полет — и я уже снова на ногах, на расстоянии нескольких шагов от чужака.
Я атаковала так быстро, как только могла. Я хотела его обезоружить, напугать, может быть, даже легко ранить. Охр, он не должен был успеть поставить мне блок, не должен был… Но меч чужака светлой молнией встретил мой клинок, брызнули в темноту искры. Руку внезапно свело судорогой, я перебросила оружие в левую. Ладно, умертвие по имени Ирбис Валле так просто не сдается. Звон столкнувшихся клинков, и — мамочки, как же больно… Но почему, почему, почему?!! Это ведь не первый раз, когда я с кем-то… вот так, на мечах…
Мгновения застывают в ночи, а я с ужасом чувствую, как разжимаются пальцы, выпуская оружие. Ну что, остались только когти да зубы? Тогда вперед.
И я бросилась в атаку, заставляя себя не думать о том, что малейшая ошибка — и быть мне распластанной на две половинки. Кажется, я выругалась, а враг легко ушел в сторону, увернулся, но рубить меня не торопился, стал двигаться осторожно, как будто вглядываясь. А затем сдернул в шеи что-то, и в глаза ударил яркий свет. Я невольно зажмурилась, успела услышать изумленный возглас, а затем —
— Леди Валле? Ба, вот это новости. Леди Валле, да еще в таком… гм… виде… Великий лес!
В следующее мгновение в плечи мне впились стальные пальцы, а я озадаченно уставилась на прекрасное, холеное лицо эльфа.