— Великий лес, — прошептал он смятенно, — кто это с тобой сделал? Кто?!!
От его рук по телу растекалось странное онемение, мышцы деревенели, еще чуть-чуть, и…
Над головой Хаэлли пронесся огненный цветок и, с шипением разбившись о стену, брызнул тысячью злых искр на пол.
— Отойди от нее, ублюдок! Сейчас же! Никаких лишних движений, в сторону, я сказал!
Гверфин. Малыш Гвер, охр его побери. Он вообще соображает, что творит? А если пожар? Я выглянула из-за плеча эльфа: парень стоял на той самой лестнице, с которой я спрыгнула, черный силуэт в ночи. А вокруг поднятой и сжатой в кулак руки вызревал, словно зловещий плод, новый огненный вихрь.
— Гвер… — я хотела крикнуть, но не получилось. Охров Хаэлли что-то сделал со мной, может быть, и не по своей воле — но голоса я лишилась.
Эльф замер, но всего лишь на миг, потом улыбнулся мне краешком губ. Не оборачиваясь, медленно разжал пальцы, опустил одну руку. Еще одно неуловимое движение — в правой руке хищно сверкнуло лезвие. Я поперхнулась криком.
— Нет! Нет, Хаэлли…
Свист вспарываемого лезвием воздуха. Метательный нож звякнул о каменные ступени, упал на пол. А я — я хрипло рассмеялась, повиснув всем весом на крепкой руке эльфа.
— Гверфин, Гве-ер! — язык плохо слушался, но кое-как я все же говорила, — спускайся! Хаэлли, не трогай его, пожалуйста. Это… мой друг.
Строгое лицо эльфа потемнело, он быстро склонился ко мне, заглянул в глаза. Потом спокойно отцепил мои сведенные судорогой пальцы от своего рукава, выпрямился.
— Прошу прощения, леди Валле. Возможно, я допустил непростительную ошибку, погорячившись.
Он старался выглядеть невозмутимым, этот неисправимый Хаэлли. Но я-то чувствовала, как заходится в бешеном ритме его нечеловеческое сердце.
— А со мной ты что сделал? — проворчала я, с трудом сгибая и разгибая пальцы.
— Ничего, — даже плечами пожимать Хаэлли умел как-то особенно, грациозно, — учитывая ваше нынешнее состояние, леди Валле, вообще чудо, что вы можете держаться на ногах. В вас темная магия, не забывайте, а я — эльф.
— Ты же говорил, что полукровка!
— А вы что, поверили?
Да, это был прежний Хаэлли: на него хотелось смотреть, им хотелось восхищаться. Идеальное тело без изъяна и такое же лицо. Пожалуй, единственным, кто здесь не разделял любви к эльфам, оказался Гверфин. Он, нарочито громко топая, спустился по лестнице, подошел к нам и спросил звенящим от сдерживаемой ярости голосом:
— Могу я узнать, что нужно почтенному… Хаэлли в моем замке?
Я с трудом сдержала улыбку: когда Гвер злился, то удивительно походил на шипящего помойного кота.
— Извольте, — Хаэлли отвесил церемонный поклон, — я пришел сюда потому, что от этих стен за милю несет проклятием морро. И что-то мне подсказывает, что вы с ним уже столкнулись.
— Как хорошо, что мы снова встретились! — пробормотала я, испытывая искушение повиснуть у эльфа на шее. Но из-за орочьего талисмана прикасаться к Хаэлли было неприятно, поэтому я ограничилась тем, что погладила его по замшевому рукаву куртки. Гверфин скорчил кислую физиономию и отвернулся.
— Но теперь, когда мы встретились, я не прочь кое-что с вами обсудить, леди Валле, — мягко проговорил, нет, почти проворковал эльф. И добавил, — наедине.
Гверфин позволил себе презрительно фыркнуть.
***
Вывела Хаэлли к замку случайность. Если бы не дождь с грозой, долго бы он блуждал еще по землям Веранту, поглядывая на видящих и на чем свет стоит ругая ускользнувшего лекаря, который как сквозь землю провалился в людском селении. А так все получилось до смешного просто: молния ударила в ель, расколола ствол пополам, а ветер довершил начатое, завалив то, что осталось от старого и гордого дерева, поперек тропы. Пришлось свернуть и брести наугад, а потом видящие словно с ума сошли, сочась ядовито-зеленым светом сквозь ткань сумки. Хаэлли достал одну колбу, встряхнул, все еще сомневаясь, но мертвое, обернутое в магию око упорно смотрело в одну сторону. Эльф зашагал туда. К ночи стало ясно, что морро облюбовал замок некроманта. Здесь повсюду витал недобрый, чуждый эльфам запах зомби, а к нему примешивался не понаслышке знакомый приторный аромат пришельца из другого мира. Слабый, едва заметный, но… Хаэлли никогда бы не спутал его с чем-либо другим.
Он прежде всего был охотником, и потому ни ров, ни стены не могли стать серьезной преградой. Выращенная в считанные мгновения лоза заменила и мост, и осадные лестницы. Хаэлли только подивился тому, что замок остался без охраны: все зомби как стадо послушных овечек собрались в подвале, где спалить их всех не составляло труда. Но Хаэлли пришел сюда не за этим, он пришел за морро, а потому махнул рукой на несчастные, поднятые из могил и начиненные магией тела, и двинулся навстречу ощущению морро.
Странно, но оно слабело с каждой минутой, а свет видящих начал гаснуть. Хаэлли выругался — он почти настиг тварь, еще немного, и…
Но морро здесь больше не было. Вернее, он был здесь раньше, и довольно долго, а потом ушел.
Эльф остановился, с тоской глядя на белоснежный дворец, в лунном свете кажущийся игрушкой. Казалось, небо рухнуло в пропасть. Все надежды на то, что путь наконец завершится, а убитый друг будет отомщен, оказались напрасными… Морро — да, он ушел. Но обострившееся ощущение смерти где-то неподалеку давало обильную пищу для размышлений, и Хаэлли, не взирая на разочарование, решил не торопиться. Что-то было не так в этом добротном, матово светящемся в темноте дворце. Присутствовало в нем что-то очень знакомое и одновременно очень чуждое народу Великого леса. То, с чем они были знакомы, то, что было противоположно природе Крипты…
Хаэлли поежился и вновь выругался. Темная волшба орков, вот что ощущалось в белом дворце человеческого мага! И это показалось охотнику весьма любопытным, настолько, что он решил пожертвовать несколькими часами ради увлекательной беседы с некромантом, который воспользовался средствами шаманов орочьего племени. Что ни говори, Хаэлли умел извлекать из собеседника полезные сведения.
Эльф вошел во дворец через окно, аккуратно сдвинув ножом щеколду. Некромант, обитающий здесь, отличался непозволительной беспечностью и даже не выставил охраны. Хаэлли побродил немного по большому холлу, выжидая; в голове не укладывалось, что вот он, эльф, расхаживает по замку некроманта, а на него до сих пор никто не напал. Напрашивалась мысль о том, что хозяин этого белого великолепия — дурак, и попросту сам не знает, с какими силами играет, но…
Потом все-таки на него напали. Со спины, подло. И, конечно же, нападавший уже давно не был живым человеком. Мелькнула ломаная фигура, сверкнул в лунном свете клинок. Хаэлли ответил, но снова удивился тому, что охранял замок только один зомби. Могло ли все это быть ловушкой, подстроенной морро? Вряд ли. Хаэлли отразил еще одну атаку, вглядываясь в странное неживое существо, которое двигалось с невероятной быстротой и звериной грацией. Не зомби, нет, они так не смогут. И вдруг сердце замерло, как будто его, Хаэлли, окатили на морозе ледяной водой. Он узнал, узнал ее, плутовку-вышивальщицу, ошибки быть не могло. Ирбис Валле. Умертвие. И в ее груди — камень из орочьей темной крипты.
«Этого не может быть», — вопил рассудок, в то время как эльф вглядывался в замершие черты теперь уже вечно молодого лица.
— Кто это с тобой сделал? Кто?!! — потрясенно выдохнул он.
Внезапно ему, повидавшему многое охотнику, захотелось, чтобы все происшедшее оказалось дурным сном. Он проснется снова в замке Лерия Аугустуса, застелет гладко постель, и будет до одури тренироваться в ожидании встречи с морро. Он никогда, никогда не встретит невзрачную девчонку по имени Ирбис Валле, и никогда не увидит того, что с ней сотворил некромант, заслуживающий самых ужасных пыток. Он, Хаэлли, не солгал барону: леди Валле действительно умерла мучительной смертью, а потом над ее телом жестоко и бездумно надругались, подняв и заставив ходить против воли Создателя. И эльфу, глядя в светящиеся в темноте глаза умертвия, захотелось плакать.
…Она сидела в кресле, маленькая и хрупкая как птичка, сцепив пальцы на острой коленке и чуть склонив голову к плечу. На бледных губах играла странная, жалкая улыбка, говорящая — милый Хаэлли, я все понимаю. И знаю, что тебе неприятно находиться рядом со мной, но ничего не могу изменить, а потому и ты прояви снисхождение, терпимость к тому существу, которым я стала. Хаэлли хотелось прижать ее к себе, так крепко, чтобы она почувствовала — никогда он не оттолкнет ее, никогда не причинит боль… Но он прекрасно понимал, что Ирбис Валле лучше не прикасаться к эльфу, а потому продолжал нервно расхаживать из угла в угол. Мальчишку Ирбис выдворила, заявив, что ей нужно побыть наедине со старым другом и многое ему объяснить.
— Ты нам поможешь, Хаэлли? — тихо и беспомощно спросила Ирбис, — я боюсь, что мы не справимся.
— Ты хочешь спасти человека, который сотворил с тобой все это? — Хаэлли отказывался понимать этих странных авашири.
— Он думал, что так будет лучше, — ровно и безжизненно заметила девушка, — не надо его винить.
— То, что он сделал… это… — Хаэлли с трудом подбирал слова, — это просто неописуемо!
— Он сказал, что дал мне возможность вернуться.
— Ни одного человека не подпустят к Крипте, — эльф запоздало понял, что сболтнул лишнего. Острые плечи Ирбис опустились, губы задрожали. — Прости, но это так.
— Мне уже все равно, — она гордо вздернула подбородок, — я должна его спасти. Я должна исправить то, что сама же и натворила, понимаешь? Это моя вина, моя!
— Ты хочешь исправить содеянное или спасти лекаря? — уточил Хаэлли.
Ирбис не ответила и опустила глаза.
Все оказалось еще хуже, чем Хаэлли себе представлял.
— Гверфина лучше оставить здесь, — пробормотал он, чтобы сменить тему, — брать его неразумно и, полагаю, ты это понимаешь.
— Он ни за что не останется, — Ирбис покачала головой, — пусть это и неразумно, но Гверфин все равно потащится за нами. Боюсь, что он уже все решил…
И тут же, захлопав ресницами, поинтересовалась:
— Хаэлли, а ты знаешь, как убить морфа? Ты можешь это сделать?
— Именно для этого и нужны охотники, — сухо ответил он.
— Как здорово! — Ирбис взирала на него с непритворным восхищением, — значит, народу великого леса известно, как уничтожить то, что не имеет формы?
— Известно, — откликнулся эхом Хаэлли и умолк. Ему не хотелось раньше времени вдаваться в подробности и объяснять Ирбис Валле, что, скорее всего, никто из них уже не вернется из Приграничья.
Но Хаэлли не было страшно. Пугает неизвестность, а он самого детства знал, что все рано или поздно возвращаются под своды Крипты. А еще Хаэлли знал, что эльф — это воплощенный свет со всеми вытекающими последствиями: когда света слишком много, он может причинять боль.
Глава 14. Грань мира
…Талисман Ирбис, как ни странно, работал даже здесь, в месте, где по идее не должны действовать законы покинутой сферы. Наверное, было бы правильным сорвать его и медленно умереть — после заклинания в тысячу звеньев именно это и должно произойти с магом без поддержки коллег — но запястья немилосердно стягивали кожаные ремни, а веревки тянулись к стенам, так что он мог лишь немного опустить руки, но никак не дотянуться до шеи. Он понятия не имел, сколько уже простоял вот так посреди низкого и душного подземелья. Позвоночник разрывался от боли, как будто в него методично и последовательно воткнули сотню раскаленных игл, и конца краю этому не было видно. Исцеляющий талисман восстанавливает организм. Но — увы! — не избавляет от боли в спине или затекших от неудобной позы плечах.
А на самом деле Шерхем Виаро уже давно смирился с тем, что получит сполна за все… и за всех тех, кто не дожил до этого чудного мгновения. Оставалось только гадать, почему выбрали именно его, а не, к примеру, Арниса. Улли вообще легко отделался, может быть, даже не успел понять, что происходит.
…С того момента, как Шерхем пришел в себя и понял, что морф почему-то не убил его перед приграничьем, в подземелье ничего не менялось. Разве что воздух становился все более спертым, и к боли в позвоночнике прибавилось легкое головокружение. В каменную кладку был ввинчен железный штырь, на него, в свою очередь, насажен паучий кокон размером с человеческую голову, источающий призрачный белый свет. Сгорая, он медленно таял, гулко и мягко роняя на пол тяжелые капли неведомой субстанции. А еще здесь была дверь, маленькая и низкая, обитая позеленевшими бронзовыми полосами. Шерхем временами поглядывал на нее, все ожидая, когда в замке провернется ключ, но морфы не торопились: или были слишком заняты своими делами, или попросту ждали, когда пойманная и растянутая на веревках добыча начнет стенать и умолять о пощаде. Последнего, впрочем, Шерхем не собирался делать ни при каких условиях, точно так же, как в свое время не уступил собственному монарху.
Все, что ему осталось — ждать и вспоминать. Потерянного щекастого карапуза и жену, чей облик за долгие годы стал расплывчатым и неясным. Дурака-короля, который почему-то возомнил, что, убивая близких людей, он заставит непокорного лекаря преклонить колена перед его милостью. Эльфика, появившегося у костра промозглой осенней ночью, Улли Валески, рыжего паренька с перепуганными глазами, элегантного Арниса Штойца, только что прибывшего из Карьена и презрительно осматривающего старые стены Снулле, тысячи зеленокожих воинов, которых накрыло незримое облако смерти, содрогание сферы, двух паукообразных существ, замерших в центре нарисованной Улли звезды…
Они ведь не сразу поняли, что это морфы. Это были два огромных, отвратительного вида паука. Обожженные и израненные, твари неподвижно замерли на обугленной земле, и тогда они с Арнисом, не обменявшись ни единым словечком, вдруг решили, что такую мерзость лучше уничтожить сразу. Они воспользовались талисманом Валески, ударили по иномирцам волной огня, но она почему-то не испепелила их, как ожидалось. Пауки верещали и носились по полю как два факела, а потом внезапно начали распадаться, превращаясь в облако невесомых мыльных пузырей… Так не за это ли он расплачивается все эти годы?
Шерхем невольно вздрогнул, когда заскрипел проворачиваемый в замке ключ. Горящие пауки, семенящие по неприветливой, обожженной заклинанием земле. Мда. Хороши же они были тогда, и он, и Арнис, но кто ж признает свои ошибки? Такова природа человека, и с этим ничего не поделаешь.
В приоткрывшуюся дверь бесшумно проскользнул первый морф, и Шерхем до боли прикусил губу, чтобы не заорать от ужаса. Нет, это был не паук: в темное подземелье ступила хрупкая, изящная девочка лет десяти. Прямые черные волосы волной стекали по узким плечам, по белоснежной ткани легкого платья, на талии перетянутого широким вышитым поясом. И — глаза. Исключительно эльфийские по форме, с алой, будто напитанной кровью радужкой. За ней, неторопливо шагая, порог переступил мальчик: все то же изумительной красоты лицо, черные волосы, белые одежды. Они казались… нет, они были детьми, невинными детьми, и это пугало гораздо больше, чем ядовитая слизь на волосатых паучьих лапах.
«Невинность не знает пощады», — всплыли в сознании сказанные когда-то и кем-то простые слова, и Шерхем тепло улыбнулся двум существам в белом. В общем-то, он давно был готов к этой встрече.
— Ну что, поговорим? — усмехнулся мальчик, поигрывая связкой ключей.
— Поговорим, — согласился лекарь, — отчего бы не поговорить со столь… приятными созданиями?
— Посмотри на нас, — спокойно и строго, без тени насмешки или издевки сказала девочка, — здесь мы можем принять истинную форму. Такими мы были, когда по твоей милости очутились за пределами своей жизни. Такими и остались, возвращаясь, потому что время не властно над существами извне. Надеюсь, ты готов ответить за то, что с нами сделал?
— Если вы хотите извинений, то извольте. Я прошу прощения за то, что невольно выдернул вас из вашего мира, — Шерхем спокойно смотрел в алые глаза мальчишки, — к слову, сколько вам лет?