— Ты что, думаешь, что я буду прыгать до потолка и бежать навстречу этим дикарям с воплями «хочу в рабство»?! — Бильбо ушам своим не поверил.
— Я думаю, что тебе, как и всем нам, хочется жить, братец, — Лобелия приоткрыла дверь норки и остановилась на пороге, довольно невежливо ткнув в сторону кузена зонтиком. — Ты не приходил на общий совет городских властей, и очень зря. Господин мэр говорит, что необходимо всем мужчинам прийти завтра на главную площадь, чтобы гномы сами отобрали тех рабов, что им подойдут. Те, кто откажется, будут предоставлены на милость этим варварам.
— И все это мэр решил при твоей добрососедской поддержке, разумеется, — подхватил Бильбо. — Нет уж, спасибо, становиться рабом я не собираюсь.
— Если ты не желаешь спасти наших детей и женщин, то можешь оставаться, — кузина презрительно усмехнулась. — Но я бы советовала тебе все же прийти. Не стоит злить гномов, они, говорят, очень опасны и злопамятны. Тебе нечего бояться, братец. Такой, как ты, гномам явно не понадобится.
Она ушла, а Бильбо долго еще стоял перед открытой дверью, сжимая кулаки и чувствуя бессильную ярость. Не пойти, трусливо сбежать, когда остальным хоббитам придется туго? Нет. Он просто не может так поступить. Решение было очевидным. Оставалось надеяться, что гномы не станут выбирать много рабов для своего узбада — и что Бильбо Бэггинс покажется им достаточно заурядным и неприглядным экземпляром.
========== 4. Кили ==========
Пони шлепали копытами по пыльной дороге. В Шире было лето, а это значило, что повсюду расстилались ухоженные поля, полные созревающей пшеницы, а на дорогах клубилась пыль, вылетая из-под копыт многочисленных лошадей. Узбад взял с собой только малую часть войска, полагая, что этого будет вполне достаточно для визита к мирным жителям. Незачем пугать будущих подданных размерами своего воинства.
Покачиваясь в седле, молодой племянник великого вождя пытался писать стихи. Недавно Кили постигла очередная внезапная страсть к волоокой красавице-гномке, и в данный момент он напряженно раздумывал над сочинением оды к прекрасным глазам дамы сердца.
Надо сказать, все его влюбленности никогда не длились дольше пары месяцев — однако за это время юноша успевал испытать столько же, сколько переживает тот, кто прожил с возлюбленной не один год.
Его очередная избранница была хорошего рода, хоть и не принадлежала к клану Дурина, так что, скорее всего, понадобится не одна поэма, чтобы ее покорить. Однако Кили это ничуть не смущало. Он удерживал равновесие в седле, привычно управляя своей лошадкой при помощи одних только коленей, а в руках сжимал лист плохо выделанного пергамента. На марше вряд ли найдешь лучший.
— От тебя скоро пар повалит, — насмешливо отметил Фили, поравнявшись с братом и чуть подтолкнув его в плечо. — Что, умаялся сочинять свои вирши?
— Есть немного, — признался Кили, с удовольствием воспользовавшись нежданной передышкой. — Одни банальности в голову лезут. Вот как ее воспеть, чтобы не было повторением того, что ей уже говорили?
— Ты прекрасна, похитительница души моей и сердца моего, — тихо пропел Фили, выводя старинную мелодию и на ходу подставляя к ней новые слова, придуманные тут же, на ходу. — Я грежу станом твоим и улыбкой твоей. И если одаришь ты взглядом, то птицы поют громче — и ярко светит солнце в моей душе, ибо это единственное, чего желаю я на этом свете. Никогда не забыть мне твоей красоты, твоих кос… У нее какие волосы, темные или светлые? — прервавшись, уточнил он.
Кили восторженно вскрикнул.
— Ай, брат, ты настоящий поэт! Погоди, я запишу эти слова, это ведь как раз то, что мне нужно! Волосы у нее светлые — ты же знаешь, я люблю светловолосых, тем более что они так редко рождаются у нашего народа.
Он перегнулся через седло и шутливо дернул брата за прядь волос чистого пшенично-золотого цвета. Фили сердито фыркнул, мотнул головой, отбирая у младшенького свои волосы.
— Нечего на меня так смотреть, — хмыкнул он. — А то в глаз получишь. Пиши лучше свои страдания дальше, авось твоя красавица отличит их от стенаний других кавалеров.
Тут он брата уел. Женщин у гномов было куда меньше, чем мужчин, — и каждая представительница прекрасного пола обыкновенно бывала окружена вниманием как минимум трех кавалеров. Порой возникали поединки, которые могли привести к тяжелым ранениям и даже смерти проигравшего. Впрочем, тем ценнее считалась невеста. А Кили, несмотря на свое искусство лучника, на мечах сражался не так хорошо — значит, и шансов у него было меньше. Принадлежность к роду Дурина тут не играла особой роли, важны были личные заслуги.
Однако дальнейшие страдания Кили над стихами продлились недолго. Впереди показались высокие холмы — поселение хоббитов. Юноша не запомнил, как оно называется, — да и зачем? В конце концов, тут будут набирать себе рабов дядя и наставник Двалин, а для него, второго наследника, это все равно что увеселительная прогулка.
Убрав пергамент с бесценными для него стихами за пазуху, Кили перехватил поводья пони и на всякий случай тряхнул головой, чтобы распущенные волосы легли покрасивее. Гномы гордились своими длинными косами, а в особо торжественных случаях даже расплетали их — когда желали показать, насколько каждый из них сильный воин. Чем выше положение гнома в его клане, тем длиннее будут его косы — и тем больший почет окажут ему соплеменники.
У Кили волосы пока были не очень длинными, чуть ниже плеч — короче, чем у брата. Но он был уверен в том, что еще совершит множество славных подвигов. Когда брат станет великим таном после дядюшки, он, Кили, получит титул узбада — а значит, тоже будет водить в бой могучий хирд и командовать десятками, а то и сотнями гномов. Вот это будет жизнь!
Городок хоббитов притих. Местные жители, должно быть, боялись несокрушимой силы, которую представляли собой даже пара сотен гномов, — и были правы. Кили тронул поводья и пристроился в ряд чуть позади Торина. Тот ехал впереди всех, как бы показывая, что не боится никакой угрозы и защищает свой народ своим же телом. Не то чтобы в этом была необходимость, особенно в этих мирных краях, но традиции есть традиции. Узбад вступает первым в побежденный город — и уходит последним, когда его войско сполна насытится добычей.
Городские ворота были распахнуты настежь — еще бы, попробовали бы они не открыть! Впрочем, ворота-то были хлипкие, одно название. Забавы ради юноша прикинул, что достаточно одного удара простым тараном, даже не окованным железом, чтобы вся эта конструкция разлетелась в щепки.
Фили ехал слева от узбада, отставая на предписанные полкорпуса; справа же, почти вровень с Торином, восседал на своем коне Двалин, первый помощник и ближайший друг Дубощита.
За несколько ярдов до ворот походные музыканты ударили в барабаны. Длинная кавалькада заученно разделилась за спиной узбада надвое и проникла в город сразу за ним, рассыпавшись полукольцом и неотступно следуя шаг в шаг. Военная выучка гномов поражала многих, прежде не имевших с ними дела. Тем не менее чаще всего представители других народов видели гномов в бою первый и единственный раз. После этого они либо становились рабами, которые присматривали за домами и прислуживали на марше, либо погибали.
Сияющее в небе солнце казалось белым, паля жаром на землю. Собравшиеся на городской площади хоббиты обильно потели — не только от жары, но и от страха. В этом плане полуголым гномам было легче. Они не надевали тяжелой брони, когда шли не в бой, да и опасаться тут было нечего. Обошлись простыми штанами и легкими ремешками вокруг запястий и на талии, чтобы было куда оружие прикрепить.
Торин каменным изваянием возвышался над остальными своими всадниками — высоченный по меркам своего народа, с непроницаемым лицом, на котором застыло равнодушие и даже скука. Длинные волосы черной волной спускались ниже талии, почти полностью укрывая спину. Непобедимый — вот что гласила такая прическа. Воин, которому нет равных.
Кили придержал пони, остановившись позади дяди. Все эти официальные церемонии юноша считал лишними — и все же они были необходимы. А то как же побежденные народы поймут, что они побеждены?
По знаку Торина вперед выехал Бофур, его подручный во всем, что касалось разговоров с другими народами. Бофур когда-то был рудознатцем, а это занятие предполагает переговоры с торговцами. Так гном выучил Всеобщий — хотя сам находил его неуклюжим и каким-то птичьим на слух. Теперь он был в милости у узбада — хотя бы потому, что вел переговоры со всеми, к кому не могли по каким-то причинам добраться послы.
Из толпы дрожащих хоббитов вышел местный мэр. Кили с интересом наблюдал за смешными безбородыми чужаками. Подумать только, у них всех такие короткие стрижки! Впрочем, это им под стать, ведь они не воины, а всего лишь фермеры.
Хоббит, собравшись с духом, начал что-то говорить. Бофур переводил, легко улавливая непривычные для слуха гномов звуки чужого языка.
— Доброго дня вам, уважаемые господа. Мы рады приветствовать на своей земле высокородных сыновей подгорного народа.
— Здесь нет вашей земли, — Торин через Бофура поправил побледневшего мэра, по-прежнему сохраняя на лице бесстрастное выражение. — Только наша. Вы сдались без боя — а это значит, что ни один из моих воинов не совершит здесь убийства или грабежа. Того, кто посягнет на ваше имущество или ваши жизни, ждет наказание — тем способом, какой я или мои ближние родичи сочтем нужным.
Кили зевнул. Словеса, одни словеса… Лучше посмотреть, каких рабов приготовили для них эти коротышки. Должно быть, такие, как они, могут только прислуживать да готовить…
Чуть в стороне от мэра и нескольких его соотечественников стояли небольшой шеренгой хоббиты мужского пола. Все они выглядели растерянными и напуганными — может быть, за исключением нескольких. Очевидно, это и есть те, кого предназначили в рабство… Да, небогатый выбор!
Ни один из этих хоббитов явно никогда не держал в руках оружия, к тому же у всех были толстенькие животики. Такой не будет сутками трястись в седле во время похода. Кили поморщился. Народ повозок — те, что не умеют держаться в седле… Презренные существа, что не пригодны ни для чего, кроме постели или уборки.
Торин предоставил Бофуру объяснить хоббитам, что отныне они должны будут без сопротивления предоставлять землю и ресурсы в пользование войскам узбада, а сам направил коня к будущим рабам. Кили отлично знал, что ищет дядя: юношу для себя, который станет в будущем его супругом.
«И чего он среди своих не выберет, если уж так охота? — недоумевал младший наследник рода. — Ладно, дядины причуды — это святое, их надо уважать…»
Торин не спешивался — это значило бы уравнять себя с этим народцем. Верхом на своем высоком лохматом пони узбад проехал вдоль ряда хоббитов. Кили заметил, что у большинства лица недовольные, однако выказывать протест они не решались из страха.
В какой-то момент узбад развернул коня, а затем неожиданно направил его в сторону выставленных на выбор рабов. Он просто слегка пугал их: ни к чему было портить свое имущество. И все же большинство хоббитов шарахнулись в стороны.
На месте остался стоять только один из них, чуть выше большинства своих сородичей, светловолосый и крепко сложенный. Он угрюмо посмотрел на промчавшегося мимо всадника — и вся его фигура излучала неприязнь. Должно быть, понял, что их всех только пугают.
Кили цокнул языком. Он уже знал, что дядя выберет именно этого, сердитого: укрощать упрямцев силой или лаской Торин обожал.
И впрямь: тот отъехал в сторону, не глядя больше на потенциальных рабов. Бофур тут же прервал свою речь - в ней больше не было необходимости: тан народа кхазад сделал свой выбор.
Торин обернулся, кивнув Кили, и указал рукояткой плети через плечо. А затем, толкнув пони пятками в бока, сорвался с места. Часть гномов поехала с ним, посвистывая и хохоча. Кили восторженно закричал: общая радость от завершенного дела передалась и ему.
Все было кончено: этот уголок Средиземья теперь принадлежал гномам — так же, как и многие земли на севере и востоке. Дорога на запад, к землям Белерианда и войнам с эльфами, была открыта — если того пожелает узбад.
Кили пустил своего пони в галоп. Лошадь вихрем помчалась к дрожащим хоббитам. Наклонившись с седла, юноша ухватил под мышки избранника своего дяди и вздернул вверх. Тот наконец испугался — вскрикнул и сжался. Но Кили не был бы таким хорошим всадником, если бы уронил свою ношу.
— Не бойся, — сказал он хоббиту, хотя тот, конечно же, все равно не понимал кхуздул. — Ты избран таном, тебе не сделают больно. Я отвезу тебя к Торину.
Он усадил будущего супруга дяди перед собой в седло, придержал его рукой поперек груди — и его пони помчался за остальными. Те гномы, что останутся здесь гарнизоном, поддержат порядок в отсутствие узбада. А ему, Кили из рода Дурина, надо исполнить волю великого вождя и доставить к его ногам главную добычу, ради которой они ехали в такую даль.
Кили был очень горд собой. Дядя доверил ему присмотреть за своим будущим наложником — это, как ничто иное, служило доказательством его взросления.
========== 5. Фили ==========
Кавалькада гномов с одним пленным хоббитом покинула границы города и углубилась в окрестные поля. Фили с облегчением выпрямился в седле. Наконец-то с официальной частью сегодняшнего дня покончено! Это значило, что можно расслабиться и забыть о душных городах, которые всегда навевают на истинного кхузда тоску.
О, как ошибаются те, кто считает, что гномы не умеют ездить верхом! Для всех врагов народа Дурина, от орков до непокорных остроухих эльфов, это заблуждение, как правило, становилось последним.
Далеко от города, впрочем, удаляться не стали. Походный лагерь гномы намеревались разбить в миле от его стен, чтобы каждый хоббит мог при желании увидеть своими глазами новых владык.
Заходить в город Торин запретил, справедливо опасаясь нарушения договора кем-нибудь из молодых воинов. Кто знает, на что толкнет их жажда удовольствий? Слово узбада нерушимо, но не стоит подвергать юношей искушению.
Молодой наследник рода ехал рядом с дядей, однако нет-нет да и оборачивался назад, выискивая взглядом брата, везущего в своем седле драгоценную ношу. Странно дядя выбрал, что и говорить! Были в толпе местных жителей, на взгляд Фили, и девушки красивые, и миловидные юноши, куда привлекательнее этого паренька.
Двигаясь легкой рысью, пони с сидевшими на их спинах всадниками достигли широкого поля, поросшего молодой пшеницей. Колосья пока еще не созрели, однако узбад все равно велел обогнуть поле стороной и разбивать лагерь ближе к лесу.
Фили спешился, с сожалением покинув седло своего коня. Его бы воля — так бы и ел, и спал верхом, да только пони так устанет, бедняга.
Вокруг уже суетились рабы, устраивая ночлег своих господ. В основном среди рабов были люди: эта раса с каждым годом становилась все многочисленнее, и Торин считал, что совершать набеги на их города ничуть не зазорно.