Ты тоже веришь в любовь? — Жюльетта с сожалением покачала головой и густые черные волосы, отливающие в лунном свете серебром, волной закрыли ей плечи: — Ты даже влюблена? Влюблена в доктора? А что ты знаешь о нем? Ничего! — воскликнула она торжествующе.
Ты знаешь, что на самом деле его зовут вовсе не Поль, а Колен, — продолжала Жюльетта, повысив голос и яркое алое сияние, словно языки пламени окружило ее голову: — я расскажу тебе. Слушай. Его зовут Колен. Он никогда не знал своих родителей, которые сгинули в дебрях колоний, но ему повезло, его усыновил капитан французского корабля, и он, подкидыш, попал вместе с ним во Францию. Он жил небогато, но всегда мечтал о том, чтобы стать успешным и знаменитым. У капитана корабля во Франции была жена и собственный сын, ровесник Колена. Это его звали Полем. Маленького пришельца они приняли радушно, он ни в чем не знал недостатка. Но если бы он был один, ему, наверное, доставалось бы больше. И вот однажды, когда оба мальчика, — а им исполнилось по двенадцать лет, залезли на крышу дома, она оказалась мокрой после дождя. Поль поскользнулся по наклонному скату, словно на льду и повис на водостоке.
А Колен стоял и смотрел на него. Он ничего не предпринял, пока Поль просил его о помощи. Он слышал страшный скрип жести, которая уступала под тяжестью его брата. Видел, как побелели у того косточки на пальцах от усилия, с которым он пытался удержаться за край крыши, а вместе с тем-за жизнь. Нет, он не пошевелился. Мудрость его предков индейцев подсказывала ему, что не нужно помогать белому человеку, когда тот тонет — пусть утонет. И Поль со страшным криком сорвался вниз, в отчаянии глядя на Колена вытаращенными глазами. Он упал на землю и остался недвижим со свернутой шеей-Когда жена капитана с криком выбежала во двор, Колен тоже поспешил к бездыханному телу Поля. Несчастная женщина сидела на земле, положив голову родного сына на колени и разговаривала с ним, гладя по голове, а ее приемыш проливал рядом с ней крокодиловы слезы. Так Поль погиб. С тех пор отпрыск индейцев занял его место и после скорой смерти родителей унаследовал все их имущество. Он стал называть себя Полем де Мотивье и уехал в Париж, в Сорбонну, постаравшись забыть неприятную историю детства. Закончив Университет, он сделался врачом, получил неплохую практику.
Однако его страсти требовали большего, и он отправился поискать счастья в России, где всегда платили врачам щедрее, да и вполне возможно было сыскать девицу на выданье с весьма даже солидным приданым. Вот таков твой Поль, он же Колен, как ты теперь знаешь? Что скажешь? Он нравится тебе? — проворковала Жюльетта, рассматривая Лизу с жестоким вниманием. Лиза же смотрела на нее широко открытыми глазами и ей казалось, что она воочию видит змей, выползающих из прекрасных губ француженки — но и это еще не вся правда о твоем возлюбленном, девочка моя, — продолжала та: — жизнь бесконечно интересная штука, поверь мне. Особенно если живешь долго — очень много видишь и многое узнаешь о ней тогда, — она улыбнулась и ее улыбка была подобна светящейся паутине на невозмутимом, неподвижном лице, — наверное, ты не поймешь меня, — проговорила она, понижая голос почти до шепота, но Лиза все равно прекрасно слышала ее: — твоя маменька да и тетушка Сергия никогда бы не заикнулись тебе о подобном. Они и сами-то никогда бы не сообразили, что здесь к чему, — она тонко хохотнула: — но я тебе скажу: знай, девочка моя, наслаждение любовью и смертью выглядят совершенно одинаково. Я говорю тебе об этом сейчас, но твой возлюбленный Колен, то есть Поль, он понял это в тот миг, когда обрек на смерть своего соперника, сына своих благодетелей. Он открыл для себя нечто, изменившее всю его жизнь. А дело заключалось в том, что видеть вытаращенные глаза и безумный страх на лице своего ровесника, висящего над пропастью, слышать отчаяние в его голосе, молящем о помощи — все это ему очень, очень понравилось. И в тот момент он испытал примерно то же, что испытывает мужчина, соединяясь с женщиной.
Вот с тех пор новоявленный месье Поль приобрел не только приличное содержание и прочное положение в жизни, он стал искать пути для получения удовольствия, причем с той же целеустремленностью, с какой без всяких угрызений совести способствовал гибели человека. Поль очень хорошо узнал, что есть такая штука на земле, как деньги. За них можно купить все: молчание, преступление, жизнь и смерть. За деньги люди готовы убивать, мучить и сами мучиться. Вот Поля более всего интересовали те последние, которые готовы были мучиться за деньги. Ради них он и сделался доктором.
А потом в наслаждении наблюдал как мучается на огне девочка-подросток, заплатив ее родителям за молчание, как с пропойцы-крестьянина снимают кожу, пока он не превращается в сплошное кровавое месиво.
Вот тогда он наслаждался. Наслаждался их мучительными криками в ожидании завершения собственного удовольствия.
— Поль мучил людей… — пробормотала обескураженная Лиза, — я не верю в это…
— Надо же как ты побледнела, девочка моя, — проговорила Жюльетта с поддельным сочувствием. — Мертвой! — вдруг изменившись в лице процедила она сквозь стиснутые зубы: — Я бы хотела увидеть тебя мертвой! А впрочем, нет, не мертвой. Ни в коем случае. Если ты умрешь, девочка моя, все померкнет для меня, — снова медово заговорила она, — как я могла бы хотеть одновременно увидеть тебя мертвой и испытывать отчаяние при мысли, что ты можешь исчезнуть из этого мира! Если бы ты любила меня, мы бы слились в одно целое. Я растворилась бы в тебе. Я стала бы твоей рабыней, а ты бы стала моей. Но Поль, этот гадкий Поль поработил тебя! — Она откинула голову назад и ее волосы шевелились, точно черные ядовитые змеи на голове Медузы. Ошеломленная, близкая к обмороку Лиза взирала на нее. Она уже не испытывала уверенности в прежних своих намерениях, она не знала, доверяет ли все так же Полю, или готова отказаться от него. Ей хотелось бежать прочь от этого порочного, властного существа, с которым она не имела сил совладать, чтобы защитить себя и все, что она любила.
Но в это время на конюшне пронзительно заржала лошадь. Звук, донесшийся из реальной жизни, оставшейся как казалось невообразимо далеко, заставил Лизу вздрогнуть — она пришла в себя. Взамен растерянности она ощутила острый гнев против Жюльетты, все ее рассказы про Поля показались ей сразу коварным вымыслом. Гнев душил девушку, жег ее каленым железом.
— Хватит, — собравшись с духом она притопнула ногой на Жюльетту. — Я вовсе не верю Вам. Вы отвратительны и мерзки! Если Вы звали меня прийти, так я пришла! И вовсе не для того, чтобы слушать, как Вы оговариваете несчастного Поля, которого только что собирались убить. Я пришла вместо него. Так не теряйте времени.
— О, Лиза, — воскликнула Жюльетта с изумлением, — как Вы удивляете меня! Я только что рассказала Вам, что Ваш бог, ваш кумир — всего лишь грешный человек, а Вы делаете вид, что словно и не слышали ничего. С каждым днем Вы мне нравитесь все больше, девочка моя, — она вытянула руку, выставив перед лицом ладонь — в один миг ладонь превратилась в зеркало, и глядя в него, Жюльетта лизнула язычком палец и пригладила им тонкие брови: — ты пожалуй, самое забавное существо, какое мне приходилось встречать до того.
— Я пойду в Кириллово-Белозерский монастырь, — вскричала Лиза, — я принесу святой воды! Теперь я понимаю, необходимость в опрыскивании святой водой и церемонии изгнания духов. Теперь уж я изведу тебя! — грозила она, вскинув руки, но в голосе ее предательски пробивались слезы.
— В монастырь? — переспросила у нее Жюльетта, заметно развеселившись, — но это же замечательная мысль, дорогая моя! — Теперь уж она не скрывала сияющей улыбки: — а главное, она удивительно нова. И ты полагаешь, что никто и никогда не поливал меня святой водой? Нет, я смеюсь с тобой больше, чем три тысячи лет до того. На меня вылили столько воды, — сообщила она как большой секрет, — что если ее собрать вместе получится целое море святости. Только святости в ней не было ни единой капли.
Ты хочешь сходить в монастырь? Сходи. Там ты увидишь, как монахи ездят верхом на монашенках, а потом попросишь у них святой воды, чтобы прогнать демона. Они тебе дадут, но опять же, если ты заплатишь. Вот и лей такой водой, мне станет только намного легче дышать, ибо всякие грешки, большие и маленькие — самое изысканное мое лакомство. А уж если эти грешки разоденутся в сутану! Только, девочка моя, — она немного наклонилась вперед, взирая на Лизу, — пока ты будешь ходить в монастырь, своего ненаглядного юношу, — Жюльетта кивнула на Поля, — который нынче в сне пребывает, ты мне все-таки оставишь?
— Я не знаю, не знаю, — Лиза в отчаянии схватилась за голову. Бледное, чарующее лицо француженки покачивалось перед ней через пелену слез, застилающую ее взор. Теперь она окончательно виделась ей только призраком, и ее глаза на жемчужной белизне лица казались неправдоподобно огромными. Взгляд этих черных глаз был устремлен на девушку, она видела приоткрытые в улыбке губы, блеск белоснежных зубов.
— Нет, я не оставлю его Вам, раз уж я пришла, — Лиза не произнесла, а скорее выдавила из себя слова, собрав все мужество: — Скажите, что я должна сделать, чтобы он проснулся и возвратился в свою комнату. Говорите, я все сделаю.
— Подумай еще разок, — снова услышала она чарующий глас Демона, — стоит ли жертвовать собой ради такого человека. Ведь я все рассказала тебе о нем. Не думаешь ли ты, девочка моя, что он добивался от тебя знаков внимания, только ради того, чтобы обручиться с тобой и получить богатое приданое? Не думаешь ли ты, что он желал всего лишь прибрать к рукам имение твоего отца, а его самого, твою мать, да и тебя следом отправить в нищенское скитание, без всякой надежды, на скорую гибель?
— Если кто-то и был способен придумать подобную ловушку, то только ты сама, Евдокия, — донесся до обоих голос матушки Сергии, — признаться за последние сто лет, ты стала очень разговорчива. Но это и к лучшему. Прежде куда как чаще ты хранила молчание и тайно плела свои сети. Не бойся, Лизонька, — обратилась она к заледеневшей от страха и смертельной решимости девушке, — я все-таки успела, и теперь уж не дам тебя в обиду, — спустившись по тропе между деревьями в низину, матушка Сергия приблизилась к ним. В руке она несла факел, который сразу вспыхнул ярким голубым огнем, едва взгляд Бодрикурши упал на него. Тонкий запах быстро заполнил округу — Лизе показалось, что он немного напоминает запах сушеной крапивы, если ее поджечь. Так часто поступала бабушка Пелагея — она сжигала крапиву в печке, чтобы по старому поверью, прогнать из дома злых духов. Но на этот раз к запаху примешивались еще некие ароматы, происхождение которых для Лизы невозможно было угадать. Она видела, как серебристая дымка вокруг Жюльетты, создававшая ей волшебный ореол, превратилась в обычную сероватую пыль и опала на землю, растворившись. Сама же француженка, едва увидела факел в руке Сергии, до неузнаваемости перекосилась лицом. Он вся съежилась, ее бледность помутнев, обрела тусклый землистый оттенок. Скрежеща зубами и выкрикивая проклятия, она медленно отползала в темноту на коленях, все больше походя очертаниями на зверя, а потом совершив невероятно высокий прыжок, перемахнула через ограду и умчалась в поле.
Еще не веря собственному спасению Лиза смотрела ей вслед и бесцельно перебирала пальцами, то сжимая, то разжимая руки, сцепленные на груди. Она никак не могла прекратить делать это. Она чувствовала, стоит ей остановиться и обжигающий поток, переполнявший ее, вырвется наружу, захлестнет, сокрушит ее. Когда матушка Сергия, затушив факел, подошла к ней, Лиза как подкошенная рухнула на колени и уткнувшись лицом в длинную черную сутану монахини, разразилась громкими рыданиями.
— Плачь, плачь, — приговаривала Сергия, гладя ее по волосам, — со слезами вытечет весь яд, который она поселила в твоем сердце. — Потом она замолчала и ждала. Лиза плакала так, словно все ее существо было смертельно ранено, и не могла понять, что же вызвало в ней такую нестерпимую боль. Наверное, все мужество, которое она собрала перед Бодрикуршей и вся готовность принести себя в жертву сейчас уступили место слабости, и слабость эта спасала ее от сумасшествия. Постепенно раздирающая боль утихла, взамен пришло тихое чувство печали, как никогда теперь сладостное, успокаивающее и даже убаюкивающее для девушки. Матушка Сергия все также молча гладила ее по волосам. Отзвуки печали затихали в глубине души молодой княжны, уступая место мертвой тишине, в которой однако, вскоре вновь начало подниматься ее сокрушенное, избитое, растоптанное Демоном существо. «Что же, что же будет дальше? Что нам делать?» спрашивало оно хозяйку. Вытерев глаза, Лиза взглянула на матушку Сергию. За оградой усадьбы, там, куда скрылась искусительница-волчица, темнел кустарник подлеска, под самыми ногами переливались пурпурными и зелеными листами смятые кустики черники.
— Я поступила неправильно, матушка? — затаив дыхание, спросила у монахини Лиза, — я нарушила Вашу просьбу, я вышла из усадьбы, и вот… Но я хотела спасти месье Поля. Я позабыла предупредить его. И он оказался на аллее, а она поджидала и напала на него…
— Ты очень смелая девушка, Лиза, — проговорила матушка Сергия, прижимая голову княжны к себе, — если бы не ты, то месье Поля уже не оказалось бы в живых. А ты спасла его. Ты задержала волчицу, и дала мне время, чтобы вернуться в усадьбу и помещать ее проискам.
— Она сказала мне, матушка Сергия, — Лиза вздрогнула и снова тихо заплакала в объятиях монахини, — она сказала, — продолжала однако, превозмогая слабость, — что месье Поль — коварный убийца. Он убил собственного брата, чтобы остаться единственным в семье, а после сделался доктором, чтобы наблюдать за мучениям больных людей. Как вы думаете, матушка Сергия, она сказала мне правду? Месье Поль — ужасный, страшный человек?
— Лиза, — монахиня приподняла голову девушки и заглянула в ее влажные, темно — голубые глаза, — разве ты забыла, как я просила тебя никогда не слушать, что говорит тебе демоница. Когда такое случалось, чтобы Евдокия говорила правду. Начиная с того, что ее прабабушкой якобы была знаменитая итальянская герцогиня, все слова ее — ложь. Она только заботится о том, как бы покрепче опутать тебя паутиной своей лжи, а после, когда ты доверишься ей, позабавиться немного и задушить.
— Так значит, месье Поль вовсе не сын индейцев? — спросила Лиза с робкой надеждой в голосе.
— Конечно, нет, — подтвердила ей матушка Сергия. — Но он действительно — подкидыш. Его мать умерла от эпидемии чумы в Марселе, отец же погиб во время кораблекрушения еще раньше. Месье Поля усыновила семья, которая жила по соседству с его родителями. И в ней на самом деле было еще несколько собственных детей, в том числе и мальчик именем Колен. Он умер в возрасте двенадцати лет от сильной простуды. И месье Поль вовсе не виновен, что так получилось. К тому же у него осталось еще три сестрицы, которых он довольно долго содержал и даже воспитывал, пока они не вышли замуж. Все, что говорила тебе Жюльетта — вымысел, но вымысел очень страшный, потому, что как никакой иной, он похож на правду. Признаюсь, Лизонька, что я горда за тебя, — голос монахини прозвучал ласково, — я горда тем, что ты нашла в себе силы не поверить ей. Нашла в себе силы встать на ее пути. Это удается далеко не каждому.
— Так значит, месье Поль невиновен! — радостно воскликнула Лиза и вскочив на ноги, обернулась к доктору. Поль де Мотивье теперь уж не лежал, а сидел на траве. Сжав руками голову, он раскачивался из стороны в сторону, словно пьяный. Лиза встревожено обратила взор к матушке Сергии, но та не говоря ни слова, подошла к доктору и положила ему руку на плечо:
— Как Вы себя чувствуете, месье, — спросила она по-французски. — Как вы забрели в столь темный и далекий уголок усадьбы? Что с Вами случилось?
— О, это все то вино, которое я пил за ужином, — признался Поль, поднимаясь с земли, — мне стыдно сказать Вам, мадам, но я еще никогда так не пьянел. Наверное, я слишком устал, пока ехал сюда из Белозерска. Ума не приложу, как все это получилось. Мне так стыдно, простите, мадемуазель, — заметив Лизу, он поклонился, смутившись: — вот вышел прогуляться, и так смешно упал, — сокрушался он, отряхивая бархатный костюм. Вглядываясь в его лицо, освещенное луной, Лиза вдруг вспомнила слова Жюльетты о том, что доктор родился полукровкой. И ей неожиданно показалось, будто Бодрикурша права. От отца — француза Поль унаследовал телосложение и высокий рост, а вот стройность и гибкость фигуры теперь представлялись юной княжне достоинствами, полученными от матери — индианки. Едва только мысль эта явилась Лизе в голову, как демон тут же напомнил ей о себе. Белоснежный лик Жюльетты возник перед ее взором, и она заслонила лицо рукой, потому что вокруг головы француженки сиял ослепительный ореол золотисто-медового цвета. Однако черные глаза демона сверкали от ярости, а изящно вырезанные ноздри гневно дрожали. «Зачем ты прогнала меня? Зачем? — казалось, шептала она Лизе, — ведь я не обманывала тебя, я только желала предупредить».