— …что-то вспоминаю. О да! Это был раб в заведении Мой-нян. Он еще скрылся, когда убили Золотую Госпожу. Мой-нян подозревала в убийстве именно его.
— Женщина по имени Мой-нян права. Дхиан Лекант, истинное его имя Лаканатха, убил тело своего врага — дхиана Лалит. Но по недальновидности забыл забрать с рук трупа браслеты. А эти браслеты очень важны, Друкчен! С их помощью можно не только творить чудеса, но и создавать целые миры. Впрочем, тебе это не надо знать. Твое дело — найти женщину Мой-нян, забрать у нее браслеты и передать их Лаканатхе.
— Но где я встречу Лаканатху?
— Он сам найдет тебя. Где сейчас женщина?
— О господин, чудовище Кайминшоу унесло ее на гору Кунлунь, где сочеталось с нею браком.
— Значит, тебе придется идти на гору Кунлунь.
— Но, господин, сначала я должен попасть в храм Благого Восьмеричного Пути, чтобы добыть святую воду для принцессы Ченцэ.
— Ты попадешь и добудешь. Ведь Ченцэ в прошлой жизни была моей дочерью! Но потом отправишься в новое путешествие. А я сделаю так, что путешествие твое пройдет без опасностей. Понял ли ты меня?
— Да, великий Будда.
— Тогда да пребудет с тобой благословение Небес.
Будда простер руки над головой Друкчена и исчез. А Друкчен проснулся и увидел, что в окошки его комнаты уже заглядывает рассвет. Ох, вспомнил Друкчен, сегодня ведь день его свадьбы с Цыси!
Не успел он подумать об этом, как в его комнату постучали.
— Войдите! — сказал Друкчен.
Вошли двое слуг, предводительствуемые поэтом Оуяном.
— Доброго утра тебе, брат! — сказал весело Оуян.
— И тебе, — приподнялся с ложа Друкчен.
— Пора вставать! — насмешливо пропел Оуян. — Ведь сегодня мы празднуем твою свадьбу с прекрасной Цыси. Мы принесли тебе воду для умывания и праздничную одежду. А вот с едой придется подождать! Праздничный обед не скоро, сначала пройдет церемония в храме. Ну ничего, поголодаешь, брат! Зато потом и еда, и женка покажутся тебе слаще!
Друкчен встал, и слуги принялись помогать ему в умывании. Потом нашего героя облачили в торжественные одежды алого цвета. Поэт Оуян лично вплел в золотые волосы Друкчена красные шелковые нити, свидетельствующие об изобилии и богатстве. Друкчен предстал перед бронзовым полированным зеркалом и обомлел — он увидел такого красавца, что дух захватывало.
— Верно, ваши зеркала лгут, — сказал он с улыбкой поэту. — Разве я такой уж красавец?
— Такой, такой! — аккуратно похлопал его по плечу поэт, чтоб не сбить праздничной позолоты. — Идем. Твой конь и друзья уже ждут тебя.
— А разве совершен обряд на-би?
— Отправление даров в дом невесты? Твои друзья об этом позаботились. Они отправили в дом невесты десять кусков шелка и пятьдесят лян золота.
— Слава богам! Догадливые у меня друзья!
Они вышли из дому, и действительно, богато украшенный конь и не менее разряженные друзья на своих скакунах ждали Друкчена на небольшой площадке перед домом.
Оуян Сю тоже сел на коня и сказал:
— Я буду сопровождать ваш кортеж до дома невесты.
Утро радовало красками, весь лагерь Ляншаньбо приукрасился, везде звучала музыка и славословия в честь предстоящей свадьбы. Детишки играли в жениха и невесту, носились собаки и кошки, взметая уличную пыль.
Когда они прибыли на место, Оуян Сю взял на себя обязанности отца Друкчена. Они спешились. Оуян подал жениху чашу вина и сказал:
— Ступай, встреть твою будущую супругу и будь впоследствии продолжателем в деле служения предкам.
Друкчен опустился на колени, пролил немного вина на землю — в жертву богам, остальное выпил, поднялся и сказал:
— Не осмелюсь забыть преподанных наставлений, но боюсь, что у меня не хватит умения выполнить их.
Оуян Сю только сверкнул глазами.
По традиции Друкчен сделал перед ним два поясных поклона и пешком пошел к дому невесты. Перед ним шли двое: монах Куй и Пей несли зажженные факелы и указывали дорогу, хотя особой надобности в этом не было, но что поделать — традиция.
Когда Друкчен подошел к разукрашенному домику невесты, его проводили в одну из комнат, где он ожидал, пока закончится обряд проводов девицы из родительского дома. Сначала невеста долго молилась перед алтарем предков. Затем, принеся на алтарь положенные жертвы, девушка встала на колени перед матерью, отцом и дедом — великим Ли Пином. Ей подали чашу вина, она отпила немного, затем возлила вино на жертвенник.
Отец Цыси, встав, сказал:
— Соблюдай себя и будь почтительна!
Цыси, одетая в праздничные алые одежды, поклонилась отцу. Тут встала ее мать:
— Доченька, добродетель женщины — терпение. Терпением ты сломишь горы, поэтому никогда не забывай о моих словах.
Цыси поклонилась.
Тут встал и Ли Пин:
— Внучка, знай, в случае чего за вашу семью вступится весь Ляншаньбо!
Невеста, провожаемая мамками и няньками, прошла до средних ворот дома. Здесь ее встретил Друкчен и повел к брачным носилкам. Все было так торжественно, что напоминало актерское представление. Цыси села в носилки вместе с кормилицей, жених с друзьями сели на лошадей и, провожаемые торжествующими воплями толпы, отправились в храм богини Гуаньинь Милостивой, или Авалокитешвары, чтобы принести жертвы и моления.
В храме их ждали священники и монахи. Совершив моление, жених и невеста впервые коснулись рук друг друга. В храме курились благовония и жужжали молитвенные колеса. Невеста и жених выпили по чаше вина, совершили друг перед другом земные поклоны, а потом их посадили в общие брачные носилки и понесли в зал пира.
В носилках Друкчен снял покрывало с лица невесты. На него со страхом, восторгом и нежностью взглянула прелестная Цыси.
— Я не обижу тебя никогда, дорогая, — поклялся Друкчен.
— Я всегда буду верна вам и не уроню законов чести, — поклялась Цыси.
В пиршественном зале их ждали все разбойники Ляншаньбо. Они приветствовали молодых громким стуком чаш и кувшинов.
— Вина! Вина! Всем налить вина! — провозгласил Ли Пин. — Кто сегодня не пьет, тот мне смертный враг.
Молодоженов усадили на почетное место и подали им особых яств и вина. Муж должен был есть вареные стебли бамбука в остром соусе, чтобы показать себя молодцом на брачном ложе. Жена же ела рис и мягкие булочки, чтобы быть такой же мягкой и податливой. И конечно, вино! Реки, водопады вина!
Потом начались пляски. Разбойники плясали, пели, били в барабаны и вообще устроили такой праздничный шум, что казалось, его слышат даже на луне.
Потом в пляс пустились женщины — от молодых до самых старых, веселились до упаду.
Наконец луна показала свой лик над занавесом пиршественного зала и молодых с почетом отвели в их новый дом. Вокруг дома горели факелы и ходила стража, чтобы охранять покой молодоженов, да и чтобы невеста вдруг не сбежала.
В новом доме все было украшено цветами и лентами. Друкчен и Цыси стояли, любуясь великолепием их жилища. Наконец Друкчен робко обнял Цыси. С нею он чувствовал себя словно несмелый юноша. Цыси прильнула к нему, и он почувствовал, что девушка дрожит.
— Отчего ты дрожишь, Цыси? — спросил он, улыбаясь.
— Я стесняюсь, — молвила Цыси. — Ты, наверное, уже изведал все, а я еще совсем глупенькая…
— Не волнуйся, я тоже смущен, — сказал Друкчен. — Впервые у меня такая юная и прекрасная жена!
Они поднялись в спальню и, раздевшись, предались любовным утехам. Цыси робела, и это еще больше распаляло ее мужа, но в конце концов они пришли к взаимопониманию.
Уже под утро они уснули в объятиях друг друга. Но Друкчену не удалось всласть поспать: деликатным свистом его вызвал на улицу монах Куй.
Друкчен быстро оделся в повседневное платье — праздник-то прошел — и вышел на улицу.
— Что случилось? — спросил он у Куя.
— Слава богам, все спокойно, — ответил Куй. — Просто главарь, господин Ли Пин, хочет видеть зятя.
— Идем немедля.
— Как молодая женка? — спросил Куй, пока они шли к залу совещаний и встреч.
— Она прекрасна, я не заслуживаю такой, — ответил Друкчен.
— Лучше Мой-нян?
— Разве можно сравнивать старый пень и молодую плакучую иву?
Мужчины засмеялись.
Они вошли в зал совещаний и, поклонившись, сели на стулья, дожидаясь, пока Ли Пин завершит совет с главарями и обратит внимание на них.
Меж тем перед Ли Пином представали все новые и новые посланцы.
— О господин, — кланяясь, заговорил бедно одетый, но благообразный старец. — Я, худородный, послан к тебе из провинции Юйлян. Там из-за засухи большой недород. А чиновники ничего не хотят делать! Запасов у них много, но они не желают раздать эти запасы народу и помочь беднякам из казны. Говорят, кормите себя сами! Помоги, великий господин! Накажи наших нерадивых чиновников!
— Провинция Юйлян в трех днях пути, — подсчитал Ли Пин. — Пань Ань, возьми с собой отряд в две тысячи воинов и разберись с наглыми чинушами. Чиновников истреблять беспощадно! Они — язва и гнойники для страны! Успокойся, старец, твое прошение будет выполнено.
Старец сел на место. Перед Ли Пином встал поэт Рю Дарю:
— О господин и отец наш! — сказал он главарю. — До меня дошли вести из моего родного города Вишаня.
— Что же это за вести?
— Дурные, мой господин и отец. Новый правитель города мало того что поднял налоги, он еще и пошел на беззаконие!
— Расскажи подробно.
— В городе живет плетельщик корзин по имени Нань. Он бедный человек, что заработал, тем и кормится, но вот жена у него настоящее сокровище — красавица, умница, целомудренная и рукодельница. Она вышивает платки, вяжет из рисовой соломы туфли, делает куколок — все на продажу. И вот новый правитель как-то увидел ее в храме. Он сразу воспылал к ней нечистой страстью и решил отбить у законного мужа. Нашлись коварные люди, которые состряпали против Наня донос, что он, дескать, говорит антиправительственные речи, и беднягу посадили в тюрьму, а все его имущество забрали в казну. Правитель силком забрал жену Наня в свой дом, но та от горя и стыда наложила на себя руки. Господин и отец, должна восторжествовать справедливость!
— И она восторжествует. Бери три тысячи бойцов и отправляйтесь в Вишань. Правителя возьмите в плен и приведите сюда, я лично казню его. А беднягу Наня, если он еще жив, тоже возьмите к нам, пусть хоть конец жизни встретит в достатке.
Наконец все доклады закончились. И Ли Пин призвал к себе Друкчена и Куя.
— Садитесь, братья, — сказал он. — Выпьем и поедим немного.
Тут же подали вино и закуски. Друзья выпили трижды по три чаши вина, и тут Ли Пин спросил у Друкчена:
— Ну как моя внучка, понравилась тебе?
— Я не смею осквернять ее чистое имя своим нечестивым дыханием, — сказал Друкчен. — Она словно сама Небесная Чиновница, посетившая меня в моей печали и одиночестве. О лучшей жене невозможно и мечтать.
— Что ж, я рад за тебя. Слава богам, что не сбылось проклятие!
— Какое проклятие! — спросили в один голос Друкчен и Куй.
— Видите ли… Когда моя дочь была беременна Цыси, она отправилась отдохнуть и подлечиться на горячие источники. И вот там она столкнулась с одной ведьмой. Чем уж она не угодила ведьме, не знаю, только ведьма прокляла плод в ее утробе, и проклятие звучало так: «Когда дитя вырастет и сочетается браком, то сойдет с ума». Слава богам, что это проклятие не сбылось и милая Цыси осталась в здравом уме и твердой памяти!
— Да, такой я ее оставил, — сказал Друкчен. — Она собиралась вместе с нянюшкой чинить мою одежду…
И тут у дверей в зал совещаний раздался страшный шум.
— Тебе нельзя сюда! — кричали стражники. — Женщинам вход в зал совещаний воспрещен!
— Так пусть господин вождь сам выйдет ко мне! — визжала какая-то женщина. — Дело неотложное!
В зал вбежал стражник.
— Господин и отец! — упал он на одно колено перед Ли Пином. — Сюда рвется какая-то старая баба и требует, чтобы вы ее приняли.
— Зал не место для женщин.
Ли Пин встал, поправил одежды. Лицо его стало тревожно.
— Идемте, друзья, узнаем, что это за женщина.
Они вышли из зала и увидели, что на ступеньках у входа стоят два стражника. Они держали под руки старуху лет семидесяти пяти. Она была прилично одета и вроде не пьяна, но все лицо ее было залито слезами.
Ли Пин узнал старуху.
— Лань-эр, что стряслось? — спросил он у нее.
У Друкчена стало неспокойно на сердце.
— Страшная беда случилась, господин и отец! — завопила старуха и, вырвавшись из рук стражников, упала на колени. — О горе, горе!
— Довольно причитать, расскажи все толком, — сердито приказал Ли Пин.
Он, по всему, был недоволен, что уже начали собираться зеваки, хотя стражники и покрикивали: «Проходите, проходите, нечего здесь смотреть!»
Лань-эр, справившись со слезами, заговорила:
— Я на сегодняшний день приставлена нянюшкой к нашей голубушке Цыси. Должна была ей во всем помогать, когда господин супруг изволит уйти.
— Ну и?..
— Я помогла госпоже Цыси умыться и одеться, затем мы покушали. На завтрак были пампушки в меду, молоко и чай…
— Да не тяни ты…
— После завтрака мы с госпожой прибрались в комнатах и сели шить. Мы разговаривали о вещах благочестивых, и госпожа изъявила желание как-нибудь отправиться с супругом к священным источникам, чтобы помолиться и испросить благословение на брак. А потом…
— Ну что, что?
— Госпожа вдруг побледнела и упала в обморок. Когда я привела ее в чувство, она долго сидела молча, а потом и говорит мне: «Знаешь, кто я? Я маленький белый котенок! Дай мне клубочек ниток, чтобы поиграть!» Я отвечаю: «Что за шутки, госпожа! Вы уже выросли для таких шуток. Полно вам! Возьмите лучше иголку с ниткой да зашейте вот эту прореху!»
Но Цыси не послушалась меня. Она стала прыгать, играть с нитками и мяукать, как котенок. Я пыталась ее образумить, но тогда она шипела, плевалась и царапалась. Господин и вождь, боюсь, ваша внучка повредилась в уме!
— Сбылось проклятие, — прошептал Друкчен, бледнея.
— Я не верю этому, — решительно сказал Ли Пин. — Скорее всего, в моей внучке бродит хмель после вчерашних возлияний. Или ты, старуха, напоила ее чем-то?
— Клянусь! — завопила Лань-эр. — Клянусь своей утраченной девственностью, что, кроме парного молока и зеленого чая, Цыси ничего не пила. И то же пила с нею я!
— Идем в твой дом, дорогой зять, — сказал Друкчену Ли Пин. — И ежели сбылось проклятие, то… Крепись.
— Я не оставлю Цыси, какой бы она ни была, хоть бы и драконицей, — сказал Друкчен. — Я полюбил ее всею душой.
— Спасибо тебе, друг. Идем.
И они пошли к дому Друкчена.
Когда Ли Пин, Друкчен и Лань-эр вошли в дом, их встретила тишина. Все остальные ждали за воротами и волновались.
Друкчен осмотрелся. Все чисто и прибрано, нет никаких следов разрушительной деятельности безумия. Может, и впрямь Цыси просто все еще под хмельком?
— Цыси! Цыси! — позвал Ли Пин. — Дитя мое, выйди к нам из женских покоев. Здесь твой супруг, дедушка и няня.
— Цыси, милая, как ты? — подал голос и Друкчен.
Тут отодвинулась дверь, ведущая в женские покои, и появилась Цыси. Но в каком виде! Она скроила себе из белой простыни штаны и рубаху, на голову прикрепила уши из белой ваты и набелилась так, что узнать было сложно.
— Что с тобой, Цыси? — ахнули все.
— Я маленький белый зайчик, — писклявым голосом проговорила Цыси. — Зайчик-попрыгайчик. Скок-поскок, с берега на песок, на мосток и молчок! А вы кто? Серые волки?
— Мы твои любящие родственники, Цыси. Вот это твой муж, господин Друкчен. Помнишь его?
— А что такое муж? — спросила Цыси и пошевелила ватными ушами. — Он будет со мной играть?
Друкчен заплакал от жалости к жене.
— Я буду с тобой играть, милая Цыси, — сказал он. — Я люблю тебя и сделаю все, что прикажешь.
Цыси подошла к нему и сняла кончиком пальца слезинку с его щеки. Попробовала на вкус:
— Солоно. Что это такое?
— Это слезы, Цыси. Милая, тебе надобно показаться лекарю. Друкчен, Лань-эр, поухаживайте за нею. Снимите с нее это дурацкое одеяние, а я пойду за нашим лекарем Мао.