– Откуда я ее знаю? – раздражено выпалил Антон. Этого ненормального еще тут не хватало.
Ленька отскочил от мальчика, перепугано закрывши лицо руками, втянул голову в плечи и, склонив голову вправо, жалко так сказал:
– Она смеется над тобой. Смеется и плачет кровавыми слезами.
Антона как током обожгло: это же он о Ромюсе и Аксоте! Ленька сказал то, что хотел, и пошел дальше своей дорогой, словно Антон и не хотел узнать про беду поподробнее.
– Постой, – остановил мальчишка сумасшедшего за рукав, – как же мне теперь от нее избавиться? Ты это знаешь?
Ленька посмотрел на Антона осмысленными, умными глазами, словно и не нес чушь на улицах этого города целыми днями. Но это ощущение у Антона возникло и сразу же потухло, словно показалось. Глаза у Леньки через доли минуты снова подернула поволока безумия, а правый вроде как и косить стал.
– Что заставляет забыть беду? Счастье. Что побеждает все время зло? Добро. Что может осушить слезы лучше смеха? Но смеха доброго, без издевки, – говорил он, а Антон не мог понять: стоит ли верить этим косящим глазам, или не стоит? – Правда, без издевки? – обратился Ленька уже к мальчишкам-шестилеткам. – Издевки как коровки, могут быть божьими, летать вместе с мошками, а могут быть с рожками и большими лепешками.
Он вприпрыжку поскакал дальше, сопровождаемый свитой из беспечной ребятни, подпрыгивающей в такт ему. Антон задумался, как можно понять эти слова и нужно ли понимать? Может, это все обыкновенный бред сумасшедшего?
– Привет, ты чего здесь завис? – подошел к нему Славик. – А я к тебе и кое-что сейчас слышал. Думаешь, ему стоит доверять?
– У нас нет другого выхода.
– Смех без издевки, значит, – Славик немного подумал. – Хорошо, попробуем.
* * *
Две красные кепки мелькали сквозь желтую листву парка, то пропадая в ней, то вновь появляясь. Это родители друзей как-то, не сговариваясь, в один и тот же день купили им совершенно одинаковые кепки. Славик сказал, что это не иначе как свидетельство их дружбы, и с тех самых пор Антон и Славик просто влюбились в свои новые головные уборы.
В школу ребятам нужно было ко второму уроку, химичка заболела, поэтому они не очень-то и торопились. Шли по улице, размеренно отпечатывая следы на тротуаре, и обсуждали, как это им получше применить в жизнь слова Леньки Долой Психиатров.
Первый урок еще не закончился, когда они оказались в школе, поэтому пришлось подождать звонка, чтобы пройти в раздевалку. Ее открывала техничка только во время перемены, а вместе со звонком снова запирала на ключ. Это было очень неудобным, но крайне необходимым ритуалом школы: иначе многие из учеников могли бы не досчитаться своей одежды.
Ждать в куртках было жарко и крайне неудобно: просто слоняться по коридорам друзья не могли – это занятие для девчонок, а подглядывать в замочные скважины классов и что-то туда бурчать сидящему на первой парте последнего ряда в куртке тяжело – нагибаться неудобно.
– А разденемся и на подоконник положим свои вещи, – предложил Славик.
Он уже стянул с плеча спортивную сумку, в которой всегда носил учебники, и забросил ее точно в цель – угол подоконника – одновременно чуть не выбив ею стекло. Стекло звякнуло, жалуясь.
– У меня что-то кепка не снимается, – озадаченно доложил Антон, вцепившись в нее обеими руками и умеренно дергая. Он попробовал бы и больше силы приложить, но на это не соглашались волосы. Они отзывались пронизывающей болью на каждое движение рук Антона.
– Ну что там? – нехотя подошел Славик. – Ты что их приклеил?
Славик не мог поверить своим глазам. Зачем это понадобилось Антону? Взять и приклеить кепку к голове – это, надо сказать, нестандартное решение. И клей-то какой хороший взял, не отдерешь. Момент, наверное, или суперклей.
– Да я не приклеивал, – оправдывался Антон. – Что я, в детстве уроненный?
– Кто ж тебя тогда так?
Славик посмотрел испуганно на друга, после того, как произнес эту фразу. Неужели опять? Антон тоже об этом подумал.
– А у тебя нет? – спросил он.
Красная кепка, сидящая на голове у Славика, стала внушать определенный страх: может, тоже приклеена, а, может, и еще что похуже. Он попробовал стянуть ее с головы и негромко крикнул. Волосы дернуло так, что в глазах проступили слезы. Значит, как у Антона – приклеена.
– Ну и что будем делать? На уроках так сидеть не разрешат, – заметил Антон.
– А мы воспользуемся советом Леньки, – осенило Славика, и он кивнул другу в сторону входной двери. На улице учителя им не помешают.
* * *
Со звонком входная дверь открылась в очередной раз и явила школе видение странное, смешное и в то же время с претензией на оригинальность. Куртки у этих двух явлений оказались вывернутыми наизнанку. То ли не разобрались ребята, как народ одежду носит, то ли с лица слишком сильно запачкали ее. Козырьки у бейсболок глядели не назад и уж тем более не вперед, а друг на друга: один вправо, второй влево. На ногах кроссовки несколько видоизменились с тех пор, как в последний раз заходили сюда ребята. Черную Славкину обувь перетягивали белые шнурки Антона, и наоборот: к белым кроссовкам Антона как нельзя кстати подошли черные шнурки друга.
– Вы чего это, работу нашли? Клоунами в цирке? – спросила Соня Косицина, а Тарасова хмыкнула тихонько в кулак.
– Эх ты, темнота, – нисколько не смутился Славик, – сегодня же День Смеха в школе. И призы должны быть за лучший костюм. А вы что, наряжаться никак не будете?
– Мы ничего не слышали, – переглянувшись, ответили девочки.
– Не слышали, – передразнил их Славик. – Вы так все интересное в своей жизни пропустите. Скажи, Антон? – он посмотрел на друга и незаметно так подмигнул.
Антон понял намек, ответил: – Ну, – и одновременно со Славиком снял кепку.
Девчонки были сражены наповал: с такими прическами ребятам точно первый приз достанется. Это отдаленно напоминало прическу, метко называемую народом «ежик», но ежик такой был как минимум после тифа. Клочками вырезанные волосы местами были окрашены акварелью самого разнообразного цвета. В самый раз для Дня Смеха. Правда, как мальчишки потом, после праздника ходить собираются, подруги понять не могли. Это ж надо будет всем объяснять, что ты нормален. Но сейчас их разноцветные ежи были самым шиком. Сразу захотелось хоть за второй приз повоевать, и Соня Зине сказала:
– Пойдем, я тоже кое-что придумала.
Она повлекла подругу за собой в лабиринты школьных коридоров, натыкаясь на не очень увертливых учеников.
– Куда несетесь так? – доносились им во след недовольные голоса.
– Ко Дню Смеха готовиться. Сегодня конкурс костюмов будет.
Так девчонки бежали куда-то в свои потаенные места и трезвонили по сторонам о намечающемся празднике.
– Порядок, – определил Славик, и ребята отправились в класс.
* * *
Антон и Славик не могли понять, как это они до сих пор по полу не катаются. То, что придумали себе ребята в качестве костюмов, не возможно было спокойно воспринимать, без смеха. Эдик Филатов, самый активный ученик класса, даже успел когда-то плакат изобрести с анекдотами и забавными историями. В общем, занятный денек получился, интересный. На переменах по всей школе только и слышался смех.
Но больше всего ребятам понравилось, когда начался урок алгебры и Андрей Викторович, молодой совсем, только после института учитель математики, вошел в класс в костюме одетом задом на перед. Рубашка и пиджак были застегнуты сзади, галстук косой мотался на спине, а затылок украшали очки, словно они на носу, только сзади.
– До свидания, ребята, – поприветствовал Андрей Викторович класс. Уж коли все наоборот, так и уроки тоже. – Запишем домашнее задание.
– А я с вами поздороваюсь, – прошипело над ухом у ребят.
Ромюс возник из ниоткуда, как будто соткался из воздуха и подошел к парте, около которой стояли друзья – учитель их еще не посадил.
– Мальчики, вы хорошо подумали, когда решили вот так испортить мне шутку? – это звучало как угроза, но мягким, лилейным голосом, от которого становилось еще страшнее. – Думаете, вы остроумнее меня? Слышишь, Аксот, как они думают?
Хотя ребята ничего и не говорили: ни по поводу своих мыслей, ни по какому-либо другому поводу, – второй дух возник у самого окна и неторопливо, как всегда, не проронив ни слова, кивнул.
– Так мы им покажем, кто из нас лучший шутник, – продолжал Ромюс. Аксот кивал в знак согласия. – Вот на этом перевертыше и покажем.
Ребята посмотрели, куда указывал дух. Там Андрей Викторович, повернувшись к классу спиной, записывал домашнее задание. Его галстук никак не совмещался со стриженным затылком, отчего у всех было прекрасное настроение. Вообще вся школа любила Андрея Викторовича за его умение легко и весело вести уроки. Поэтому особенно не хотелось, чтобы над ним кто-то насмехался.
Учитель написал домашнее задание и, посадив класс, отправился за свой стол. Аксот тоже подошел туда. У Антона екнуло сердце, и он напряженно оглянулся на класс. Неужели никто не видит посторонних людей в кабинете, да еще и прозрачных? Одноклассники были спокойны, только некоторые из них посмеивались и временами переговаривались, а также перекидывались записками. Да и Андрей Викторович ни о чем не подозревал. А ведь он сейчас стоял нос к носу перед этим Аксотом. Хотелось крикнуть, чтобы все одели на нос очки, что ли, если так не видят надвигающейся очевидной опасности.
Андрей Викторович отодвинул стул и приготовился сесть. Аксот взял стул и еще дальше его отодвинул, настолько, чтобы учитель метко промахнулся мимо сидения. И это было бы не так страшно – кто из ребят так не шутил, если бы под стулом не оказалась рассыпанная коробка кнопок. Кто и когда ее рассыпал, сейчас Антон не мог вспомнить. И, если память ему не изменяет, еще минуту назад никаких кнопок здесь не было.
Андрей Викторович уже готов был приземлиться в самую гущу поблескивающей на солнце россыпи. И у Аксота заблестели, словно драгоценностями, глаза, только это его нисколько не украсило. Скорее наоборот.
– А вы, друзья, что не садитесь? – спросил учитель у застывших на месте Антона и Славика.
– Мы? – Антон замешкался и переглянулся с товарищем. Что сказать? Как отвести беду?
– У нас есть одно предложение, – нашел, что ответить Славик.
– Какое?
– Если день сегодня необычный, то и урок должен быть необычным. Правильно?
– Ну, – в глазах Андрея Викторовича появилась заинтересованность.
– Мы предлагаем новую форму обучения, – сказал Славик. У Антона глаза распахнулись на пол лица от такой новости. Даже Рита Дробышева на него засмотрелась. – Стоящую.
Андрей Викторович усмехнулся и спросил:
– В чем же она заключается?
– Главная идея проста, как и все гениальное: учиться нужно стоя.
Все в классе засмеялись, а Андрей Викторович громче всех. Кто-то стал развивать эту идею дальше, выискивая положительные стороны в новой идее. Было предложено проголосовать за альтернативную систему обучения.
– Ладно, повеселились, а теперь примемся за урок, – успокоил всех учитель и, вновь пододвинув стул, сел на него.
Антон победоносно посмотрел Ромюсу прямо в глаза. Ну что, съел? У духа вроде как улыбка уменьшилась от такой наглости, а глаза и описать невозможно было. Ненависть заполнила их до самых краев, выплескиваясь наружу, прямо на Антона со Славиком.
– Ох, как вы пожалеете о сегодняшнем дне, – Ромюс почернел и одним взглядом смахнул со стола учебник и тетрадь. Они тревожно прошелестели листами, резко хлопнув обложками о пол. – Сегодня же и пожалеете. И на всю оставшуюся жизнь, – Ромюс поднес лицо к самому уху Антона и дыханием потревожил волосы. – А она у вас, чудится мне, окажется короткой.
Мальчик вздрогнул и потерял из виду обоих духов. В классе их больше не было.
ГЛАВА 6
– Я больше не могу, – говорил Антон, чуть не плача. Перед глазами так и стояли расширенные от злости зрачки этого Ромы. Почему они Антона так растревожили? Ну, посмотрел. Ну, пригрозил. Но как пригрозил!
– Ничего, мы еще им зададим, – успокаивал Славик, вышагивая рядом. Ребята уже шли домой. – Ты видел, как их покоробило, когда я Андрею Викторовичу зубы заговорил?
Антон всегда удивлялся и немного завидовал тому, как его друг мог сохранять оптимизм, когда он сам, Антон, просто не мог найти себе место от волнения. Вот сейчас, например, его мучила угроза, брошенная Ромюсом напоследок, перед тем, как исчезнуть. Тот не шутил, когда говорил, что укоротит им жизнь. Антон в который раз передернул плечами и проглотил подступивший к горлу комок.
– Он сказал, что сегодня отомстит нам, – стоял на своем Антон, – вдруг мы не успеем ничего придумать?
– Придумаем, – уверенно говорил Славик. Его так вдохновили собственные идеи, в результате которых, как предполагал Славик, духи были повержены основательно, что в собственных умственных способностях он нисколько не сомневался. – В крайнем случае Леньку найдем.
Антон забыл о своем коме, который вновь подкатил к горлу и ни в какую не соглашался проглатываться. Он чуть не запрыгнул на шею друга от радости. А шея была такая заманчивая, широкая для мальчишки и без шарфа.
– Правильно, – выпалил он, – прямо сейчас и найдем.
Славик не ожидал такой бурной поддержки своих идей со стороны друга и совсем загордился. Может, зря ему учителя на уроках тройки ставят? Вот же он какой умный. И Антон заметил.
Они пошли по улицам города, заглядывая в каждый переулок и тупичок. Ленька, всегда ранее как по заказу каждый день встречавшийся ребятам, сейчас словно в отпуск ушел. Нигде его не было видно вот уже добрых полчаса.
– И где этого Леньку носит? – не выдержал Славик, став около одной из многочисленных пятиэтажек города.
– Леньку это ж какого? – переспросили его со скамейки. Только теперь ребята обратили внимание на небольшую группу старушек, добросовестно сидящих на своем посту. Так уж завелось в их городке, что ко всем скамейкам словно привязывают или на цепь сажают старушек, и они высиживают с утра до вечера там, собирая всю проходящую мимо информацию. – Не с четвертого ли этажа Леньку фрезеровщика?
– Нет, того, что «долой психиатров» всегда кричит, – поправил Антон.
– Ах, того Леньку, – говорила с ними самая маленькая из бабушек, с очками на носу, дужки которых заменяла засаленная резинка, – тот Ленька в соседнем доме живет. Горемычный.
Мальчишки переглянулись: такой удачи они не ожидали.
– Почему горемычный? – чтобы хоть что-то сказать спросил Антон.
– Так как же. Раньше ж он нормальный был, ничего так, вежливый. Со мною всегда здоровался и иной раз о погоде спрашивал. Уважительный такой был, горемычный. Да только на работе помешался.
– Как это? – не понял Славик.
– Работал он в институте, что на Комсомольской, этим, как его… – старушка призадумалась, почесав нос и сдвинув очки на бок. Вид у нее сразу стал какой-то разбойнический, казалось, она сейчас вскочит, схватит Антона или Славика за ноги, перевернув головой к земле, и начнет вытряхивать из них всю мелочь, которую мамы им дали на школьные обеды. – Хвилологом! – вскрикнула она, вспомнив. – Все то про пословицы у меня спрашивал, то про поговорки. А одно время заговорами стал интересоваться. Тогда-то он и свихнулся.
– Из-за заговоров? – не понял Славик.
– Что ты, сынок, нет, – махнула рукой бабулька. – Из-за нечистой.
Ребята переглянулись: а не зря ли они здесь простаивают? Старушка-то тоже вроде как с умом не дружит.
– Как счас помню, идет он однажды домой с работы, а припозднился, темно уж на улице было. Говорит: Филипишна, с завтрашнего дня сажусь энту, для медиков-то… – старушка еще раз тронула очки, и они перекосились на другую сторону, – дохтурскую писать. Рассказывает, значит, нашел хороший материал о том, как наши люди в старые времена в духов всяких верили. Вот, – она вздохнула. – А потом в квартире у него всю ночь громыхало и шумело. Нечистая там была. С тех пор он и чумной какой. А все из-за того, что с нечистой связался.