– Джульетта, я хотела попросить тебя об одном одолжении.
– О каком?
– Милая моя, мне очень хочется, чтобы ты выбросила тот листик.
– Но почему? – изумилась Джульетта.
– Потому что такие вещи лучше не хранить. От них потом становится горько.
– Когда потом? И почему от них становится горько? Мне хочется запомнить каждую неделю, каждый месяц!
Мисс Элизабет долго смотрела на видневшееся сквозь ветки яблони маленькое личико своей племянницы.
– Ладно, дело твое, – сказала она наконец и вышвырнула в окно коробку с бумагами.
– Спасибо, тетушка! Спасибо! – Джульетта прижала руку к карману, в котором помещался весь сентябрь. – Сегодняшний день я тоже никогда не забуду! Я всегда его буду помнить, ты слышишь?
Мисс Элизабет посмотрела сквозь ветки, едва шевелящиеся от слабого ветра.
– Конечно, детка, – сказала она. – Да-да, конечно!
Если вокруг пустота, есть где разгуляться
Джип ехал по пустой дороге, что вела в пустой город, стоявший на пустынном берегу обширной бухты, усеянной останками полузатонувших кораблей. Вдоль побережья тянулись бесконечные верфи, безмолвные здания с разбитыми окнами и огромными доисторическими подъемниками и транспортерами, застывшими бог весть как давно. А сейчас их железные суставы и клешни, крюки и цепи покачивались на ветру, осыпая ржавчиной пустые доки, где не было ни крыс, ни охотящихся на них котов.
Пораженный крайним запустением, молодой водитель джипа притормозил и стал разглядывать огромные недвижные механизмы и мертвый берег, на который не набегали даже волны.
Даже небо было совершенно пустым: чайки давно улетели на север, подальше от этих берегов с их мрачными, похожими на огромные склепы строениями и неподвижными механизмами, где не было ни волн прибоя, ни играющих в них рыбешек, на которых можно поохотиться.
Само молчание этого места заставляло джип двигаться потише, будто под водой, будто его течением несло через площадь, обитатели которой однажды на рассвете тихо ушли, не обещая вернуться.
– Господи, – прошептал молодой человек. – Все мертвое…
В конце концов джип остановился возле здания с вывеской «Бар Гомеса», перед которым лениво колыхалось на ветру несколько красно-бело-зеленых мексиканских флажков.
Стоило молодому водителю покинуть свой джип и неспешной походкой направиться к бару, как возле здания появился рослый человек с копной седых волос, в белой одежде бармена, с полотенцем, перекинутым через левую руку, и бокалом в правой руке. Он хмуро уставился на джип, как будто в этом зрелище было нечто оскорбительное, потом перевел мрачный взгляд на водителя.
– Давненько гостей у нас не было, – сказал он низким гортанным голосом.
– Выглядит похоже, – кивнул молодой человек.
– Шестьдесят лет сюда никто не приезжал.
– Я вижу. – Молодой человек перевел взгляд на берег, доки, море и небо без чаек.
– Вы не ожидали здесь никого встретить. – Это было утверждение, не вопрос.
– Никого, – подтвердил молодой человек. – Но здесь вы.
– А почему бы и нет? С тысяча девятьсот тридцать второго года я полноправный хозяин этого города и этой бухты. Соответственно, и заведение это принадлежит мне. Здесь все мое. Вы спросите, как подобное могло случиться? Все происходило не здесь, а там, в море.
– Вы об отмели?
– О чем же еще? Отмель возникла здесь в одночасье. Как это произошло, никто не знает. Ну а кораблики так и остались здесь на веки вечные.
– Неужели они не могли расчистить фарватер?
– Пытались. Ведь здесь находился крупнейший мексиканский порт. Чего тут только не было! Оперный театр, роскошные магазины… Всем пришлось уйти.
– Выходит, песок сильнее золота, – сказал молодой человек.
– Да, из маленькой песчинки рождается большая гора.
– Так что, здесь никто не живет?
– Один человек живет, – пожал плечами старик. – Гомес.
– Сеньор Гомес, – кивнул молодой человек. – А я Джеймс Клейтон.
– Джеймс Клейтон… – Гомес приблизился, по-прежнему держа в руке бокал.
Джеймс Клейтон оглядывался по сторонам, рассматривая город и бухту.
– Так это и есть Санто-Доминго?
– Можете называть его как хотите.
– Больше подошло бы Эль-Силенсио. Или так – Абандонадо. Самый большой могильник на свете. Обитель духов.[20]
– Все сразу.
– Дом Одиночества. Признаться, мне редко доводилось бывать в подобных местах. Даже слезы на глаза наворачиваются. Мне вспоминается одно американское кладбище во Франции. Я никогда не верил в существование духов, но там мне стало как-то не по себе… Я почувствовал, как что-то невидимое сдавило мне грудь. Здесь все так же, кроме того, что здесь никто не похоронен.
– Здесь похоронено Прошлое, – сказал Гомес.
– Ну, прошлое вам не напакостит.
– Только этим и занимается. – Гомес взглянул на бокал, который он держал, как бы прикидывая, не выпить ли его самому.
Джеймс Клейтон взял протянутый бокал.
– Текила?
– Ну а что же еще?
–
[22]. Вчера вечером я опять сходил туда, приложил ухо к рельсу, закрыл глаза и слушал, слушал… потом вернулся сюда, открыл бутылку с текилой и сказал себе: тапапа, завтра… Вот вы и тут.
– Но ждали-то вы совсем не меня.
– Я ждал хоть кого-нибудь. – Гомес ткнул пальцем в старую, пожелтевшую от времени газету. – Сеньор, вы не подскажете, который нынче год?
– Вроде как тридцать второй, – ответил Клейтон с улыбкой.
– Тридцать второй! Отличный год, уж можете мне поверить. А другие года… Почем знать, существуют ли они вообще? Самолеты здесь не летают. Туристов сюда не привозят. Боевые корабли в нашу гавань не заходят. Во всяком случае, я их здесь никогда не видел. Кто такой Гитлер? Здесь о таких еще и не слыхивали. Муссолини злодей? Не может быть. Мы привыкли считать его честным политиком. А что там с Великой депрессией? К Рождеству о ней никто уже и не вспомнит! Это сказал сам господин Гувер[23]! Каждый день я разворачиваю и читаю новую газету тридцать второго года. Возможно, кому-то это и не понравится…
– Только не мне, сеньор Гомес.
– Предлагаю за это выпить.
Они выпили еще по стаканчику текилы.
– Хотите, я расскажу вам, что происходит в мире сейчас? – предложил Клейтон, отирая губы.
– Нет-нет! У меня есть собственные газеты. Одна газета в день. Через десять лет я доберусь до сорок второго года. Через шестнадцать – окажусь в сорок восьмом, но, боюсь, он уже не будет меня особенно трогать. Приятели привозят мне газеты два раза в год, я же оставляю их на стойке бара, выпиваю стаканчик текилы и вновь читаю вашего Гувера.
– Он все еще жив? – улыбнулся Клейтон.
– Сегодня он принял важное решение насчет импорта зарубежной продукции.
– Хотите, я поведаю вам о его дальнейшей судьбе?
– Я не стану вас слушать!
– Я пошутил.
– Тогда давайте выпьем за это.
Они выпили еще по одной.
– Вы, наверное, хотите узнать, зачем я сюда приехал, – сказал наконец Клейтон.
Гомес пожал плечами.
– Честно говоря, меня это особенно и не интересует.
– Я люблю пустынные места. Разве можно сравнить их с городом? Только там ты понимаешь, что такое жизнь, не то что в городах. Можешь потрогать любую вещь, приподнять ее и посмотреть, что под ней, не смущаясь тем, что кто-то будет наблюдать за тобой.
– У нас говорят, – сказал Гомес, – если вокруг пустота, есть где разгуляться. Пойдем разгуляемся.
Прежде чем Клейтон успел вымолвить хоть слово, Гомес вышел из бара и, остановившись возле джипа, уставился на беспорядочно брошенные сумки с ярлычками на них. Его губы медленно зашевелились:
– «Лайф». – Он посмотрел на Клейтона. – Даже я знаю, что это такое. Попадая в город, я стараюсь не смотреть ни налево, ни направо, не слушаю радио в барах или магазинах, где отовариваюсь. Но это название я видел на больших журналах. Так ты оттуда?
Клейтон робко кивнул.
Гомес, нахмурившись, принялся рассматривать поблескивавшие на солнце черные металлические предметы.
– Камеры, что ли?
Клейтон кивнул.
– Лежат без футляров. Думаю, ты не все время вез их так, верно?
– Я вынул их совсем недавно. Решил немного поснимать.
– Что тут снимать? – сказал Гомес. – С чего бы это молодому человеку все бросить и примчаться туда, где не осталось ровным счетом ничего,
– Атака с воздуха? – ошарашенно пробормотал Гомес. – «Панчо!»? Режиссер? Неужели Калифорния, которая всегда была и будет испаноязычным штатом, осмелится бомбить Санто-Доминго? – Гомес разорвал упавшую ему в руки листовку в клочки. – Никакой атаки не будет! Это вам заявляет сам Мануэль Ортис Гонсалес Гомес! Мы еще посмотрим, кто кого!
Еще долгое время после того, как затих гром небесный, Гомеса била дрожь возбуждения. Успокоившись наконец, он испытующе посмотрел на Клейтона и направился к бару. Клейтон следовал за ним по пятам. После яркого дня в баре казалось темно, как ночью. Гомес пошел вдоль стойки и, добравшись скорее на ощупь, чем при помощи зрения, до последней стопки газет, пробормотал:
– Наверное, где-нибудь здесь. Да?
Клейтон взглянул на кипу газет и наклонился пониже.
– Ну, что там? – спросил Гомес.
– Первая заметка появилась примерно месяц назад. Если бы вы имели привычку читать свежие газеты…
– Давай читай! – потребовал Гомес.
– Здесь написано… – Клейтон поднес газету к глазам. – Первое июля девяносто восьмого года. Правительство Мексики продало…
– Продало?! Что оно продало?
– Правительство Мексики продало город Санто-Доминго. – Глаза Клейтона бегали по строчкам. – Правительство Мексики продало город Санто-Доминго компании…
– Кому-кому?
– Компании «Кроссроудз филмз», Голливуд, штат Калифорния.
– Киношникам! – возопил Гомес. – Из Калифорнии?
– Заплатив при этом… О господи! – Клейтон поднес газету поближе к свету.
– Назови мне сумму!
– Боже правый! – Клейтон закрыл глаза. – Один миллион двести тысяч песо.
– Один миллион двести тысяч песо? Да это же курам на смех!
– Вот дерьмо!
Гомес посмотрел на стопку газет.
– Когда-то я купил в Мехико очки, но они давно разбились. Новых же я покупать не стал. Зачем они мне? Одну газету в день я уж как-нибудь разберу. А здесь в моем пустом городе я могу не глядя ходить куда угодно, все равно никого не встречу. А тут вот эта дрянь! – Он шлепнул по газете. – Там еще что-то? Читай до конца!
– Здесь говорится о голливудской кинокомпании «Кроссроудз» Они решили сделать римейк «Вива Вилья!»[24], картины о вашем знаменитом повстанце, назвав ее на сей раз «Панчо!». На город сбрасывали листовки, хотя было известно, что он пустовал при шести американских и двух мексиканских президентах. Но дело в том, что, по слухам…
– Каким таким слухам?
– Согласно слухам, – продолжал Клейтон, пробегая глазами одну газету за другой, – давно покинутый людьми город Санто-Доминго превратился в настоящий притон воров, убийц и преступников самых разных мастей. А также есть подозрение, что этот город является одним из основных перевалочных пунктов торговцев наркотиками. Правительство Мексики создало специальную комиссию, которая займется рассмотрением этого вопроса.