Андреев улыбнулся. Потом записал номер моего телефона.
«Визит без особенных результатов», — думал я, пересекая парк. Но в нашей работе результаты не всегда видны сразу. Некоторые разговоры, с виду абсолютно пустопорожние, иногда являются причиной массы интересных последствий. И между прочим, рождают в твоей голове новые вопросы.
Из многих вопросов, которые в этот миг больше всего беспокоили меня, один звучал так: куда пойти обедать?
Эту сложную проблему неожиданно разрешил транспорт: трамвай остановился на площади Ленина. Я зашел в закусочную. Устроился за отдельным столиком, но быстро заказать обед не удавалось. Хорошо, что мне было над чем подумать, так что время уходило не зря. Наконец появился официант и радостным голосом сообщил, что ничего, кроме жареной наденицы,[3] нет.
— Как раз наденицу я и хотел…
Официант поторопился исчезнуть.
— И один салат… — крикнул я ему вслед. Тот даже не оглянулся.
— И стаканчик вина… — добавил я, хотя официанта уже не было видно.
Представьте себе мое удивление, когда всего через пятнадцать минут все три мои заказа были выполнены. Официант-виртуоз на лету воспринимает, запоминает и выполняет заказ.
Наденица оказалась холодной, но я настолько привык к остывшим блюдам, что мне показалось, будто она горячая. Аппетитно давлюсь, одновременно решая служебные вопросы. Больше всего меня интересовала история с этими фактами. Почти доказано, что у Медарова действительно имелись какие-то доказательства против Танева, и можно считать доказанным, что это документы. Долгие годы, пока Медарова не было, они, очевидно, находились в маленьком сундучке. К сожалению, сундучок, как и сами доказательства, куда-то исчез. Если бумаги попали к тому, кого они интересовали сильнее всего, искать их — напрасный труд. Существует, правда, и другая возможность: Медаров мог оставить документы на временное хранение у кого-нибудь из своих знакомых. И это вполне вероятно, учитывая, что Танев для Медарова был «опасным человеком». Опасный человек, уничтожая доказательства, мог уничтожить и того, кто их носил при себе. И наоборот: владелец таинственных документов находился в относительной безопасности, пока «опасный» человек знал, что эти документы передали третьему лицу, которого он не знает. Механизм шантажа…
Я заплатил по своему скромному счету и поднялся, сожалея, что не могу пойти в кино. Хорошо все-таки, что у Медарова небольшой круг знакомых. Я рассчитывал обойти всех за один вечер. Поскольку Андреев из списка вычеркнут, я направился к Сираковым.
Вообще-то, вычеркнут объект «Андреев» из списка или нет, еще не ясно. Добрые глаза человека еще не означают, что все его слова — истина.
Солнце в этот день не спешило прятаться. Наверное, хотело посмотреть матч «Славия» — «Левски». Судя по всему, на стадионе будет сегодня полно народу, — большинство машин двигалось в направлении стадиона. К сожалению, я должен идти на свой матч, без публики и оваций. Правда, это не означает, что в случае неудачи меня не освищут. Я буду освистан беззвучно, но от этого только больнее.
Вот и дом Сираковых. На сей раз в виде исключения начну с чердачного этажа.
— А, это вы, — усмехнулась Лида, открывая мне дверь. — Какое совпадение… Я как раз думала о вас.
— Очень мило, — проговорил я. — Надеюсь, вы не думали обо мне ничего плохого?
— Напротив. Хочу написать вас как положительного героя.
— Гм… — пустил я в ход мое любимое восклицание, заходя в мастерскую. — В этой роли я еще не был.
— Я вспомнила о вас в связи с Медаровым, — объяснила Лида.
— Неужели? Ну тогда это действительно совпадение. Я тоже вспомнил о вас в связи с Медаровым…
— Помните, — продолжала девушка, не слушая меня, — я хотела написать портрет Медарова. А потом узнала от вас, что он умер. Но мысль об этом образе хищника не оставляла меня. Вы говорили еще, что от таких образов нет особой пользы. В ваших словах что-то было… В том смысле, что такой образ не может быть темой сам по себе, и поэтому у меня возникла идея использовать этот образ как противопоставление.
— Интересно… — пробормотал я, поглядывая на часы.
— Я решила создать конфликтную композицию, построенную на двух образах: новое и старое, вы и Медаров…
— Гм… А какой именно вы себе ее представляете? Мы сидим и беседуем? Или…
— В том-то и сложность проблемы: — какой будет ситуация. Я надеялась, что вы мне посоветуете.
— Сомневаюсь, — покачал я головой. — У нас есть кружок самодеятельных художников, но я, признаться, туда не записался…
— Вы могли бы помочь мне как практик…
— Хорошо, — согласился я, — подумаю. А теперь помогите мне вы.
Лида вопросительно взглянула на меня.
— Медаров часто приходил сюда. Вы хорошо относились к этому орлу-стервятнику. Естественно допустить, что и он чувствовал какую-то симпатию к вам. Возможно, даже доверял.
Я умолк и посмотрел на мою собеседницу.
— Не исключено, — ответила она, — ну и что?
— Вот я и подумал, не выразил ли Медаров своего доверия… как-нибудь материально? Не оставил ли вам, скажем, на сохранение каких-нибудь вещей, документов?
— Нет, — без колебаний ответила Лида, — ничего не оставлял.
— Это я и хотел узнать. А какие взаимоотношения были у Медарова с вашей матерью? Влияла ли на них неприязнь вашего отца?
— Ничего не могу сказать. Мать вроде чувствовала себя виноватой за грубость отца. Приходила к дяде наверх, приносила еду…
— Прекрасно, — заметил я. — Не смею больше задерживать вас. Вы, наверное, работаете…
И указал на пейзаж, стоявший на мольберте. Кстати, насколько я разбираюсь в живописи, с тех пор, как я приходил впервые, к картине никто не прикасался.
— В том-то и дело, что не работаю, — возразила Лида. — Мысль об этой композиции все время беспокоит меня и мешает работать. Я надеялась, что вы поможете мне…
«И я надеялся, что ты поможешь мне, но случилось не так, как хотелось», — сказал я мысленно, а вслух проговорил:
— Беда в том, что наша действительность бедна живописными ситуациями такого рода. Пистолеты, знаете ли, давно изъяты из обихода. Вообще, если хотите послушаться моего совета, возьмитесь за другую тему…
— Ох, вечно оно так, — вздохнула Лида, провожая меня к двери. — Только подумаешь, что нашла хороший сюжет, как обязательно что-нибудь произойдет и собьет тебя с толку…
— Не только у вас так, — успокоил я девушку. — Со мной тоже случаются такие мелочи…
Облегченно вздохнув, я спустился по лестнице и позвонил семейству Сираковых.
После третьего звонка дверь открылась, и из полутемного коридора выплыла апатичная физиономия Сираковой.
— Опять вы? — сонно спросила хозяйка.
— Да, опять я. И снова в час послеобеденного отдыха.
— Это правда. Мы с мужем решили отдохнуть, — чуть приветливее пробормотала Сиракова. — Заходите, я сейчас разбужу его…
— Не стоит, — удержал я женщину. — Не будем прерывать отдых ученого.
После нескольких контузий о мебель в темном коридоре мы оказались в знакомой мне гостиной. Я вежливо отказался сесть и попытался избегать тяжелого взгляда, которым смотрел на меня философ с фотографии.
Повернувшись спиной к реликвии, я спросил у Сираковой:
— Ваш брат не оставлял вам чего-нибудь на сохранение? Заметьте, что такие вещи, как деньги или ценности, меня не интересуют.
— Ничего не оставлял, — ответила женщина грустно. Ее взгляды на вещи и ценности явно расходились с моими. — Когда он доверил мне сундучок, обещал хорошо отблагодарить, а когда я вернула его, ничего не дал. Честное слово… Он только на посулы был щедрым…
— Не о деньгах идет речь, — напомнил я, — а какие-нибудь вещи — документы, пакет?
— Ну, ровно ничего не оставил, — проговорила хозяйка так же тоскливо, думая, наверное, о своем. — «Скоро щедро отблагодарю тебя», — говорил он. Но так я ему и поверила. Он только на словах был щедрым.
Я поспешил исчезнуть, прежде чем проснется ученик Декарта. Итак, ничего определенного. Разве что уменьшился список визитов.
Следующий этап: квартира Танева. Звоню по порядку номеров. Один раз. Никакого ответа. Двойной сигнал. Тот же результат. Три коротких последовательных призыва. На пороге появляется Мими.
— Ну мне просто повезло. Именно вас я и искал.
— Расскажите кому другому, — отвечает Мими, давая мне пройти. — Сначала позвонили к Таневу, потом Вере, а когда никто не открыл, вспомнили обо мне.
О, эти женщины! Ничто не пройдет мимо их внимания.
— Это только для того, чтобы выяснить ситуацию, — объяснил я. — Мне нужны именно вы.
— Вы, случайно, не влюбились? — спросила Мими, провожая меня в свою комнату.
— Почти угадали. Действительно влюбился. Только не в вас…
— Не оправдывайтесь, — перебила Мими. — Я уже говорила вам, что мужчины мне осточертели.
За оливково-зеленой занавеской произошли перемены. Комната казалась значительно более приветливой и даже просторной благодаря тому, что все вещи были расставлены по местам. Из радиолы, насколько я понимаю в музыке, доносились звуки какой-то бразильской самбы.
— Чем вас угощать? — спросила Мими.
— Ответами на несколько простеньких вопросов, — скромно ответил я. — Медаров у вас ничего не оставлял?
— Кроме бутылки мастики и бутылки коньяку, ничего. Коньяк уже выпили, а мастика еще есть.
— Жаль, что не наоборот. Я, как и вы, не пью мастику. Хотя скоро, наверное, придется начать. Ну сейчас меня интересует не водка. Не оставлял ли старик какого-нибудь пакета, документов, блокнотов, письма?
— Ух, какой вы… — вздохнула Мими. — Если бы оставил, я бы сказала вам об этом еще при первой встрече. Не такая уж я дурочка.
— Не сомневаюсь в этом. Но иногда случаются провалы в памяти… Гм… Вы, я вижу, прибрали…
— Воспользовалась вашим советом, — сухо ответила Мими. — Ведь жить следует хорошо, а не как-нибудь…
— Именно так, — кивнул я. — Но в данном случае вы действовали не только потому, что посоветовал я. Сами, наверное, увидели, что это никуда не годится. Вот и хорошо.
— Хорошо, — равнодушно согласилась Мими. — Если не лопну с тоски…
Я уже собрался было идти, но последнее замечание натолкнуло меня на мысль, что можно выкурить еще одну сигарету. Достал пачку и предложил Мими. Закурили.
— Первое условие, чтобы не лопнуть с тоски, — заметил я, — избегать скучных людей. Это я знаю по собственному опыту.
— Это и без опыта известно.
— Верно. Известно также, что если отказываешься от чего-то, нужно заменить это другим, ибо иначе уберете в комнате, надеясь начать новую жизнь, а потом, когда нечего больше будет прибирать, ляжете и умрете с тоски. Но, что гораздо более вероятно, вернетесь к настоящей жизни.
— Вам бы не в милиции, а в детском саду воспитательницей работать, — заметила Мими, — так просто вы объясняете… Все просто только на словах…
— Да и в жизни не бог весть как сложно, — возразил я. — Порываешь с одними знакомыми, находишь других. Вот и вся сложность. И самое главное — не считать, что жизнь сплошной праздник. Праздники даже по календарю бывают не очень-то часто.
— Хорошо, — проговорила Мими, — буду считать вас моим консультантом…
— Консультант у вас есть здесь, по соседству. Ваша приятельница Вера. Если она еще не приятельница, то вполне может ею стать. Ничего, что она называет вас Сусанной… Хотя, понятно, это ваше личное дело. — Я погасил сигарету в пепельнице и взял шляпу. — Да, чуть не забыл. Я поинтересовался этим инцидентом. Оказывается, ваш приятель Жора первым полез в драку. А вы, желая помочь ему, лжесвидетельствовали в его пользу. Но поскольку это первый поступок такого рода, вас беспокоить не будут. До свидания.
— До свидания, инспектор.
И снова я на улице. На тротуарах полно народу. Только что закончился матч. Счета я не знаю. Знаю одно: у меня пока что ноль. Из четырех объектов остался только один. Это порядочно отсюда. Там, где мы в свое время бывали на экскурсии с учительницей. Но ничего, воспользуемся троллейбусом.
Квартира Илиева. В холле новая мебель. На стене — картина. Комната наполнена резким запахом одеколона. Я вопросительно взглянул на хозяина.
— Это вы так надушились?
— Скажете тоже! — Илиев невольно улыбнулся. — Жена собралась куда-то в гости, наверное, это она.
— А Танев к вам не заходил?
— Нет. Я его не видел… Да вы садитесь!
Издалека доносились звуки скрипки. Кто-то упражнялся. Судя по всему, не все еще получалось. Хорошо, что в детском возрасте я не прошел через эти муки инквизиции.
— Некогда мне рассиживаться, — говорю. — Иду в театр, «Преступление и наказание». Не видели? Хотя можно и не смотреть. Все известно заранее: убийство, ложные свидетельства и все такое. Я случайно попал в ваши края. Вот и решил заглянуть, узнать, не оставлял ли случайно Медаров вам чего-нибудь: какого-нибудь сундучка, документов?
— Нет. Ничего такого не оставлял.
Голос Илиева звучит спокойно. Но многие лгут со спокойной совестью. Правда, я не сторонник поспешных выводов. И вообще, любить резкие духи не запрещено законом. Даже если они отвратительно пахнут. Что-то среднее между запахом сирени и йодной настойки.
На дворе уже стемнело. Конец матчам, прогулкам и воскресному дню. Да, «растрачен недельный отпуск», как выражаются в одном старом фильме. Но ведь остается театр, может заметить внимательный читатель. К сожалению, не остается и театра. История с театром была просто маленькой выдумкой.
И вот я снова дома. Не больно у меня уютно, но кровать есть. Включаю электрокамин, надеваю пижаму и ложусь. Решаю не читать, а просто постараться поскорее заснуть.
Не стану вам рассказывать, что именно мне снилось. Проснулся я неожиданно, с неясным ощущением того, что опаздываю на работу. В комнате действительно пронзительно звенело. Однако не будильник, а телефон. Я протянул руку к тумбочке, и взял трубку:
— Да, да, это я… А-а, дежурный… Что?.. Кто? Андреев? Где? В управлении?.. Пусть подождет, сейчас еду.
Итак, без представления все же не обошлось. Пусть и не театрального. Быстро оделся, схватил шляпу и выбежал на улицу.
Андреев ждал меня в коридоре управления. Он явно был чем-то угнетен.
— Ну что нового? — бодро спросил я.
— Происходят странные вещи, — проговорил Андреев.
— Например?
— Вышел я вечером, возвращаюсь и вижу, что в комнате горит свет…
— Ну и?..
— И — ничего. Я не решился войти. Явился к вам.
— У кого еще, кроме вас, есть ключи от квартиры?
— Ни у кого.
— А может быть, вы забыли выключить свет, уходя?
— Это исключается.
— Хорошо, — сказал я, — поговорим по дороге.
Сели в дежурную машину и через пять минут были у квартального скверика. Левое окно во втором этаже действительно освещено.
— Просто мистика… — бормотал Андреев, пока мы вместе с милиционером поднимались по лестнице.
«Да уж, мистика, как бы не так, — ответил я мысленно, — блуждал целый день, чтобы вернуться на исходную позицию».
Я взял у Андреева ключ, бесшумно открыл. Тихо. Квартира кажется безлюдной. Но в тишине могут говорить вещи. Холл сохраняет еще более или менее пристойный вид. Зато комната — как после налета бандитов. Из шкафа выброшены на пол все вещи, перевернута кровать, опустошена тумбочка. Ковровая дорожка, одеяло — все скомкано, перевернуто. Искали, видно, тщательно, но в спешке.
— Как вы считаете, сюда кто-нибудь заходил? — спросил я Андреева, шедшего сзади.
— Вы, как специалист, установите это точнее, — сухо ответил хозяин.
— Откуда мне знать? — проговорил я добродушно. — Когда я собираюсь выйти из дома, у меня все разбросано, как после обыска.
— А вот у меня всегда прибрано. Как тогда, когда вы сидели здесь первый раз.
— Вы не ощущаете никакого запаха? — спрашиваю.
— Пахнет скипидаром, — ответил Андреев.
В комнате действительно ужасно воняло мастикой для пола.