Асланян посмотрел на меня, тонкие губы брезгливо поджались. Что, не нравлюсь? Я и себе-то противен: мокрый, грязный и побитый.
- Не выпендривайся, Олег. Не к месту, - Захар неодобрительно покачал головой, и я стал рассказывать. Они слушали, уставив на меня пустые, пожалуй, даже равнодушные взгляды.
- Всё понятно? - спросил кум, когда я закончил. - У кого есть вопросы?
- Хочу кое-что уточнить. Можно? - Асланян, часто моргая, посмотрел на меня. - Ты, Первов, утверждаешь, будто нашёл у Суслика оружие. Пасюков говорит, что у Суслика оружия не было, что рюкзак с оружием ему подбросил ты.
- Я?!
- Ну, не я же! Конечно, ты. Свидетели есть!
- Какие свидетели? - опешил я.
- Такие свидетели! Пасюк... э-э-э, Пасюков видел у тебя рюкзак. Ты к нему заходил, не будешь отрицать? Он и увидел.
- Врёт, - растерянно сказал я.
- И дед Митрий врёт? Говорит, был у тебя какой-то мешок. Хотя и не уверен...
- Вот гад! Подожди, Артур Анастасович, как так - не уверен? Мы с ним долго бродили, и не уверен!
- Чего ты от дедушки хочешь? - хмыкнул Асланян. - Он по нужде сходить забывает... Пасюков видел, этого достаточно.
- Я ещё Сашку Зуба повстречал, - вспомнил я. - У него спрашивали?
- У него в первую очередь, - ответил Захар. - Говорит, кажется, не было рюкзака, но ручаться не может.
- Это Сашка-то не может ручаться? - совсем поник я, а потом сказал, будто за соломинку ухватился. - Ладно. Меня ещё Дуська видела. Может, она...
- Искали мы эту... - Захар усмехнулся, - как сквозь землю провалилась. Теперь, пока не проспится, не объявится. Когда ты её встретил, она была пьяной?
- В хлам, - сказал я.
- Значит, и незачем искать.
- Гундосый, и этот, второй, - подсказал я. - Из них столько всего можно вытрясти, если правильно поспрашивать!
- Это кто же тебе даст их трясти? - усмехнулся Захар. - Да нас сейчас и близко к баракам не подпустят, если только с клыковскими ребятами. Но тогда уж война! С них обязательно будет спрошено, но потом, когда немного успокоится. А с тобой уже сейчас надо решать.
- Идём дальше, - усмехнулся Асланян. - По твоим словам, ты задержал Суслика... то есть Суслопарова. За вами шёл Пасюков. Ты его видел?
- Никто за мной не шёл! - буркнул я.
- Это ты говоришь! А Пасюков утверждает, будто шёл, хотел выяснить, за что ты к Суслику прицепился, жаль, догнать не успел; может, и сумел бы тебе помешать. Пасюков видел, что Корнилов попросил у тебя прикурить, а ты его зарезал, потом убил и Суслика. Так?
- Не так. Я защищался!
- Допустим! А хмель-дурман у тебя откуда? Снова будешь валить на Суслика? Если мёртвый, значит, можно все грехи повесить? Так?
Тут я пуще прежнего струхнул - в лесу так не боялся! Сумел Асланян всё наизнанку вывернуть, свидетели у него, то да сё, а я доказать ничего не могу. Всем известно - любое дело можно и так, и эдак представить, но сейчас этот фокус проделывают со мной... Непонятно - зачем? Что-то в отношении ко мне поменялось? Ещё не знаю, что, но предчувствие паршивое. Почему-то, буквально, увидел, как петля на ветру покачивается.
- Не хотел Корнил прикурить, - вмешался Захар. - У него в кармане огниво лежало. И обломанный нож рядом с телом нашли. А лезвие в рюкзаке с оружием застряло, как и говорит Олег.
- Это ничего не доказывает. Может, забыл Корнилов, что у него есть зажигалка, а может, и вовсе табачком угоститься хотел? А нож, что нож? Корнилов защищался, когда Олег напал!
- Так защищался, что в спину засадил? - ехидно поинтересовался Степан. Асланян возражать Белову не решился, и тот продолжил: - Знаешь что, Артурчик? Я прямо сейчас найду в словах Пасюка тысячу неувязок. А если вы мне его приведёте, через час он будет говорить совсем по-другому. Всё расскажет, и про всех! Тебе интересно знать, где Суслик раздобыл пистолет и обрез? Я обязательно дознаюсь. Ты же здесь ни при чём, да, Артур?
- Ну, хорошо, - заговорил Асланян, ни на кого не глядя. - Давайте забудем про здравый смысл, и поверим Олегу. Он говорит одно, Пасюков - другое. Слова Пасюкова подтверждают очевидцы, у Первова очевидцев нет. И почему мы должны верить Первову?
- А потому! Пасюк найдёт в бараках сотню свидетелей. Не очевидцев, Артур - свидетелей. И цена им будет рубль за пучок, - ответил Степан.
- Ты сейчас что говоришь? Ты говоришь, если человек живёт в бараках, значит лжец? Зачем так плохо про людей думаешь?
- Брось, Артур. Ты сам прекрасно знаешь - в бараках действует неписанный кодекс. За нарушение продумана жёсткая система наказаний. Но это для внутреннего пользования, а если дело касается поселян, то и солгать не грешно, даже, наоборот - нельзя говорить правду, если это повредит кому-то из барачников.
- Пусть так. Пусть. Я сам не доверяю Пасюкову, - тихо проговорил Асланян. - Но как сказать это барачникам? "Не верю я вам, потому что вы плохие, недостойные люди", - так? Им-то всё ясно, они защищают свою правду! Пасюков сказал, что видел, как Первов зарезал Корнилова. Так почему барачники должны поверить нам? Докажи им, что Пасюков лжёт! Сумеешь? Ведь Первов, действительно, зарезал Корнилова!
- Если бы не я, он бы меня, - пробурчал я. - Было бы лучше?
- Да, лучше! - сорвался на крик Асланян. - Лучше, раз такой идиот! Зачем пошёл к барачникам?! Тебе разрешали?! Сидел бы дома, жизни радовался, герой! Так нет же! Из-за тебя у всех теперь проблемы!
- Получается что? - я постарался говорить спокойно, а голос задрожал. - Пусть они делают, что хотят, а наше дело - сторона?! Зачем тогда милиция?! Пьяных унимать? Дожили! Барачники на ментов с ножами кидаются! Страх потеряли!
- Вы, оба, не очень-то кипятитесь, - хлопнул по столу ладонью Терентьев, - это не от смелости тебя валили, это с перепуга. Залез, куда не следовало, ткнул наугад, и попал. Пасюков и струхнул. Если бы Суслик начал колоться, много бы занятного всплыло. Пистолеты - не ножи; с ним бы не церемонились. Жаль, не вышло... а так-то мы тебе верим. И Артур верит, просто он тоже напугался. Заставить поверить барачников - вот проблема!
- Да уж! - Захар сделал вид, что приглаживает усы, а на самом деле спрятал под ладонью ухмылку. - Разное видывал, но такое... я, когда тебя увидел, сам обалдел! С ног до головы кровью перемазался, глаза выпучил, и матом всех кроешь! Да ещё пистолетом размахиваешь. Натурально - крышу сорвало. Ещё и хмель в кармане. Как доказать, что ты не придурок под наркотой? Люди, они тоже видели.
- Ладно, - сбавил я тон, - Корнил на моей совести. А насчёт Суслика - не уверен. Да, стрелял. Но, кажется, не попал.
- Конечно, не попал, - сказал Захар, - Нет у него дырок от пуль. Зато есть дырка от ножа. Хорошо ткнули, мастерски. Под левую лопатку. Думаю, Суслика они сами, чтобы не сболтнул чего.
Зашёл Ренат.
- Ну, что там? - поинтересовался Хозяин.
- Плохо там, - Ренат махнул рукой. - Много их, бузят. Хотят к вам парламентёра отправить. Требуют, чтобы в заседании участвовал их человек.
- Больше ничего им не надо? - ехидно спросил Белов.
Ренат пожал плечами.
- А граждане что? - поинтересовался Клыков.
- Граждане... - Ренат презрительно сплюнул на пол, потом, смутившись, затёр плевок сапогом. - Что граждане... попрятались. Носа не высунут, пока шум не уляжется. Привыкли граждане, что пасюкам всё можно, менты им не указ, вот и сидят по домам!
- Успокойся, - Терентьев поморщился, - Иди. Скажи дружинникам, пусть не церемонятся, если кры... э... барачники, сюда полезут. Так и скажи, что Терентьев, мол, велел остановить беспорядки. Скажи ещё... пусть не очень-то... дай им волю - всех положат. Что я, не знаю твоих головорезов, Клыков?
- Я прослежу, - Клыков поднялся с лавки.
- Не ты, Клык. Захар проследит, - сказал Хозяин, - Только, если... Ладно, что с Олегом-то делать?
- С Олегом? А что с Олегом? - небрежно сказал Асланян. - Повесить, однозначно.
- Повесить? - переспросил Белов, - Серьёзно? Взять, и повесить?
- Да, если хотите успокоить барачников. Или у вас есть способ убедить их в невиновности Первова? Если есть - предлагайте, а нет, так и говорить не о чем. Надо показать - у нас один закон для всех. Ничего, потерпит, это недолго. Повисит, да к Партизану в лес уйдёт, зато барачники успокоятся.
- Артурчик, - сказал Белов. - Тут ведь дело такое... если вешать, то до конца. Второй раз, как с Партизаном, не прокатит, они только сильнее разозлятся. А ты, Артур, опять меня удивил. Сначала последнюю сволочь защищал, а теперь...
- Думаете, мне нравится?! - вновь завёлся Асланян. - Получается - вы хорошие, Асланян плохой! Поймите - без разницы, виноват Первов, или нет. Нужно думать, как выбраться из дерьма. Почему никто не говорит, как выбраться?
- Да, выбираться надо, - сказал Белов. - Доигрались. Ты постоянно твердишь: "Они тоже люди. Надо уважать их права! Надо уважать их традиции!". Надо, кто спорит. Только пусть и они уважают, вот и не будет проблем. Поставить их на место, и все дела! Теперь они почуяли слабину. Видите ли, нас мало, и каждая пара рук на счету, каждый, кто может работать, на вес золота, каждый здоровый сперматозоид на учёте. Докатились, ты готов казнить человека, лишь бы утихомирить пасюков! Отребье бузит, а нормальные люди, которых вдесятеро больше, нос из дома боятся высунуть. Вот это и есть проблема!
- Не ворчи, Стёпа, - сказал Хозяин. - Это, конечно, проблема, но это не самая большая проблема.
- А может, хоть её решим? - подал голос Клыков. - Случай очень удобный. Попытка бунта, или, там, переворота. Вы умные, потом сообразите, как дело повернуть. Их всего-то сотня, может, чуть больше. А хоть на что-то способных бойцов - едва ли половина. Спровоцируем на беспорядки, да шлёпнем десяток, а зачинщиков расстреляем, ну, как тогда! Остальных выселим из бараков. Недовольных - валить деревья; в лесу поумнеют, другие пусть живут, как все. И никаких больше граждан и неграждан. Хорошо я придумал?
- Ты что несёшь?! - Асланян сжал толстые пальцы в кулаки. - Клык, ты понимаешь, что несёшь?! Ты про людей говоришь!
- Вот именно, - сказал ехидно Клыков, - они люди, а граждане тогда кто?
- А ты тогда кто?! - взвился Асланян. - Если барачники живут по своим законам - расстрелять? Самого тебя надо... экстремист!
- А мне идея нравится, - сказал кум. - Я бы поддержал. Не сейчас, позже. Клыков, потерпи ещё немного, а там...
- Что вы оба говорите! - Асланян обхватил голову руками. - Вы хоть понимаете, что несёте?
- Стоп! - Хозяин грохнул кулаком по столу. - Разорались! Потом будете друг другу морды бить! Казнить не станем - это не обсуждается! И, Степан, что у тебя с северной экспедицией?
- У меня-то готово. Можно хоть сейчас отправлять.
- Я и не сомневался, другим бы у тебя поучиться дела делать. Может, и его туда? - Хозяин украдкой подмигнул мне. - С глаз долой - проблемой меньше. Зря, что ли, мы его проверяли? Лешему он приглянулся. Клыков, иди, сообщи людям, что приговор вынесен. Сейчас буду оглашать.
Клыков ушёл, а Хозяин достал перо, чернильницу, и что-то быстро нацарапал на клочке бумаги. Глухо стукнула печать, и записка перешла в руки Асланяна. Тот поднёс её к глазам. Я думал, не подпишет, так его скривило. Нет, черкнул пером, и, проворчав: "как бы не пожалеть", швырнул бумагу Белову. Степан удовлетворённо кивнул, и, не читая, расписался.
Небо слегка посерело, тьма разжижилась, сквозь завесу дождя проявились чёрные силуэты домов, деревьев, и виселицы - её так и не успели разобрать. Когда меня вывели на крыльцо, толпа загудела. Ненависть ударила посильнее кулака! Дыхание перехватило, ноги ослабли, в затылок вернулась тупая боль. Терентьев поднял руку, и медленно, неохотно установилась тишина.
- Поселяне, - голос Хозяина тихо потёк над притихшей толпой, - трибуналом рассмотрено дело бывшего сотрудника милиции, гражданина Первова. Трибунал постановил: убийство жителя Посёлка Василия Корнилова гражданином Первовым считать доказанным. Обстоятельства убийства подлежат дополнительному расследованию. Убийство жителя Посёлка Алика Суслопарова также подлежит дополнительному расследованию. Трибунал признаёт гражданина Первова виновным в совершении убийства Корнилова. В качестве меры пресечения выбрана исключительная мера социальной защиты. Учитывая прежние заслуги приговорённого, трибунал считает возможным заменить смертную казнь бессрочной высылкой. В зависимости от результатов дальнейшего расследования, приговор может быть изменён как в сторону ужесточения, так и в сторону смягчения.
- Шагай, пока не опомнились, - толкнул в спину Захар. - Как выйдешь за ворота, подожди.
И я пошёл. Дружинники сомкнули вокруг меня кольцо: то ли стерегут, то ли охраняют. Барачники молча потянулись за нами; они ещё не поняли, как реагировать на происходящее, но скоро им подскажут. А пока они лишь хотят убедиться, что всё без обмана; убийца наказан.
Ограда. Южные ворота. С утра я зашёл в них героем, сейчас бреду в другую сторону, и, сгорбившись, уношу незаслуженный позор. Вот как всё перекувырнулось!
Одна створка заскрипела, открываясь. Дружинники расступились. Ну, не поминайте лихом!
Подбежала Ольга - опустила голову и молчит. Холодный нос ткнулся мне в щеку. Не надо бы этого... и так тоскливо...
Горячий шёпот:
- Береги себя, братишка. Я всё сделаю. Крысятник разнесу, Пасюка урою... и гундосого твоего урою. Веришь, нет? Я докопаюсь... всё, иди! Не оглядывайся, ладно?
Тёплое дыхание на щеке, потом быстрый - словно бабочка крылышком задела - поцелуй.
- Верю, - я криво улыбнулся. И, конечно, не выдержав, проводил сестрёнку взглядом. Барачники расступались, и она шла сквозь толпу, будто сквозь пустоту. Потом ворота захлопнулись.
Я же говорил: жизнь - стерва полосатая!
День четвертый
И - тишина. А я не хочу, тишину! Я хочу поскандалить, ещё лучше - помахать кулаками, а то захлебнусь злостью! Если б я начистил кому-нибудь физиономию, или, наоборот, получил бы по своей, стало бы легче. А может, и не стало бы. Пока не попробуешь, не узнаешь!
Я снова заорал:
- Сыч! Эй, Сыч! Иди сюда!
И он явился: испуганный и пытающийся сделаться похожим на маленькое и незаметное привидение. "Эх, как тебя корёжит-то без дурмана", позлорадствовал я, наблюдая из-под прикрытых век за его заторможенными и неточными движениями.
- Слушай, проголодался я, сваргань чего-нибудь пожевать, -раздражённо сказал я, и кивнул на рюкзак. Сыч молча уволок его на кухню. Тоже мне маньяк-убийца! Хоть бы огрызнулся для вида. Тогда бы я ответил. Ух, как бы я ответил! И жизнь бы стала хоть немного, но веселее.
Ладно, продолжим изучать муравьиные дорожки на стенах, мохнатые кляксы плесени, густо облепившие потолок, и сухие трупики угодивших в паучьи сети насекомых. Какая разница, что делать, если от меня больше ничего не зависит? Разглядывать подгнившую и растрескавшуюся потолочную балку - занятие не хуже прочих.
Иногда получается задремать, но это до первого шороха; тогда я вздрагиваю, и какое-то время тупо смотрю в потолок; нужно несколько мгновений, чтобы осознать, кто я и где нахожусь.
Открыв в очередной раз глаза, я вспоминаю о заказанном в постель завтраке. Ни Сыча, ни еды.
- Эй, где тебя черти носят?! - позвал я, и, не дождавшись ответа, вновь стал разглядывать муравьёв, шныряющих по маршрутам, проложенным между островками плесени. Лишь бы снова не сорваться в истерику.
Скверно, когда однажды, скверным утром, ты вдруг оказываешься в скверном месте. Ещё хуже, что нет ни одной дельной мысли, как всё поправить. Я же хотел, как лучше, а вы... и, кстати, меня самого чуть не убили - это что, не считается? Как нагадившего котёнка, ткнули мордой, а потом - за шкирку и под зад. Ну, и ладно! Ну и... спасибо, что не повесили... а могли... могли же?