Когда за спиной, взвизгнув, закрылись ворота, я понял: в это мгновение у меня не стало ни дома, ни друзей, и даже завтрашний день у меня забрали, потому что одному в лесу уцелеть невозможно.
Лил дождь, за воротами шумели, долетала брань - Клыков орал и требовал, чтобы люди разошлись. Это их проблемы, отныне они меня не касаются, у меня куча своих. Смысла оставаться здесь никакого, первое, что приходит в голову, надо идти в Нерлей, да что-то ноги приросли к земле.
Сверкнула молния, а через секунду в небе громыхнуло, обрушился ливень. Голоса за воротами стихли. Вокруг чёрная муть, голубые блики высветили могильные кресты и стену леса за кладбищем.
Неожиданно из темноты появился Захар; похоже, не врут про секретные выходы из Посёлка. Захар молчал, во вспышках молний я видел его длинные и мокрые, прилипшие к лицу волосы, обвисшие усы, а вместо глаз - чёрные провалы.
- Вот... - Захар подал мне туго набитый рюкзак. - Еда, одежда, пистолет. На первое время хватит. И вот...
Автомат! Мне бы порадоваться такому подарку, да что-то нерадостно.
- Пойду я, ладно? - я побрёл во тьму.
- Только не дури! - бросил вдогонку Захар. - Дождись рассвета! Обойди Посёлок, и на север, по железке до Ударника. В третьей слева избе найдёшь Партизана и Сыча. Побудешь с ними, а там решим.
- Угу, - ответил я. В Ударник, так в Ударник, мне без разницы. Если разобраться, теперь недоповешенные бандюки - самая подходящая для меня компания.
- Не бойся, - Захар пошёл следом за мной. - Сиди в там, и жди новостей.
Я прибавил шаг.
- Дождись рассвета, чудило, - крикнул вдогонку Захар. Верно, некуда мне спешить. Но я почувствовал, что накатывает волна горькой истерики. Не хотелось, чтобы Захар видел. Лучше бы мне побыть одному. Авось как-нибудь перебешусь.
- Ты ещё спасибо Хозяину скажешь, - прилетело вдогонку. Я так и не понял, меня Захар пытается убедить, или себя. - Ты ещё... ладно, иди, удачи... жди новостей!
* * *
- На, лопай! А после займись чем-нибудь, - Партизан грохнул на табурет, стоящий перед кроватью, сковороду, в которой шкварчала тушёнка пополам с жареным картофелем, - хватит безвинного изображать! То Сыч нытьём донимал, то ты на мою голову свалился. Я не подписывался смотреть на ваши кислые рожи! Зачем мне такое кино?
Объяснил я Партизану, что не его дело, какая у меня рожа, кислая, или, может, сладкая. Не нравится - не ешь! И, вообще, валил бы ты, дядя, ко всем чертям!
Не повёлся лесник на дерзость, не порадовал скандалом, лишь рассмеялся в ответ:
- Куда ж ты меня гонишь? Я, между прочим, дома, это ты ко мне притащился, а не я к тебе. Приютили, так будь человеком, понял? В общем-то, у тебя другого выхода, кроме как за меня держаться, и нет. Если что-то не по нраву - проваливай, скатертью дорога! Порадуй Пасюка - сгинь в лесу! А ежели собрался доказать свою правду, так для начала, хотя бы, живым останься. Рядом со мной тебе, всяко, проще будет. Обиделся он, видите ли! Хреново с ним обошлись! Могли бы и вздёрнуть! Тогда бы и узнал, каково это, когда по настоящему хреново! ты не представляешь, каково это, болтаться в петле. Словами не описать...
Лесник потёр ладонью горло. Чуть ниже бороды ещё виднелся лиловый след от верёвки.
- А тебя, вон, пожалели, - продолжил задумчиво Партизан. - Болтался бы в мокрых штанах, народ смешил. Другому виселица и за меньшие художества полагается, а ты отделался лёгким испугом. Если бы начальство не подставил, барачникам повод для бузы не дал, так и вовсе ходил бы в героях. Да тебя и не наказали. Ты что, не понял? Тебя спрятали! В Посёлке Пасюков достанет, а сюда не дотянется - руки коротки!
Наверное, в чём-то лесник прав, по крайней мере, зла мне, точно, не желает.
- Присоединишься? - я показал на сковороду.
- А как же! - Партизан достал из кармана ложку. - Это мы с удовольствием. Вообще, я тебя поблагодарить должен.
- За что? - не понял я.
Лесник помрачнел, его пальцы непроизвольно коснулись шеи.
- Да за это... там, на площади... ты ж, наверное, полминуты время тянул. Я почти и не мучился.
- А-а... - мне, почему-то, сделалось неловко. Когда я шёл к Партизану, немного побаивался, что лесник припомнит, кто затянул петельку на его шее. Но, услышав мою историю, тот лишь кивнул на дверь: заходи, мол, располагайся. И сокрушённо пробурчал вслед: "эх, тупая башка, наворочал дел".
- Сыч-то где? Тоже, видать, есть хочет? - я попытался уйти с неприятной темы.
- Ты б его не трогал, - махнул рукой Партизан. - У Сыча своя обида. Похлеще твоей будет.
- Ему-то на что обижаться? Людей угробил, а сам-то живой.
- В точности, как ты, - усмехнулся Партизан.
- У меня другой случай, - сказал я.
- Как у тебя, так сразу другой? - Партизан хитро прищурился, из-под бровей сверкнули зелёные глазки. - А как у Сыча, значит, не другой? Да за то, что пасюки с его сеструхой сотворили, убить мало. Я бы конечно, убивать не стал, потому что добрый. Я бы оторвал у этих гадов то, что между ног выросло, и сожрать бы заставил. А Сыч - злой. Взял топор, и по-мужски разобрался!
- Подожди, - удивился я. - У Сыча из-за наркоты крыша поехала. Причём тут Надька?
- А почему, ты думаешь, его не повесили?
- Этого я не понимаю, - признал я. - Ну, хорошо. Допустим, что-то у Сыча, или, как ты говоришь, у его сестры, произошло. Зачем же махать топором? Есть милиция, в конце концов! А если каждый начнёт самосуд устраивать, что будет?
- Порядок будет! - резко сказал Партизан. - Потому что на ментов, когда дело касается барачников, сейчас надежды мало. Умный мент скажет: "Успокойся, Сыч. Жива твоя сестрёнка, и хорошо! Пошалили ребята, лишнего себе позволили - дело хоть и досадное, но понятное. Заживёт и забудется. И, кстати, что вообще случилось? Надька молчит, а ты чего разволновался?" А Надька, она ж не дура, она и будет молчать, иначе пасюки ей такую жизнь устроят, что легче самой удавиться. Конечно, делом может заняться мент поглупее, хотя бы и ты. Он тут же побежит арестовывать негодяев. А назавтра их отпустят, потому что, с одной стороны, попросит, кто надо, чтобы барачников не раздражать, а с другой - ты им ничего не предъявишь, Надька же молчит. Я Сыча понимаю - довели человека! Что кругом виноватым остался - судьба такая. Без виноватого нельзя. А самый хороший виноватый - тот, за которого заступиться некому. Сказали, наркоты нажрался - люди верят. Ты же поверил?
- У него хмель нашли, - попробовал возразить я. - Или, скажешь, опять враньё?
- В лесу этого добра полно, надо только места знать. Я тебе больше скажу, есть в лесу кое-что посильнее. Закон, чтобы люди самовольно дурманом не пользовались, конечно, правильный. Но не на каждую болячку доктора будут целебную вытяжку тратить, а людям болеть не хочется, вот и суют они лесникам денежки, ещё и умоляют, чтобы мы взяли, не побрезговали. Ты удивишься, если узнаешь, какие уважаемые люди у нас в клиентах. Есть у них ещё одна причина раскошелиться, может, самая главная: больного всё равно лечить будут, хмелем, или как-то по-другому - не важно. А если, к примеру, ослабла от возраста или от плохих жизненных условий мужская сила, ни один врач её не вернёт, даже время на это тратить не станет. А хмель поможет - гарантированно и надолго! Потому он и есть самый ходовой в Посёлке товар. То, что нашли у Сыча три шишечки, это вообще ни о чём, всего лишь повод заявить, что человек был в наркотическом угаре. Сказали так, и всем всё ясно, глубже копать не надо.
Вот и полдень. Сон не освежил, но злость и обида утихли. Тут же образовавшуюся пустоту занял беспокойный холодок, почти такой же, какой морозил мне внутренности во время героического похода за соляркой.
Сидя на ступеньке крыльца, я созерцал унылый пейзаж: деревья верхушками царапают животы пузатых, обременённых влагой серых облаков; жирно лоснится рыжая грязь; из белёсой дымки проступают тёмные пятна полуразвалившихся изб; редкие крупные капли выбивают пузыри на поверхности мутных луж, стучат по крыше. Конечно, хорошо в деревне летом, только слишком тоскливо!
Партизан строго-настрого приказал, чтобы я в одиночку не уходил далеко от крыльца. Не очень-то и хочется; здесь так же зябко, мокро и неудобно, как и в других местах - зачем же куда-то переться?
Пока я лениво соображал, чем бы себя занять, они и появились. Людей я заприметил издали - пять силуэтов в почти растаявшем тумане шагают по железке. Понятно, не случайные путники - случайно в Ударник не забредают. Даже сквозь дымку видно, что к нам пожаловали люди солидные: на всех мокрые плащи, лица капюшонами закрыты, объёмные рюкзаки за плечами, и у каждого автомат, а у того, кто идёт впереди, ещё и ружьё на плече. Спустились эти ребята с насыпи и, по раскисшей земле да по лужам напрямик к партизановой избушке пошлёпали. Ну, думаю, неспроста они здесь, надо тревогу поднимать. Если явились по наши души - не отобьёмся.
- Партизан! К нам гости! - закричал я, нырнув в избу. Как автомат в руках оказался, наглости у меня прибавилось: хотел скандал и драку? Получи, и распишись! Нет уж, просто так не возьмёте!
А пришельцы уже близко, их теперь в окошко хорошо видно. Кажется, погорячился я - скандала-драки пока не будет, потому что не барачники это и не клыковские головорезы, а остальным до меня, вроде бы, не должно быть дела. Однако же, удивился я изрядно: Леший, да Савка с Антоном - ладно, на то они и лесники, чтобы где попало шляться. Но чего, спрашивается, забыли в этой компании Сашка Зуб и профессор?
Люди остановились возле нашего дома, и Леший заорал:
- Эй, вы здесь?! Есть тут живые?! Накрывай на стол! Гости пожаловали!
- Чего припёрлись-то? - услышал я голос Партизана.
- За должком пришли, - ответил Зуб. - Про должок не забыл?
- Когда это я у тебя одалживался? Не припоминаю.
- Не у меня, ты Посёлку должен. Или запамятовал, чего Хозяину наобещал?
- То Посёлку, а ты причём? Ладно, не боись, я от своих слов не отказываюсь. Просто спрашиваю - зачем сейчас пришли? В чью башку взбрело по болотам в дождь шастать? Договорились же - будем ждать погоды.
- Кое-что поменялось, Пётр, - сказал Антон. - Надо бы сегодня.
- А лучше бы - уже вчера, - добавил Сашка.
- Вчера, говоришь? Ну, заходите. Только, это, автоматы в сенях положьте. С оружием не пущу.
Обед, какой смогли, мы собрали; приветить гостей - святое. И вот сидим за одним столом, не чужие они мне. Но чудится, теперь между нами стена. Это такая хитрая стена, что её ни увидеть, ни потрогать не получается. И всё же она есть. Эти все вместе, а мне теперь Сыч - подходящая компания. Только Сыч забился в сарай, и носа не высовывает. Партизан, Леший и Сашка на улице о чём-то препираются, в комнате слышны их голоса. И чуется - вопросы решаются трудно: разговор делается громче.
- О чём, интересно, спорят? - спросил я, чтобы разбить стену.
- О тебе, - отвлёкся на миг от поедания печёной картофелины Антон.
- В смысле? - опешил я.
- В смысле: брать тебя, или не брать.
Казалось бы, достаточно сюрпризов на мою несчастную головушку, а тут ещё нежданчик! Вроде бы вспомнилось, что Хозяин, перед тем, как выгнал меня из Посёлка, на что-то такое намекал, только смутно это было, как бы между прочим и за другими переживаниями напрочь вылетело из головы. Я осторожно поинтересовался:
- Куда это вы хотите меня взять?
- В одно место, - уклончиво сказал Антон. - На север. Да ты не бойся, дело это рискованное, но оно того стоит. Помнишь, как Терентьев за солярку наградил? Так это, считай, мелочь. Если получится, благодарность посерьёзнее будет. А у нас обязательно получится, потому как Партизан и Леший оба идут. С этими не пропадём! А после вам с Партизаном все грехи простятся - как минимум! Вот и думай, надо тебе, или нет?
- На север, говоришь? - я кивнул на Архипа. - И он?
- Так и вышло, что вместе мы в лес пойдём! - заулыбался учёный. - Правда, Терентьев под конец засомневался, только и без меня у него забот хватало, потому что барачники как начали с вечера бузить, так до утра и не успокоились. Махнул Хозяин рукой, мол, не до тебя. Может, сейчас таким старым идиотам, как мы с тобой, в лесу безопаснее, чем в этом крысятнике будет. В общем, иди ты, говорит, лесом, и я пошёл.
- Терентьев, понятно. У него и без тебя сейчас полон рот проблем. А Партизана уболтать сумеешь? - спросил Антон. - Останешься здесь, будете вдвоём с Сычом куковать, нас дожидаться.
- Не останусь, - уверенно сказал Архип. - У меня есть, что ему предложить. А потом, я же пропаду без присмотра, я один в Посёлок вернуться не смогу!
Тут меня позвал Леший. Вышел я на свежий воздух и облокотился на хлипкие перильца. Ветер утих вместе с дождём, стало тихо, слышно, как редкие капельки с листьев в лужи срываются. Лесники трубками дымят, и над головами клубится сизое облачко.
- С нами пойдёшь? - как бы между прочим, поинтересовался Леший.
- Пойду, - не задумываясь ответил я, тоже раскуривая трубку.
Партизан, услыхав это, поперхнулся табачным дымом, видно, ждал, что я хотя бы спрошу, куда меня зовут и зачем. А выбирать-то не из чего: хоть и плохо мне в лесу, но там рядом со мной будут люди, а здесь я останусь один, это если не считать Сыча. А с ним-то, пожалуй, хуже, чем одному.
- Ты бы хоть спросил, куда мы собираемся, - сказал Партизан. - Может, и идти бы передумал! Если честно, хотел я тебя оставить, кому-то же надо за Сычом присматривать. И его с собой, что ли, брать? Мне прохвессора хватает, ещё и вы на мою голову! Леший говорит, что Степан за тебя сильно просил. Мне теперь плевать на Степана, мне на Лешего не плевать, а он, почему-то, очень твою кандидатуру одобряет. Как, не подведёшь?
Я пожал плечами - откуда мне знать, подведу или нет? - и поинтересовался:
- Может, уже расскажете, что затеяли?
- Узнаешь, - ответил Партизан, - всё узнаешь. Только решим самый последний вопрос. Кум назначил командиром тебя, Саша. Не знаю, как ему взбрело такое в голову, не мне с ним спорить. Но хочу уточнить, чтобы, значит, всем понятно стало, и потом глупых вопросов не было: ты будешь главным, когда придём на место! А в лесу ты никто. И все - никто! Пока мы в лесу, слушаетесь меня, или, вот, Лешего, если меня рядом нет. Сказал, значит, так надо. Сделаете, что велю, а после уж будете спрашивать, понятно?
- Угу, - ответил Сашка покладисто.
- Раз "угу", давайте собираться!
* * *
Это давнишняя история.
Прошло несколько месяцев после Катастрофы, наступила первая, и, как оказалось, самая лютая зима. Тогда-то через Посёлок, не остановившись, прошёл поезд. Не ахти, какое событие - ещё не забыли, как в здешние лагеря исправно прибывали осуждённые в столыпинских вагонах, а товарняки вывозили отсюда лес. Но то раньше, а сейчас особый случай: этот состав - первый за долгое время. Уже полгода не было вестей из других мест. Иногда думалось, что никого больше не осталось, а выходит, где-то там, вдалеке, люди занимаются своими, абсолютно не касающимися Посёлка, делами.
Когда из-за леса послышался звук приближающегося поезда, все, кто был рядом с железной дорогой, сбежались посмотреть на это чудо. Состав, не замедлив хода, пропыхтел мимо; длинный гудок вместо приветствия, и второй на прощание. Поселяне видели платформы, на которых везли диковинную, задрапированную брезентовыми чехлами, технику. Автоматчики в зимнем камуфляже равнодушно посматривали из открытых дверей двух пассажирских вагонов на толпу; плевать им на суетящихся людей. Несколько минут, и будто не было ничего.
Поезд не вернулся. Известно - в двадцати пяти километрах к северу железнодорожная колея, связавшая лагеря, заканчивается тупиком. Дальше, в сторону Серова идёт лишь автомобильное шоссе. Поезд исчезнуть не мог, значит стоит где-то в лесу и ждёт, когда его найдут. Меж собой люди говорили, что в эшелоне наверняка осталось много хороших и нужных вещей. Если даже хозяева поезда ушли, забрав с собой всё, локомотив же они не унесли! Эх, можно было бы укатить отсюда, найти местечко получше! Другие возражали, что, мол, везде одно и то же. Где-то, может, ещё хуже, а здесь-то прижились.