Кровопивец, лишённый отростков, раскрыл упеленавшие труп листья. Партизан ухватил мёртвое тело под мышки, и потащил. Иглы стали обламываться, изо рта потянулся блестящий, в комках слизи, стебель. Грязь чавкнула, и отпустила ноги Антона. Его уложили на мох. Леший взял автомат, и кинул Сашке:
- Держи!
Тот поймал оружие и повесил на плечо.
Партизан осмотрел тело. Одежда превратилась в кровавое рваньё, но ботинки ещё можно было использовать. Лесник примерил обувь к своей ноге и покачал головой.
- Похоже, тебе подойдут, - Партизан швырнул ботинки мне под ноги. - Удобнее, чем в сапогах-то.
Я не стал отказываться. Мёртвым вещи ни к чему, вещи для живых. А обувь хорошая, отмыть от грязи, и порядок...
Здесь же, на поляне, Антона и похоронили. Неглубокая могила в хлипкой земле быстро наполнялась водой, и мы поспешно забросали тело болотной грязью и укрыли пластами мха. Ни креста, ни, даже, таблички. Почему-то никто ничего не произнёс, курили, и неловко молчали. Через какое-то время, чтобы закончить с этим, Леший сказал:
- Всё, парни. Хороший был мужик. Земля пухом, как говорится. Пойдём.
Савелий заплакал.
- Прекрати, Савка, - мягко сказал Партизан. - Мы знаем - что мог, ты сделал. Антон тебе благодарен. Пошли.
- Скажите, - Сашка с ухмылкой перетянул автомат со спины на грудь - Что сделал? Застрелил Антона? Вы что, слепые? Не кровопивец его убил - он от пуль умер!
Тут Леший сорвался.
- Закрой пасть, умник! - заорал он, и тоже схватил автомат. - Думаешь, один такой глазастый? Никто не заметил, а он заметил! Что бы ты делал на месте Савки? Смотрел бы, как человек мучается? У тебя хватило бы духа помочь другу умереть без мучений?! Хрена с два!
- Успокойся, - дал задний ход Сашка, - не здесь, и не сейчас. Дома будем разбираться.
- Ты сначала домой попади, умник! - не унимался Леший.
- А ну, заткнулись быстро, оба! - рявкнул Партизан.
От могилки Антона до железки шли молча. Под ногами то раскиселивалось, и тогда мы прощупывали дорогу шестами, то вдруг почва становилась твёрдой и каменистой. Слева, за озёрной гладью, виднелся лес: не чахлый и больной, как на острове, а настоящий - густой и зелёный. По правую руку - покрытая ряской топь, и, за ней, растопырившие голые ветви скелеты деревьев. Если присмотреться, можно увидеть истекающий слизью вонючий мох, которым эти мёртвые деревья обросли. Мы подошли к вынырнувшему из болота, перебежавшему через остров и ушедшему в озеро разбитому шоссе, и увидели вкривь и вкось торчащие вдоль железки столбы. Мы оказались у переправы.
- Не хочу я больше купаться, - пробурчал Леший, взбаламутив воду ладонью. Потом он осмотрел, даже зачем-то понюхал, мокрые пальцы. - А по-другому никак?
- Не боись, - подбодрил Партизан, - здесь мелко. Надо идти по рельсам, и, главное, не сворачивать. Ты по столбам ориентируйся. А на том берегу тебе понравится больше, чем в санатории, даю гарантию!
До обещанного санатория рукой подать, причём идти вброд шагов сто, не больше. Потом железнодорожная насыпь поднимается над поверхностью озера.
Когда Партизан залез в воду, гладь, в которой отражались жёлтые кувшинки, островки камыша, и перекосившиеся столбы, заколыхалась. Лесник бодро удалялся от берега. Савелий начал беспокоиться. До меня не сразу дошло, что пытается сообщить механик, но я тоже немного заволновался - на всякий случай. А когда сообразил, в чём дело, испугался по-настоящему - не за себя, за Партизана. В сотне шагов от берега вода заволновалась. Над поверхностью мелькнул пятнистый плавник, блеснула чёрная с зелёным отливом, лоснящаяся спина. Нечто большое, похожее на притопленное бревно, и, наверняка, хищное, вроде, неторопливо, а на самом деле быстро и неотвратимо, приближалось к леснику. Чуть в стороне появилось ещё одно чудище; размерами меньше первого, зато шустрее.
- Назад! - завопил Леший. - Партизан, вертайся назад!
Тот и сам увидел рыбин, он бросился к нам, да, кажется, опоздал. Вскинул я автомат, но стрелять не стал. Вряд ли попаду - цель ещё далеко, и движется быстро; мелькнёт спина, и снова лишь рябь разбегается по воде. А в Партизана случайную пулю засадить - это запросто. С "везением", которое обрушилось на меня в последнее время, так, скорее всего, и получится.
Партизану, в отличие от Антона, повезло. Та рыбина, что покрупнее, заинтересовалась меньшим собратом, меньшая решила не связываться с крупным экземпляром, и, плеснув хвостом по воде, пустилась наутёк. Победитель вновь переключил внимание на Партизана, но тот уже шлёпал по мелководью.
- Что за хрень? - тяжело дыша, выдавил из себя лесник.
- Щуки, - впервые за долгое время открыл рот Архип. - Сильно подозреваю, что щуки. По крайней мере, та, которая больше, очень похожа.
- Ладно врать-то, - не поверил Леший, - вылитая акула! Уху бы из таких сварганить, весь Посёлок бы накормили!
- Интересно, откуда взялись? Раньше здесь ходил, как по бульвару. Ещё и эта дрянь прицепилась! - Партизан ощерился, и сковырнул жирную, насосавшуюся пиявку с голени. Ещё одну отклеил от его бедра и шваркнул об землю Савелий. - Вся мерзость повылезала!
- Рыбы, я думаю, не местные, - предположил профессор. - Мелковато здесь для этих рыб.
- Я и спрашиваю: "откуда?"
- Не знаю. Может, где-то есть омуты?
- Конечно, есть, - озлился Партизан, - Озеро большое. Где-то есть. Ты объясни, какого чёрта они здесь забыли?
- Чё пристал к человеку? - заступился за учёного Леший. - Ты не смотри, что у него физиономия умная, на самом деле он меньше тебя понимает! Лучше скажи, что дальше делать?
- А я почём знаю? Если пошла непруха, ничем ты её не перешибёшь! Можно только перетерпеть, - ответил Партизан. - Я других дорог через болото не знаю, а Сашка вернуться домой с пустыми руками не согласится. Прогуляемся мы с ним по бережку, глянем, что да как, может, чего и придумается.
- Ладно, - одобрил этот план Зуб, - Незачем всем рисковать. Мы разведаем, что впереди, а вы ждите. Если не вернёмся - идите домой.
Устал я, объелся лесной романтики - аж тошнит. Кажется, привык, и почти не замечаю, что холод и пустота стискивают внутренности, что кто-то наглый, не прекращая, сверлит взглядом затылок, что сердце иногда заходится в бешеной скачке. Тогда переводишь дух, и загоняешь это вглубь. Плюнуть бы, да возвратиться в Посёлок. Только вряд ли мне там обрадуются, если заявлюсь с пустыми руками! Меня и с полными-то не все будут рады видеть! Получается, что путь домой теперь лежит через эшелон. Такая закавыка.
- Я с вами, - сказал я. - Пошли вместе, и сейчас не стоит разделяться!
- Уверен? - спросил Партизан и, едва заметно, краешками губ улыбнулся. - Чую же, не хочется тебе.
Я замотал головой, мол, что за глупости? У меня всё в порядке. Только подумалось: да провалился бы ты со своим чутьём! Мои страхи, это мои страхи, а что я хочу на самом деле, никого, кроме меня, не касается!
- Правильно, Олег, - одобрил мой выбор Сашка. - Вместе дело сделаем, вместе и вернёмся. А другие как хотят.
- Я тоже здесь не останусь, - обиженно сказал профессор. - Пользы от меня пока что мало, но и вреда особого нет. Как хотите, но так я решил.
- Ну, чо. Ну, хорошо, что так, - заулыбался Леший. - А то уж я испугался, что придётся этих чудиков до дома провожать. Ты не гони нас, Партизан. Оно и понятно - тебе одному проще, но так уж вышло, что мы к тебе приставлены, а потому оденься, нечего задницей сверкать. Никому из нас не интересна твоя задница.
- Если так решили, давайте соображать, как быть дальше, - сказал Партизан, натягивая штаны. - Вы немного передохните, а мы с Олегом поблизости пройдёмся, глянем, что к чему.
Лесник, застегнувшись, похромал вдоль берега, я поплёлся за ним. Выбрал Партизан крохотную полянку. По краям её обступили поникшие ивы, а в серёдке взгорбились мягкие кочки. Он сразу на одну из этих кочек плюхнулся, а я поблизости, с ноги на ногу переминаюсь, и жду, что лесник скажет.
- Ты давай-ка, присядь. Когда рядом стоят и мне плохо сидится. Лучше покури, - сказал Партизан. Я послушно стал набивать трубку, тут и Леший подошёл.
- Эх, настырный у тебя дружок, Олежка, эх, настырный, - проворчал он. - Ещё и липучий, как репей. Прицепился, куда, мол, уходите, да зачем. Тебе что за дело, говорю! Ты, Зуб, делай, что велят, и не высовывайся. Когда можно будет высунуться, тебе скажут.
- Осторожней с ним, Лёш, - покачал головой Партизан. - Зачем на рожон лезешь? Мне только мордобоя здесь не хватало!
- А если сам нарывается!? Ладно... - Леший махнул рукой и достал из-за пазухи фляжку. - Не о том сейчас. Нормальный парень Антон. Был. Поди ж ты, глупо так... ну, хорошего человека и помянуть не грешно.
Леший слегка пригубил, довольно крякнул, и фляжка перешла к Партизану.
- Да, - сморщился тот, понюхав горлышко. - Мужик был нормальный, не поспоришь. А лесник, честно говоря, средненький. Лес не понимал. Через это и влетел. Глупо...
Лес он как раз хорошо понимал, - возразил Леший. - Это ты напраслину гонишь. Чутья ему не хватило, это да.
- Как это, чутья не хватило? Кровопивец, он же растение, как его учуешь? Ты зря-то не говори! Тут как раз понимание нужно, - сделав изрядный глоток, возразил Партизан, и передал мне фляжку. - На, Олег, помяни. Сильно-то не налегай. Хлебни чуток, и хорош. Так мы к чему клоним? Место Антона теперь свободно. Если хочешь, тебя лесником попробуем.
Я промолчал. Вроде бы, лестно, когда доверяют. Понятно, далеко не каждому Партизан такое предлагает, только плохо мне в лесу, не нравится мне лес, и, похоже, это взаимно. После того, что я успел здесь увидеть, чего доброго, поселковый пруд буду обходить стороной, заросшего сада пугаться.
Я приложился к фляжке: дрянное пойло - в другой раз такое и пить не станешь - но крепкое, этого не отнять. Нутро вмиг прогрелось, и, странное дело, на сердце полегчало, а душа немного успокоилась. Глотнуть бы ещё, да Партизан не велел. Вернул я фляжку Лешему, чтобы соблазна не было, и сказал:
- У меня другая работа. Я - мент.
- Какой ты, нафиг, мент? - ухмыльнулся Леший. - Вон чё наворотил! Получается, хреновый ты мент! А лесник из тебя, глядишь, выйдет. Мы же видим - лес чуешь, нам бы так уметь! Зажался ты, потому тебя и корёжит. Это не трусость, а, на самом деле, непонимание твоё. Ты нас держись, мы всему научим. Сразу-то не отказывайся, думай, а вернёмся, тогда до конца и порешаем.
- Имей в виду, - Партизан ещё раз хлебнул из фляжки, а вместо закуски сунул в рот шишечку хмеля. Челюсти равномерно задвигались, Партизан тяжело глотнул, и продолжил: - Так вот, имей в виду, мне без разницы, что ты решишь. Не захочешь, и ладно, уговаривать не стану. Это Леший затеял - он тебе верит, я верю ему, такая порука. Но учти, с нами многие в лес хотят. Не так, как смертники, не под приглядом и защитой, а по-настоящему, чтобы самому понимать. Только мы не всякого не всякого к себе позовём, а, тем более, учить станем. Ладно, не мешайте мне.
Взгляд лесника остановился, глаза начали стекленеть, рот приоткрылся, и на бороду вытекла струйка зелёной от разжёванного хмеля слюны. А потом, как-то вдруг, Партизан напружинился и легко вскочил на ноги.
- На, оботрись, - Леший протянул ему тряпицу, тот взял, и потопал к берегу, на ходу вытирая слюни с бороды.
- Леший, - спросил я, - Что это было?
- Чё надо, то и было! Лес прослушивал, понятно?
- И что, услышал?
- Услыхал, чего надо было, - Леший пошёл вслед за Партизаном.
- А хмель есть обязательно? - спросил я вдогонку. Сильное у меня против этого дела имелось предубеждение. - За такое на пару месяцев отправят валить деревья, если не похуже.
- Деревья валить, говоришь? - Леший обернулся, под рыжей бородой спряталась ехидная усмешка. - Ты меньше болтай, тогда не узнают. А если не узнают, и не отправят. А хоть и отправят, нам-то что? Нам это вроде отпуска! Думаешь, ради удовольствия хмельком балуемся? Вишь, как его вставило? Скачет, будто молодой козлина. Завтра ему ещё захочется, да нельзя его часто жрать. Ты не переживай, в этом деле хмель не обязателен. У кого нет способностей, тому он не поможет, а иному и глотка водки достаточно. У некоторых без всего получается, но с дурманом проще... гораздо проще.
Вернулись мы к переправе.
- Значит, дело такое, - быстро и невнятно выплёвывая слова, сказал Партизан.- Дальше не пройти. На север нас не пропускают.
- Кто не пропускает? - раздражённо спросил Сашка.
- Кто, кто! Конь в пальто! Откуда я знаю, кто?! Мелководье тварями кишит! И в лесу нас ждут! - Партизан махнул рукой в сторону противоположного берега. - Лень было проверить, дураку, полез на авось. Гробанулся бы, как Антоха, и поделом. В обход попробуем, на восток. Там пока тихо. Заодно и места разведаем.
Раньше Партизан лишь изредка посматривал на дозиметр: щёлкает себе, и ладно. Местность изучена, опасные районы на картах обозначены. Когда лесник взял прибор в руку, стало ясно - мы первые из Посёлка, кого занесло в эти края. Легко можно влезть, куда не надо. Плохое место не сразу распознаешь - это потом, когда будешь не просто, и не быстро помирать, тысячу раз пожалеешь о своей невезучести. Дело может обернуться таким образом, что даже хмель-дурман не спасёт.
Что и говорить: дозиметр - штука драгоценная, только слишком уж назойливо щёлкает. Однажды приборчик заверещал слишком часто и, по-особенному, тревожно. Партизан заявил: мол, пустяки, не смертельно, но нехорошую проплешину мы обошли стороной.
Позади осталась торчащая над поверхностью озера крыша одинокой затопленной избушки. Мох больше не пружинил под ногами, мы ступали по настоящей траве, растущей из твёрдой земли. Берёзки выпрямились; белые стволы засияли в косых лучах предвечернего солнца. Уже и болото по правую руку обернулось тростниковыми зарослями, и деревья в том лесу вполне здоровые, их не душат пряди вонючего мха. Озеро затянулось камышом: сначала попадались отдельные маленькие островки, а потом началась сплошная - от берега до берега - стена высокой, выше моего роста, озёрной травы.
На той стороне, за камышом - деревья. Непонятные они: чёрные, растопыренные, и закутанные в белёсое покрывало. Нехороший лес, это и без всякого лесниковского чутья видно.
- Здесь попробуем, - сказал Партизан. - Крупной рыбе в камыше тесно, а мы пролезем.
Упругие стебли ломались и приминались неохотно, кое-где сквозь упрямую траву можно было только прорубиться. И всё же мы оказались на берегу, рядом с чёрным лесом. Издали он выглядел странно, а вблизи вовсе пугал - отвратительный, как иссохший труп, и такой же мёртвый. Голые стволы торчат из обнажённой, укрытой лишь перегнившей прошлогодней листвой, земли. Кажется, деревья облизал огонь. Только не горел этот лес, с ним приключилась иная беда. То, что издали смотрелось покрывалом, оказалось густой паутиной. Белёсый саван укутал голые стволы. Он, будто живой, от едва заметного ветерка колыхался волнами, натягивался и опадал. Белые клочья плавали в воздухе и улетали прочь. Хозяев паутины пока не видно. И хорошо, не хочется выяснять, что за пауки облюбовали рощицу. То есть, может, Архип и хотел бы их изучить, так он профессор, у него мозги устроены по-особенному. А мы - обычные люди. Мы пошли в обход, краешком, по бережку, и дальше на восток. Пошли быстро! Потому что дозиметр на попытки приблизиться к деревьям среагировал очень нервно.
Когда Паучий лес остался позади, а вместо стены камыша вновь заблестела водная гладь, мы решили устраиваться на ночлег; дело-то к вечеру. На бережку развели костёр. Пока готовился ужин, мы изо мха, веток, да листьев устроили ложа. Уснуть, несмотря на усталость, не получилось; я ворочался, думки разные в голове крутились, сначала про Антона, а потом про Пасюка. Сон не шёл.
- Партизан, - я пододвинулся к костру, - Не спится мне. Давай, я подежурю?
- Нет уж. Если не спится, посиди у огня, бока погрей, - ответил Партизан, скармливая огню очередную порцию веток. - А я смену отсижу, и на боковую. Утомился что-то.