Круг - Страндберг Матс 5 стр.


Анна-Карин не любит кофе, но ей нравится его запах. В маленьком доме дедушки всегда пахнет кофе, древесной стружкой и коровами. Сегодня пахнет еще и свежевыглаженным бельем. Корзина с аккуратно сложенной одеждой стоит поодаль у двери в спальню.

– Здравствуй, внученька, – говорит дедушка.

– Привет, – отвечает Анна-Карин и садится за стол.

На дедушке фланелевая рабочая рубашка в красно-зеленую клетку и вельветовые брюки. Комбинезон он всегда снимает, прежде чем входит в дом – чтобы ничего не запачкать.

Дедушка внимательно смотрит на девочку.

– Занятия уже закончились?

– Нас пораньше отпустили сегодня.

– Да?

Дедушка как будто ждет, что она расскажет обо всем подробно, но у Анны-Карин перехватывает горло. Она не хочет говорить об Элиасе, не хочет даже думать о нем.

Вдруг ей хочется снова стать маленькой. Когда она падала и ушибалась, то всегда бежала к дедушке. И сейчас ей тоже хочется забраться к нему на колени. Тогда она, может, осмелится заплакать, выпустить наружу то, что давит грудь, мешает дышать. Анна-Карин не плакала по-настоящему, наверно, лет с двенадцати. Слишком много было поводов для слез. И вот сейчас на пути у слез как будто лег каменный жернов.

– Мама выходила сегодня? – спрашивает Анна-Карин.

– Она, наверно, неважно себя чувствует.

– С постели она, во всяком случае, встала, – говорит Анна-Карин, чувствуя, как в ней закипает гнев.

– Ей трудно приходится.

Анна-Карин жалеет, что подняла эту тему. Формально хозяйкой хутора является мама, но на самом деле всю тяжелую работу до сих пор делает дедушка. Бывают дни, когда мама сваливает на дедушку вообще все дела. Но он никогда не критикует свою дочь, ни единым словом.

Иногда Анна-Карин начинает переживать, что так сильно злится на маму. Она понимает: у мамы депрессия, мама никогда не хотела заниматься фермой, но так сложилась жизнь. И все-таки зачем без конца жаловаться! Послушать ее – она самая обиженная, самая невезучая, самая несчастная в мире. И так было всегда, сколько Анна-Карин себя помнит.

Анна-Карин смотрит на дедушку, а тот глядит в окно. Он может сидеть так часами. «Что он хочет там увидеть?» – часто спрашивает она себя.

Весной дедушке исполнилось семьдесят семь. За этот год он по-настоящему постарел. Анна-Карин не хочет думать о том, что случится, когда его не станет.

* * *

Ванесса раскладывает полотенце на траве перед домом Юнте. На полотенце застиранные узоры из коричневых и желтых цветов, и оно кажется не вполне чистым. Ну и ладно. Ей хочется лечь и забыть обо всем. Но не пачкать же одежду травой.

Она бросает взгляд на красный двухэтажный дом, который тоже выглядит застиранным. Краска поблекла и облупилась. Когда внутри дома кто-то ходит, оконные стекла дребезжат. Сквозь окно в гостиной виднеется огромный телевизор, на экране мечутся взрывы, и на их фоне – четкие силуэты Вилле, Юнте и Лаки.

Ванесса ложится, задирает майку до лифчика и подставляет живот солнцу.

Вилле был в плохом настроении, когда встретил ее у школы.

– Я тебе не такси, – сказал он.

– Ну и пожалуйста, – фыркнула она, распахнув на полном ходу дверь.

Вилле резко затормозил, так что задняя машина чуть не врезалась в них. Ванесса посмотрела на Вилле и поняла, что сейчас с ним шутки плохи.

– Закрой дверь, – тихо сказал он.

Ванесса закрыла.

– Старпер!

Это задело его. Вилле двадцать один, и Ванесса знает, что он стесняется их разницы в возрасте.

Когда они стали встречаться, ей только-только исполнилось пятнадцать. К тому моменту она уже была наслышана о Вилле. Ванесса сразу почувствовала в нем родственную душу. Он тоже хотел взять от жизни максимум. Сильные чувства. Серьезные испытания. Ванесса думала, что их ждут сплошные приключения.

И вот она лежит на травке, а он играет в приставку со своими чокнутыми приятелями.

Но он по-прежнему самый красивый парень из всех, кого она знает. И целуется так, как ей нравится.

Ванесса раздраженно отмахнулась от надоедливой мухи. Солнце припекает, но первые осенние холода уже напоминают о себе. На горизонте начали собираться большие облака.

– Ванесса? – слышит она голос Вилле.

Ванесса поднимает руку и машет.

– Несса? – опять слышит она Вилле.

– Да! – кричит она в ответ. – Чего тебе?

Ответа нет. Она приподнимается на полотенце. Вилле стоит у открытого окна, уставившись на нее.

Нет. Он смотрит сквозь меня, думает Ванесса. Опять.

– Вилле! – кричит она, поддавшись внезапной панике.

Ноль реакции. Вилле вытягивает шею, осматривая окрестности.

– Да где же ты?

– Я тут! – орет Ванесса, размахивая руками.

Но он не видит ее и не слышит. Она подхватывает полотенце и машет им в воздухе, но он не обращает на нее внимания, и она раздраженно отбрасывает полотенце в сторону.

Вилле пошатнулся и чуть не упал. В буквальном смысле слова.

При этом он не сводил глаз с полотенца, брошенного на траву.

– Эй, смотри!

– Чего там? – сонно спрашивает Юнте, подходя к окну.

Лаки пытается протиснуться между ними.

– Полотенце, – говорит Вилле. – Оно вдруг появилось на траве. Клянусь. Его там раньше не было.

Юнте и Лаки таращатся на него, потом на полотенце и снова на Вилле. Потом разражаются хохотом.

– Вилле, блин, у тебя глюки! – покатывается Лаки.

Юнте что-то говорит и с треском закрывает окно.

Ванесса стоит в лучах солнца. Она четко видит перед собой свои руки. Загорелые ноги. Но чего-то не хватает. Что-то не так.

Она чуть не плачет, когда вдруг понимает, в чем дело.

На траве нет ее тени.

Сладковатый запах ударяет ей в нос, когда она проскальзывает в дом. Вилле сидит в кресле и, пялясь в телевизор, курит травку. Солнце светит сзади, превращая его светлые волосы в подобие ореола. Сердце Ванессы делает пируэт, как будто удивляясь, что видит Вилли.

Она хочет подойти и прикоснуться к нему, но не осмеливается. То странное, что происходит с ней, должно остаться тайной, пока она не выяснит, что это.

– Ванесса? – вдруг говорит Юнте.

Она оборачивается. Юнте не видит ее, но его глаза обшаривают комнату необычно живым и пристальным взглядом из-под натянутой на брови темно-синей шапки.

– Здесь кто-то есть, – говорит он. – Я, блин, уверен.

– Паранойя, – выносит диагноз Лаки.

Он полулежит на диване, крепко сжимая в руке джойстик от приставки. Толстый живот выпирает из-под футболки с надписью «Гордость Энгельсфорса». Лаки, которого на самом деле зовут Лукас, учился в одном классе с Ванессой, но бросил школу, не добравшись до гимназии. Вместо учебы он целыми днями работает у Юнте мальчиком на побегушках, приносит пиво, заказывает по телефону пиццу и помогает разводить в подвале травку.

– Вы слышали про пасторского сына? – спрашивает Лаки, тыча пальцем в пульт.

Ванесса видит, как замирает Юнте, правда всего на секунду. Вилле медленно выдыхает дым, который он задерживал в легких.

– Че? – говорит он.

– Элиас Мальмгрен. Сын пастора. Покончил жизнь самоубийством. В школе. Сегодня нашли.

– Ты уверен, что это он? – спрашивает Вилле.

Он пытается говорить небрежно, но в голосе слышно беспокойство, Ванесса уверена в этом.

Ну конечно, думает она. Они были знакомы. Элиас раньше приходил сюда за травой. Но это было давно, в девятом классе.

– Сто процентов, – отвечает Лаки.

– Черт, – говорит Юнте. – Он покупал у меня кое-что позавчера.

– Вы думаете, его не так торкнуло? – поинтересовался Лаки.

– Не так торкнуло?

Юнте и Вилле заржали. Лаки ухмыльнулся смущенно и так заискивающе, что Ванессу передернуло.

– Он и раньше пытался откинуть копыта, – объяснил Юнте. – А тут, наверно, решил, что после косячка дело пойдет легче.

Но совесть Юнте была неспокойна, Ванесса видела это. Интересно почему? Обычно Юнте не проявлял ни к кому сострадания.

– Он из себя все время мученика строил, – говорит Лаки. – Резал себе вены и все такое. Я думал, это только бабы делают.

– Заткнись, – резко оборвал его Юнте.

Вилле и Лаки замерли от неожиданности, глядя на приятеля.

– Здесь кто-то есть, – шепчет Юнте.

Все трое оглядываются. Ванесса задерживает дыхание.

– Может, это дух Элиаса бродит, – говорит Лаки, и тут же Вилле дает ему по шее.

Ванесса чувствует, как поднимаются дыбом волоски на руках. Воздух вокруг нее сгущается и закручивается. По комнате словно пробегает сквозняк. Юнте смотрит прямо на девушку.

– Черт, ты откуда взялась?

Вилле поднимает глаза и нервно смеется.

– Не подкрадывайся так больше, Несса. Иначе нашего Юнте хватит удар.

Лаки тоже смеется, немного натужно. Ванесса изо всех сил старается изобразить независимую улыбку.

Она подходит к Вилле и садится к нему на колени. Ей необходимо почувствовать тепло его рук. Убедиться, что она действительно существует. Вилле зарывается носом в ее волосы. Она прижимается к нему еще плотнее.

За окном начинает накрапывать дождь.

6

В кухонное окно стучит дождь. Мину нравится этот звук, он вызывает у нее чувство защищенности и уюта. Из гостиной доносится голос Билли Холидей[4]. Низко подвешенная над столом лампа отбрасывает теплый свет на встревоженные лица родителей.

– Как ты, доченька? – спрашивает папа.

Он задает этот вопрос уже в третий раз с тех пор, как пришел домой.

– Нормально, – коротко отвечает она.

Мину чувствует ужасную усталость, силы покинули ее. Она несколько часов подряд говорила с мамой. Но она не знает, «как она». Знает только, что больше не может прислушиваться к своему состоянию.

– Вы будете писать об этом? – спрашивает она.

Папа почесывает переносицу так, что очки ходят ходуном.

– Мы долго обсуждали этот вопрос. Если бы несчастный мальчик покончил жизнь самоубийством у себя дома, мы бы, разумеется, написали об этом. Но беда случилась в школе. Об этом и так уже знает весь город.

Мама качает головой.

– Вас заклюют, если вы напишете об этом.

– Если не напишем – тоже.

Папа Мину – главный редактор местной газеты. Она выходит всего пару раз в неделю и чаще всего публикует на первой полосе «сногсшибательные» новости типа «Новая дорожная развязка на улице Гнейсгатан». Три четверти жителей города подписываются на «Энгельсфорсбладет». Мининого папу знают все.

– Сесилия написала статью, – продолжает отец. – Мне пришлось вычеркнуть половину. Все эти охи и вздохи… Вы же знаете Сесилию. Но самоубийство – щекотливая тема, как бы сдержанно ни был написан текст.

Мину смотрит в тарелку. Она практически не притронулась к еде, мясной соус выглядит отталкивающе.

– А полиция уверена в том, что это самоубийство? – спрашивает она.

– У них нет ни малейших сомнений, – отвечает папа. – Но… Только это останется между нами, договорились? Ни слова в школе.

– Конечно, о чем речь, – вздыхает Мину.

Она никогда не давала отцу повода усомниться в том, что умеет держать язык за зубами. Мину рано уяснила, что большинство людей собирает информацию только для того, чтобы передать ее дальше и что единственный способ получить действительно интересную информацию – это обращаться с ней честно.

– Элиас умер вчера около половины пятого. Сразу же после встречи с директором. У него было много пропусков занятий, и директор хотела, пока не поздно, «спасти ситуацию», как она выразилась. Они говорили в течение получаса.

Мину вдруг понимает, что имела в виду Линнея, обвиняя директрису. Что же все-таки случилось во время этой встречи?

– А что говорит директор? – спрашивает она.

– Адриана, разумеется, подавлена.

– И она не заметила в поведении мальчика ничего подозрительного? – спрашивает мама.

– Этот вопрос ей непременно будет задан: как могло случиться, что она ничего не заметила?

– Бедная женщина. Проработать в городе всего год, и вдруг такое.

– Ответственность школы, бесспорно, еще будет обсуждаться. В том числе и потому, что способ и место самоубийства представляется неслучайным, Элиас явно хотел этим что-то сказать.

– Эрик, – говорит мама. – Зачем напоминать Мину о…

– Да я, черт возьми, и не хотел ей ни о чем напоминать, – огрызается папа.

– Может, поговорим о чем-нибудь другом? – спрашивает Мину.

Родители тревожно смотрят на нее и обмениваются взглядами.

– Я больше не могу слышать об Элиасе, – бормочет Мину.

– Я понимаю, – спокойно говорит мама.

Остаток вечера они говорят о сокращении финансирования газеты. Мину время от времени вставляет в разговор свои комментарии. Но все равно не помнит ни слова из беседы, когда ужин подходит к концу.

* * *

Продолжая жевать, мама Анны-Карин берет в руки зажигалку. Такое впечатление, будто она ест через силу и ждет не дождется, когда можно будет наконец затянуться сигаретой. Анна-Карин уже давно перестала жаловаться на дым. Мама считает, что сигареты – единственная роскошь, которую она себе позволяет, и потому она будет «черт возьми, курить, не мучаясь угрызениями совести».

В окно стучит дождь. Во дворе разлились лужи коричневой воды.

Картофельный салат и свинина застревают в горле у Анны-Карин. От переживаний желудок как будто съежился и отказывается принимать еду. Анна-Карин пыталась заниматься уроками до ужина. Но через какое-то время обнаружила, что все время читает один и тот же абзац.

Учиться в классе с естественно-научным уклоном трудно. Но если Анна-Карин хочет стать ветеринаром, ей нужны отличные оценки. Нельзя допустить отставания уже в начале первого года гимназии.

– Мне звонили, – вдруг говорит дедушка, глядя на Анну-Карин. – Оке звонил. Сынок-то его работает водителем «скорой». Оке спрашивал, как ты. Была ли ты знакома с мальчиком.

– Что там еще такое? – спрашивает мама, затягиваясь сигаретой.

И мама, и дедушка смотрят на Анну-Карин. Никуда не денешься, нужно отвечать.

– У нас в школе умер парень. Элиас. Покончил с собой.

Мама резко выдыхает, и весь стол окутывает сизый дым.

– И ты говоришь об этом только сейчас?

Анна-Карин беспомощно смотрит на дедушку.

– Это не сын Хелены? – продолжает мама.

– Какой Хелены?

– Пасторши! Как его фамилия?

Анна-Карин уже и забыла, что у мамы когда-то была другая жизнь. Только тогда, когда она начинает говорить о своих старых друзьях и знакомых в городе, Анна-Карин вспоминает об этом.

– Мальмгрен, – отвечает Анна-Карин.

– О господи, это точно он!

Мама тушит сигарету и сразу же закуривает новую. Она выглядит воодушевленной, как всегда, когда слышит рассказы о катастрофах и несчастных случаях. В такие минуты она забывает о собственных проблемах.

– Бедная Хелена, – говорит она. – Вот так всегда! Сапожник без сапог. Она лечит души других, а что делается у нее под носом, не видит. Как он это сделал?

– Не знаю.

– Но он сделал это прямо в школе?

Мама полна энтузиазма. В кои-то веки она бодра и оживленна. Она наклоняется к Анне-Карин через стол – ни дать ни взять две подруги сплетничают за столиком в кафе.

– Кто его нашел?

– Две девчонки. Одна из моего класса, Мину.

– А, дочь газетчика, – говорит мама.

Дедушка все это время сидит молча. Но тут он тянется к Анне-Карин через стол и гладит ее по руке.

– Девочка моя, – говорит он. – Этот Элиас, он был твоим другом?

– Нет, я просто знала его.

– Когда человек молод, ему кажется, что весь мир вертится вокруг него и что нет ничего страшнее его несчастий, – говорит мама. – В молодости не понимаешь, насколько у тебя все на самом деле хорошо. Ни о чем не надо заботиться.

– Молодым сегодня нелегко, – говорит дедушка.

– Ну да, они же думают, что им все должно доставаться на блюдечке, – фыркает мама.

Назад Дальше