Руки их разъединились.
Еще целую минуту они сидели не двигаясь, потом Елена грациозно потянулась, подхватила Душку и повесила на шею. Хрустальный череп вспыхнул зеленым огнем, но женщина прикоснулась к нему, и огонь угас.
Глеб встал. Тело его стало совершенно невесомым. Как воздушный шар.
– Спасибо, дружок,– поблагодарил он, коснувшись губами пушистой черной макушки.– Я пойду, надо подумать.
И вышел, аккуратно притворив дверь.
Женщина проводила его нежной улыбкой, но как только закрылась дверь, улыбка сошла с ее лица, словно ее кто-то стер. Руки Елены совершили несколько быстрых движений, и в воздухе повис красный призрачный шар размером с детский мячик. Повинуясь движению тонких пальцев, шар поплыл к двери, коснулся ее, протек насквозь и пропал.
– Храни его,– прошептала женщина.– Храни его для меня…
Глава третья
Олег Ликанов подчинялся потому, что сопротивляться было нечем. Вся его воля исчезла, хотя ум продолжал работать и, в частности, совершенно отчетливо констатировал происшедшую перемену. Но никаких эмоций. Поднимаясь лифтом на девятый этаж, в собственную, полгода назад приобретенную квартиру, Ликанов был спокоен, как мертвец. А ведь там, наверху, его жена. Хоть и не пылко любимая, но преданная и заботливая. Никогда прежде Олегом не обижаемая. И вот сейчас Ликанов вез к ней, в свой собственный дом, опаснейшее из существ. А мог бы… В том-то и дело, что не мог!
Рустам одобрительно похлопал Олега по плечу (Морри опять отошел, позволив жертве вкусить плоды победы):
– Не робей, Одежек! Я зла не помню. Я о тебе позабочусь.
Глазки у Кермаева тусклые, подлые. От него ощутимо попахивало потом и еще какой-то гнилью.
Ликанов молчал. Извне он куда лучше Рустама представлял отношения жертвы и Хозяина. Но не жалел бывшего ученика. И не оправдывал. И не обольщался. Вся суть Рустамчика – настежь. Как на ладони. И еще Олег знал: любую гадость, какую задумает Кермаев, Морри поддержит и разовьет. И так будет, пока Морри-разум не решит, что достаточно освоился в новом мире. Тогда жертва станет Пищей. У него, Ликанова, положение самую чуточку получше. Его взяли через эгрегор. Это не прямая связь, поэтому у Олега осталась свобода мыслить и крошечка видения, унаследованная от поглощенного эгрегора. Ликанов мог ощущать, как поглощенный охраняет Хозяина от посягателей. Еще Олег понимал: окрепнув, Морри снова пойдет в атаку, чтобы хапнуть кусок покрупнее. И тогда маленький эгрегор тоже получит свой кусочек. И кусочек кусочка получит Ликанов… Если послужит Хозяину.
Скоростной лифт бесшумно скользил вверх. На голубом пластике было написано:
«Звоните, мальчишки, я вас люблю! Света». И телефон.
Лифт остановился.
Вышли. Ликанов открыл застекленную дверь. Его собственная, дальняя справа, обитая черной кожей, обшитая деревом стальная плита. Немецкий замок. Без ключа не войдешь. Урони Олег связку где-нибудь по дороге…
«Хотя бы позвони!» – прошептал кто-то внутри.
Но Ликанов не позвонил. Воткнул ключ. Поворот вправо, два поворота влево…
– Олежек, ты? – откуда-то из комнаты донесся голос.
– Я,– глухим голосом отозвался Ликанов.
Хотел запереть дверь… Зачем? Он уже здесь!
Дверь осталась незапертой.
Выглянувшую из комнаты жену Ликанова Кермаев встретил хищной улыбочкой.
– Здравствуйте… – озадаченно проговорила женщина, инстинктивно соединяя рукой края халата.– Проходите…
– Здравствуйте! Пройду! – Рустам шагнул вперед, отделяя Ликанова от жены и одновременно вынуждая женщину отступить внутрь комнаты.
Та бросила на мужа тревожный взгляд, но тот как раз наклонился, чтобы развязать шнурки… Сроду он их не развязывал!
А нахальный гость уже вошел в комнату, уселся и хозяйским взглядом окинул обстановку.
Наконец вошел и Олег.
– Как тебя зовут? – развязно спросил Кермаев.
Женщина посмотрел на мужа – тот глядел в сторону.
«Бандит,– подумала она.– У Олега неприятности».
– Меня зовут Карина Игоревна! – с вызовом ответила женщина.
Голос ее Рустаму понравился. Так же, как и вся она, высокая, белокожая, с рыжеватыми мягкими волосами.
– Да вы присядьте, Карина! – предложил он добродушно.
Карину вдруг пронзил страх. Почему? И почему молчит Олег?
– Может, чаю хотите? Или кофе? Или еще что-нибудь?..
Рустам ухмыльнулся. Предложение «еще чего-нибудь» его развеселило необычайно. И Морри тоже воспринял часть его удовольствия.
– Попозже! – Кермаев откровенно разглядывал женщину и столь же откровенно наслаждался ее смущением. И еще больше – беспомощностью Ликанова.
«Надо переодеться!» – Карина ухватилась за эту мысль.
– Я сейчас вернусь! – сказала она и вышла.
Кермаев проводил взглядом ее ноги в опушенных мехом тапочках, поглядел на своего бывшего сэнсэя.
– Хороший у тебя дом,– произнес он, вертя в руках массивную прозрачную пепельницу.– И жена хорошая. Мне понравилась! А телевизора почему нет?
– В спальне,– последовал лаконичный ответ.
– Ах в спальне… – Пепельница со стуком опустилась на черную поверхность журнального столика.– Значит, в спальне…
Кермаев с удовольствием «отпустил» бы эмоции Ликанова. Безразличное лицо бывшего сэнсэя портило удовольствие. Но тут решал Морри.
Вернулась Карина.
Голубой вязаный костюм, выбранный главным образом потому, что юбка его оказалась самой длинной, выгодно подчеркивал достоинства ее фигуры. Хотя в настоящий момент Карина предпочла бы нечто бесформенное. Сев на стул, она положила руки на колени. Шерстяная ткань на ощупь казалась теплой.
В комнате воцарилось молчание. Ликанов глядел прямо перед собой, в стеклянную глубину серванта. Карина сидела, опустив глаза, с легким румянцем на щеках.
«Как провинившаяся школьница»,– подумал Кермаев. Это возбуждало.
Чувствуя его пристальный взгляд, Карина еще больше покраснела. Забавно!
«Отодрать ее прямо здесь, на столе, на глазах у этого чурбана?» – подумал Рустам.
А что? Отличная мысль!
Кермаев уже начал вставать, когда Морри вмешался – и Рустам повалился обратно в кресло. И обиделся.
Ликанов, от которого, разумеется, не укрылся маленький конфликт между жертвой и Хозяином, понимал, что к чему, и не обольщался.
На кухне мелодично прозвенели часы.
– Мне надо… – начала Карина, медленно поднимаясь.
– Сидеть! – рявкнул Кермаев, сбросив маску добродушия.
Сердце Карины упало.
Она оглянулась на мужа, но лицо Олега оставалось таким же безразличным. Каменное лицо. Мертвое. Как у трупа.
«Его одурманили»,– догадалась она. Но легче не стало. Наоборот. Страх растекался по телу, липкий, сосущий страх…
Олег молчал. Гость тоже молчал. Но его шарящие глазки…
В первый раз за два года, с тех пор как познакомилась с Ликановым, Карина чувствовала себя беззащитной…
Когда-то она была очень решительной женщиной. Настолько решительной, что в первый же день знакомства, осознав мимолетность своего романа с Олегом, а также по достоинству оценив этого мужчину, Карина совершенно хладнокровно решила: «Он мне нужен!» И за две недели сумела доказать Олегу, что будет идеальной женой. И стала ею. И перестала быть решительной женщиной, потому что это была не та черта характера, которая нравилась мужу.
В Кермаеве постепенно копилось раздражение. И уютная комната перестала ему нравиться. И «союз» с Морри – тоже. Память услужливо выкинула тот факт, что «союз» этот был, мягко говоря, односторонним.
Развязка наступила, когда в километре от гнездышка Ликановых в пустом спортивном зале появились Басов с Зеленцовым.
Морри не мог передоверить ситуацию эгрегору. Он вынужден был вмешаться сам. И вмешался, предоставив Кермаева самому себе. А Рустам, как только обрел свободу, тут же этим воспользовался.
Увидев, какое выражение появилось на физиономии гостя, Карина инстинктивно вскочила на ноги:
– Олег!
Но муж глядел ничего не выражающими глазами. Даже не пошевельнулся.
Кермаев встал.
Карина отшатнулась, опрокинув стул, попятилась, уперлась спиной в стекло серванта.
Рустам легко перескочил через журнальный столик и оказался в двух шагах от перепуганной женщины. Куртка его упала на пол. Он начал расстегивать рубашку…
Карина была достаточно сильной женщиной. Но одного взгляда на бычью шею Кермаева, на его плавные экономные движения хватило. Карина достаточно насмотрелась на мужа и его коллег. И понимала: любой из них сделает с ней все, что пожелает. И этот – тоже. Если не вмешается Олег.
Но Ликанов оставался таким же безразличным.
«Я ударю! – отважно решила женщина.– Ударю и закричу – будь что будет!»
Рустам протянул руки, взялся за отвороты кофточки и медленно раздернул их в стороны. Карина схватила его за запястья, но не смогла даже приостановить их движение.
Отлетело несколько пуговиц. Кермаев жадно уставился на белую грудь под розовым кружевом бюстгальтера.
Карина изо всех сил ударила насильника коленом в пах.
Кермаев чуть шевельнул бедром, и удар не достиг цели. Улыбка его стала еще шире, он тяжело дышал.
– Сопротивляйся! – выдохнул он.– Ну же, мяконькая моя! Сопротивляйся! Дерись!
Карина взмахнула рукой, целя ногтями в глаза.
Кермаев от возбуждения среагировал недостаточно быстро, и на его лице появилась длинная царапина. Улыбка соскользнула с физиономии насильника, как негодная маска. Твердым, как дерево, пальцем он ткнул женщину в живот, а когда та согнулась от мучительной боли, Кермаев заставил ее разогнуться и дважды хлестко ударил по щекам.
Голова Карины мотнулась из стороны в сторону, руки она прижала к животу и не упала только потому, что насильник держал ее. Вдохнуть она не могла, черные круги плыли перед глазами. Она даже не ощутила ударов по лицу.
Кермаев оттащил ее от шкафа, притиснул коленом к стене, сорвал лифчик…
Карина наконец судорожно втянула воздух. В животе тошнотворно пульсировала боль…
Кермаев положил ладони на ее груди и стал сжимать их сильнее, сильнее…
Карина закричала. Она пыталась оторвать эти руки, колотила по ним… Кермаев улыбался. Он даже облизнулся в предвкушении…
И тут пальцы его разжались.
Вернулся Морри.
Крик Карины оборвался, когда в масляных глазках насильника полыхнул красный огонь.
Морри ничего не имел против садистских наклонностей Рустама. Он не стал бы возражать, если бы, овладев женщиной, выжав из нее все, что можно, Кермаев пожелал ее убить или искалечить. Но – после, а не до!
Первым делом Морри вошел в сознание женщины и унял боль.
Карина перестала баюкать отдавленные груди, только машинально прикрывала их ладонями. Но вся ее готовность к сопротивлению, вся ее решимость, которую не смог бы уничтожить Кермаев никаким мучительством,– исчезли бесследно. Ее воля ушла. Но воля была, и была отвага. И они не остались незамеченными. Морри-разум замечал все.
Карина словно воочию увидела превращение. Нет, внешность Кермаева осталась прежней. И все-таки сейчас перед Кариной стоял не он, а тот, кого многие века назад первым принял в себя Морри-алчущий. Перед Кариной стоял Друид.
Прямая спина, голова, надменно откинутая назад, руки, чье прикосновение ощущается за несколько шагов. И лицо-маска, под которой пылает жадный огонь.
Карина почувствовала, как светлый пушок на ее шее встает дыбом.
Рука, холодная и горячая одновременно, приблизилась к ней, застыла ладонью вверх, и Карина единственно возможным жестом положила свою руку поверх его руки.
Ликанов по-прежнему безразлично глядел в пространство.
Мужчина властно и нежно сомкнул пальцы и увлек Карину за собой, к креслу.
Карина опустилась в него с грацией королевы. Мужчина, встав на одно колено, бережно поднял ее ногу и снял опушенную тапочку. Он поднес ее ногу к губам, чтобы, как того требовал ритуал, поцеловать пальцы, но… Ощутив нейлон колготок. Друид пришел в замешательство. Однако, поискав в памяти Кермаева, Морри нашел ответ, успокоился и просто опустил ногу женщины на ковер.
Прикосновения его рук безумно волновали Карину. Когда мужчина поднес ее стопу к губам, она чуть-чуть не испытала оргазм и была глубоко разочарована, когда он так и коснулся ее. Но Морри тут же уничтожил разочарование.
Мужчина обнял ее бедра, с легкостью вынул из кресла и перенес на журнальный столик. Карина смотрела сверху на его голову, стриженую голову Рустама Кермаева, и ей казалось: вместо коротких, черных, не очень чистых волос она видит длинные, почти белые, мягкие и искусно уложенные. И видит возложенный на них широкий венок из свежих весенних цветов. Карина даже ощутила их запах. И еще ей показалось, что она стоит не на шатком столике, а на черном гладком камне. Обнаженная…
Через миг она вернулась к реальности. К себе, полураздетой, рядом с чужим мужчиной. Спросила себя: что происходит?
Но в следующее мгновение она уже подняла ногу, чтобы мужчина мог освободить ее от оставшейся одежды. Теперь Друид избегал прикасаться к ее коже, но от движений его рук живые волны текли по телу Карины. Ее бросало то в жар, то в холод, ее била сладкая дрожь, а дыхание стало прерывистым…
Раздев Карину, мужчина знаком велел ей сойти со стола. Она знала, что теперь пришла ее очередь, и она раздела его, пусть не столь искусно, но с большим пылом.
Они встали друг против друга: стройная белокожая женщина с распущенными волосами, округлыми бедрами, гладким, чуть выступающим животом, и высокий мужчина с мощными мышцами и каменным прессом, смуглокожий, тяжелый и легкий одновременно. Карина гордо откинула голову. Электрический свет блестел на ее полных плечах. Мужчина смотрел на нее. Он не скрывал своего возбуждения, но был нежным и утонченным, несмотря на исходящую от него силу.
Руки их соединились. Карина ощутила, как что-то просыпается у нее внутри, толкает, как ребенок, готовый родиться на свет.
Но они расцепили руки, и это осталось внутри. Пока. Зато Карина поняла, что они сейчас будут делать. Они будут есть!
Двигаясь быстро и грациозно, она накрыла на стол: принесла все лучшее, что было в доме. Не только еду, но и вещи. Даже то, что прежде показалось бы неуместным на скатерти: фарфоровые статуэтки, собственные драгоценности. В подсвечник из старой черной бронзы она вставила две красные свечи, зажгла их и выключила электричество. В недрах мужнина стола Карина отыскала ароматические палочки и тоже зажгла. Затем выбрала музыку.
Улыбкой она пригласила мужчину, и тот, улыбнувшись в ответ, опустился на ковер, скрестив ноги, налил полный фужер «Токая» и поднес ко рту Карины. Женщина сделала глоток, приняла бокал и в свою очередь поднесла его к губам мужчины.
«Цветы»,– подумал Друид.
И Морри сделал так, что они увидели цветы. Стол, ковер, волосы и колени мужчины и женщины были усыпаны цветами. Гирлянды их обвивали тела, головы увенчали настоящие живые короны. Даже в бокале вина плавала крохотная фиалка.
Карина наклонилась, она хотела поблагодарить Друида поцелуем, но тот нежно отстранил ее: еще не время. О, Друид знал, как важно время. Ритуал, длящийся день за днем, ночь за ночью. Великое Служение, утоляющее жажду богов. И благодарные боги, вселяющиеся в тела людей и дарующие людям божественную силу…
«Нет!» – это Морри-разум напомнил о себе. Морри-разум знал: не много дней, а всего лишь несколько часов. Ах, какая щемящая боль!
…Они утоляли голод так, чтоб другой голод стал еще сильней. Мужчина обнял женщину, женщина обняла мужчину. Они ласкали друг друга так, как делали это тысячи раз тысячелетия назад. Друид вел их к тому, последнему единству, открывающему врата великой сущности…
И вспыхнул свет!
– Здесь,– сказал Зеленцов.– Звонить?
– Не нужно.
Басов своим ключом слегка отжал общую дверь, а затем пластиковой телефонной карточкой сдвинул язычок замка.
Музыку они услышали еще в коридоре. Дверь квартиры Ликанова оказалась приоткрытой, и друзья вошли. Слава хотел окликнуть хозяина, но Иван приложил палец к губам и осторожно заглянул в комнату.