— Слова твои темны для меня, — вздыхаю я.
— Пока темны, но в нужный миг ты вспомнишь их. Последуй же им, тогда — будешь спасена сама и спасёшь тех, кто тебе дорог.
— Брат, — шепчу я, в забытьи прижимаясь к серебряной груди кузена Го, и понимаю, что проснулась, что одна, и лишь лунный луч из окна вонзается мне в сердце, наполняя его неизбывной болью и печалью. Созвездиями наполнен оконный переплёт, ночь дышит за стеклом морозом, деревья старого парка молитвенно воздели к небесам оснеженные ветви… Я иду к постели, почти без сил падаю на неё и засыпаю сном обычного человека, сном без сновидений…
А утро принесло и мне и Соне неожиданность. После вчерашнего мы встали поздно, особенно Соня, чем вызвали недовольство приходящей убираться и выносить мусор девушки. Она ждала нас в холле с видом раздражённой мышки.
— Доброе утро, Софья Ивановна! — непреклонно сказала мышка. — Я вас жду, жду…
— Ох, извините ради бога, Людочка, — всполошилась моя подруга. — Я немедленно вам выплачу жалованье. За сколько я задолжала вам, за неделю?
— Софья Ивановна! — Щеки мышки-Людочки вспыхнули. — Вы мне жалованье выплатили ещё третьего дня, никаких долгов нет. Что с вами, забыли, что ли? Да ещё драгоценности в мусор спускаете. Кинули небось по рассеянности, а с меня потом спрашивать будете. А мне оно… Да избави боже!
Соня растерянно переводила взгляд то на меня, то на Людочку. А Людочка порылась в кармане форменного фартучка и извлекла на свет божий смутно знакомую овальную коробочку, обтянутую лиловым бархатом.
— Вот, — заявила при этом Людочка. — Вы потеряли. В мусорном ведре нашла. Мне можно идти? А то я на лекции в институт опаздываю.
— Да-да, идите, Людочка, спасибо вам, — растерянно сказала Соня, не отрывая взгляда от коробочки.
Людочка немедленно усвистала в свой таинственный институт, а мы с Соней разглядывали коробочку так, словно внутри она содержала нечто совершенно жуткое.
— Это подарок господина Косарецкого, — сочла нужным напомнить я.
— Знаю, — замогильным голосом ответила мне Соня. — Вот ведь чертовщина какая-то получается: я выбросила, а эта девчонка подобрала и назад мне сунула.
— Это знак Судьбы, — тоном знатока заявила я. — От таких знаков не уйдёшь, уж поверь мне. Поликратов перстень и все такое. Придётся открыть коробочку и освидетельствовать её содержимое.
— Открывай ты, я и пальцем не коснусь, — суеверно сказала Соня.
— Хорошо. Нет проблем. Я открыла коробочку. Соня сдавленно охнула.
Я поняла причину этого оханья.
Внутри коробочки покоился искусно вырезанный из тёмного нефрита диск. Нет, диск — это неточное определение. Это нефритовое украшение напоминало облачко с причудливыми завитками но краям. Да, скорее всего облачко. Выпуклое и отполированное, оно было размером с юбилейный рубль, но это ещё не все. Облачко-диск сплошь оплетала тончайшая, с алмазной насечкой, золотая нить-паутинка, заставляя нефрит словно светиться изнутри. С одной стороны облачка крепилась золотая петелька с продетой в неё золотой же цепочкой. Одним словом, украшение самого высшего разряда, любая кокетка за него душу бы прозакладывала.
— Соня, у твоего бывшего любовника, во всяком случае, есть вкус, — резюмировала я. — Да и как иначе, он же художник… Соня, что ты молчишь?
У тебя поднимется рука снова вышвырнуть в мусор этакую красоту?
— Я не знаю, — пробормотала Соня. — Красиво. Очень.
— Может быть, примеришь? Соня вздрогнула:
— Ни за что! Нет, я не могу!
Она отскочила от меня, протягивавшей ей кулон, так, словно я протягивала ей живую гадюку.
— Соня, что с тобой?
Моя подруга побледнела и кинулась в ванную, Я — за ней и с испугом наблюдала, как Соню вхолостую выворачивает наизнанку.
— Я воды тебе сейчас принесу! — крикнула я. — Минеральной!
Соня выпила стакан воды и вроде успокоилась, хотя тело её сотрясал озноб.
— Где кулон? — первым делом спросила она у меня.
— Я оставила его на столике в холле, — вспомнила я.
— Его нужно немедленно выбросить! — воскликнула Соня. — От него исходит какое-то зло, я чувствую.
— Соня, поверь мне, если бы от него исходила негативная энергия, я бы это почувствовала раньше тебя, — возразила я, шагая за Соней в холл, на что она сказала:
— Одно дело — энергия, а другое — просто зло,
— Соня, ты городишь чепу… — начала я и осеклась.
В холле на столике никакого кулона не было. Как не было, впрочем, и футляра.
— Ничего не понимаю, — честно сказала я. А Соня проговорила отрешённым голосом:
— Это зло. Зло, которое вошло в мой дом. Марк нарочно это сделал. Он хочет, чтобы я страдала и умирала. Он мстит мне.
Соня покачнулась и упала в обморок.
Я сначала суетилась, пытаясь привести её в чувство, но потом с ужасом поняла, что подруге худо не на шутку. Черт, как здесь вызывают «Скорую помощь»? Я ведь не в Китае, где она примчится за минуту, а в России!
Я все-таки набрала по городскому телефону номер «скорой». На удивление мне ответили сразу:
— «Скорая» слушает.
— Здравствуйте, с моей подругой плохо. Она упала в обморок, я не могу привести её в чувство. Пульс не прощупывается.
— Нашатырь давали?
— Давала, не помогает.
— Может, она пьяная или беременная?
— Ни то, ни другое, — зло рявкнула я. — Приезжайте, я оплачу ваш приезд. Сколько нужно денег — пять тысяч, десять?
— Диктуйте адрес.
Вот тут я растерялась. Я не знала Сонин адрес.
— Понимаете, — сказала я. — Я точно не знаю только, что это большой особняк на Веневском шоссе. Сразу за парком. Мою подругу зовут
Софья Вязова. Может, вы по своему компьютеру посмотрите её адрес?
— Нет у нас компьютера.
— Я вам подарю, если вы приедете в ближайшие пять минут. Моя подруга не приходит в себя, я не слышу её дыхания, вы должны что-нибудь сделать!
— Ладно, успокойтесь, сейчас будем. И отключились.
Приехали они и впрямь быстро, — видно, подействовало обещание подарить им компьютер. И «скорая» была не простая, а реанимационная — новёхонькая блестящая машина, сияющая в ночи жёлтыми и синими сполохами света, словно среди заснеженного парка расцвели фантастические цветы…
Врач с медсестрой осмотрели Соню, покачали головами.
— Что? — шёпотом ужаснулась я.
— Хорошо, что вы нас вызвали. Похоже, аневризма у вашей подруги. Приготовьте её вещи: пижаму, тапочки, зубную щётку. Мы её забираем. Повезём в частную кардиоклинику. Вы сможете лечение оплатить?
— Конечно. — У меня руки тряслись от страха за жизнь Сони, а они — о деньгах! — Я все оплачу! Палату пусть предоставят отдельную и самую лучшую!
Врач кивал, а на лице его был написан живейший интерес, когда он увидел, как я достаю свою чековую книжку.
— Ах, черт, — поморщилась я. — Здесь надо наличными…
Я сбегала наверх за портмоне, вернулась, отсчитала врачу десять купюр (лицо его приятно зарозовело) и сказала:
— Приложите все усилия.
— Обязательно, — ответил врач. — Можете не сомневаться. Только, пожалуйста, принесите ещё паспорт и страховой медицинский полис больной, без этого никак.
По счастливой случайности я знала, где у Сони хранятся документы — в большой плетёной шкатулке, стоявшей на каминной полке. Я отыскала гам Сонин паспорт и полис медицинского страхования, вручила это докторам. Врач в ответ вручил мне визитку:
— Звоните вот по этим телефонам, чтобы узнать, как дела у вашей подруги. Ну, мы поехали.
Соню положили на носилки (она так и не пришла в себя), к её рукам прикрепили иглы от капельниц, поместили в машину.
— Не волнуйтесь, — сказал мне доктор. — Это лечится. Вы позвоните попозже, узнайте, как и что.
Они уехали, а я долго и бездумно стояла на пороге особняка, разглядывая глянцевую визитную карточку, на которой было написано:
Частная клиника доктора Полетаева
«КАРДИОСФЕРА»
Диагностика и лечение всех видов расстройств сердечно-сосудистой системы.
Приёмный покой: тел. 48-63-99
Дежурные врачи: тел. 48-51-44, 48-00-00
Регистратура: тел. 48-05-77
Сжав карточку в руке, я вернулась в дом. На смену лихорадочной деятельности, которой я сопровождала отправление подруги в больницу, пришла тупая усталость и непонятная тоска. Я чувствовала себя так, словно пришла на очень важное свидание, а оно не состоялось. Я заперла двери и прошлась по холлу, гася свет, а потом поднялась к себе на второй этаж. Решив, что прошло достаточно времени для того, чтобы сдобренная моими деньгами «скорая» довезла Соню до больницы, я набрала номер приёмного покоя «Кардиосферы». Там долго не брали трубку, но наконец соизволили.
— «Кардиосфера», приёмный покой слушает.
— Здравствуйте, к вам сейчас должна поступить со «скорой» моя подруга…
— Имя, фамилия?
— Вязова Софья. Я бы хотела узнать…
— Да, Вязова Софья поступила к нам. Она уже в операционной.
— В операционной?!
— Конечно, что ж вы хотите, у неё тяжёлая форма нисходящей аневризмы, хорошо, привезли вовремя, успели, а не то… Да и дежурит сегодня доктор Гостьин, он специалист по аневризме. Вы не волнуйтесь, надежда есть.
Я почувствовала, как меня охватывает липкий страх, но не позволила себе потерять голову:
— Когда можно будет узнать, как прошла операция?
— Позвоните завтра после полудня.
— Хорошо. Спасибо вам.
— Не за что. Всего доброго, не переживайте. У нас лучшая кардиоклиника. А доктор Гостьин — очень талантливый.
Остаток ночи я не спала, а сидела в кресле у окна и штудировала большой медицинский справочник, который случайно обнаружила на полках недостроенной Сониной библиотеки.
«Аневризма нисходящего отдела грудной аорты обусловлена атеросклерозом, травмой. Обычно локализуется в проксимальном отделе нисходящей аорты… Лечение оперативное — иссечение аневризмы с аллопротезированием… Прогноз серьёзный… »
Слова из медицинского справочника только все запутывали и пугали. Откуда у Сони могла взяться столь редкая форма аневризмы? Согласно тому же справочнику этому заболеванию подвержены в основном мужчины в возрасте пятидесяти-семидесяти лет и к тому же сифилитики. Как такое могло случиться с моей бедной Сонечкой?
Измученная догадками и переживаниями, напуганная одиночеством в огромном доме, пустом и тихом, как застоявшаяся в лесном озере вода, я, наверное, все же задремала. Потому что не иначе как во сне мне могло привидеться, что я спускаюсь в нижнюю гостиную и обнаруживаю, что с её обстановкой творится нечто сюрреалистическое. Под паласом перекатываются бурные волны, пол весь ходуном ходит, так что трещит паркет и рассыпается на мелкие кусочки; журнальный столик, вертясь, пирит в воздухе, а затем разлетается на миллионы лакированных коричневых конфетти, осыпая все вокруг. Диван со сладострастными стонами исторгает из себя пружину за пружиной, и те, раскаляясь в полёте, вонзаются в потолок. А потолок уже и не потолок вовсе — это огромное безобразное лицо с трещинами-морщинами побелки. От раскалённых пружин по лицу ползут смоляные слезы, комната наполняется запахом горячей извёстки… Окна черны и жутки, но это ещё не все. Они превращаются в гигантские глаза с выпуклыми зрачками-стёклами. Вдруг эти глаза лопаются, и тысячи, тысячи мерцающих искр врываются в комнату, превращая её в подобие гигантского улья с золотыми пчёлами. Да ведь это и есть пчелы — только каждая сделана из золота, а жало у неё стальное и зазубренное как гарпун. Ох, с детства ненавидела пчёл! Надо бежать, бежать! Но пол превращается в болото, некуда поставить ноги, чтоб не выступила чёрная жижа с противным чавкающим звуком. Камин разевает киноварно-яркую пасть и выплёвывает пригоршни каких-то сверкающих стекляшек, напоминающих очень крупные стразы. Стекляшки принимаются вихрем носиться по всей комнате, образуя какой-то чудовищный то ли карнавал, то ли фильм ужасов. За стекляшками охотятся золотые пчелы… и этого уже не выдерживает моё сознание. Но это ещё не конец. Вполне мирное кресло-качалка со злорадным скрипом въехало прямо в экран телевизора, породив новую тучу стеклянных брызг. Следом за брызгами из телевизора деловито вылезают омерзительного вида многоножки числом с дюжину и размером с напёрсток. Многоножки расползаются по всему полуболоту и начинают гореть, при этом противно визжа. Тут, не выдержав всего, падает люстра. О нет, это не люстра упала, это дом перевернулся, и люстра теперь оказалась в центре нового пола! На люстру сыплются напольные вазы и, разбившись вдребезги, превращаются в грозного вида трехлапых жаб. Полчища жаб с угрожающим кваканьем исчезают где-то в недрах дома…
Кошмар мой становится все изобретательнее, все веселее, все пестрее. Лестницы текут, как разогретый на солнце пластилин, стены становятся прозрачными, и сквозь них в дом заглядывают такие чудовища, каких никогда не могла бы породить даже самая богатая фантазия. Крыша превратилась в гигантский дуршлаг, и сквозь её дыры в дом сыплются звезды, на деле превращаясь в раскалённые уголья и горящую серу. Просто библейская кара какая-то!
Проснуться, проснуться бы!!!
Кто-нибудь, ущипните меня, я же не могу самостоятельно выбраться из этого кошмара!!!
Что-то холодное касается моей руки, и я истошно взвизгиваю. Дёргаюсь в кресле, открываю глаза и тут же вскрикиваю от боли — толстенный том медицинского справочника упал мне на ногу, а это не самые лучшие ощущения в жизни.
За окном — серенький зимний рассвет, а передо мной собственной персоной стоит Марк Косарецкий и держит меня за руку.
— Как вы здесь оказались? — Я выдёргиваю руку. — Что вам нужно?
В ответ Марк Косарецкий таинственно улыбается и растворяется в воздухе, как сливки в чашке кофе.
— Замечательно, — шепчу я. — Только этого мне и не хватало — обширных галлюцинаций.
Пошатываясь, я отправилась в ванную, так как понимала, что лишь хороший душ сможет взбодрить меня.
Но в ванной меня ждал сюрприз. Нет, ничего особенного, просто на полу душевой кабины лежал пышный букет бело-розовых пионов. Едва я пристальнее присмотрелась к ним, как они превратились в обыкновенное махровое полотенце в белую и розовую полоску.
Вернув полотенце на место, я пустила душ, опасаясь, что вместо воды шибанёт или шампанское, или серная кислота. Но ничего подобного. Вода лилась обычная, и это сильно меня порадовало. Когда в мире есть вещи и явления, не подверженные странным переменам, это всегда радует и вселяет надежду.
Освежённая и взбодрившаяся, я закуталась в банный халат и решила, что пора отправиться на кухню — приготовить себе стакан апельсинового сока и творожную запеканку. По кухне, громадной как картинная галерея, я двигалась с опаской, памятуя свой полночно-утренний кошмар. Но все было спокойно и привычно. Сковороды не срывались с полок, тарелки не пускались в полет, а микроволновка послушно выполняла заданную ей программу. К творожной запеканке я сделала салат из фруктов, и это практически примирило меня с действительностью. Хотя, как ни крути, действительность эта была ужасна. Соня попала в больницу, болезнь её серьёзна и опасна, я осталась в полном одиночестве в чужом доме, в чужом городе и жутко боюсь выбираться хоть куда-нибудь, хоть и супермаркет за новой порцией творога. Нет, страх свой я переборю, и денег мне хватит — и для оплаты Сониной операции, и для собственной жизни (много ли мне одной надо?), но на кого, если что, и ставить дом? Тут ведь не Пекин, тут стоит только бдительность приутратить, как от роскошного особняка один малопривлекательный скелет останется. Ключи от дома у меня есть — те самые, что Соня забрала у мсье Косарецкого; помнится, Соня положила их в ту же шкатулку, где лежали и её документы…
— Нила, не паникуй, — приказала я сама себе. — Или, коль на то пошло, паникуй, имея на то все основания. Проверь этот дом — все ли с ним благополучно. Сонина внезапная болезнь не могла возникнуть ниоткуда, все взаимосвязано…