Метакод - Кедров Константин Александрович "brenko" 31 стр.


Что такое космос для человека? Для большинства лю¬дей — это звездное ночное небо над головой, это дневное небо опять же над нами. Но всегда ли так будет: всегда ли небо над нами, всегда ли мы внутри космоса? Ведь насту¬пил же момент, когда дневное небо оказалось внизу, а чело¬век воспарил над ним. Выход человека за пределы земного неба можно уподобить его космическому рождению. Подоб¬но младенцу, пребывавшему в материнской утробе и вне¬запно, в момент рождения, воспарившему над ней, человек вышел из космической утробы и оказался не только за облаками, но и воспарил над небом. Облетая дневное небо со стороны космоса, которое когда-то казалось ему бесконечным, человек невольно должен поднять взор к ночному темному космическому небу и поставить вопрос:

а это небо не окажется ли когда-нибудь таким же обле¬таемым, как наше? Не наступит ли момент, когда, шагнув в области черных дыр, человек как бы вывернет наиз¬нанку космос, во всей его беспредельности воспарит над ним, как воспарил он сегодня над дневным небом?

Одним словом, родившись из утробы земного неба, не предстоит ли нам пережить второе, космическое рождение из темного чрева космоса? Не предстоит ли нам подобно Ионе выход из чрева кита, на котором, по представлению древних, держалась земля?

Космическое рождение неизбежно: сознаем мы это или нет, мы все этого хотим. Мы хотим быть вечными, беско¬нечными, совершенными, как космос, создавший землю, жизнь, нас и наш разум на земле. Мы хотим уподобить¬ся вечному бессмертному космосу, не теряя своей индиви¬дуальности, сохраняя свое «я».

И опять спросит читатель: возможно ли это?

Возможно ли для человека космической эпохи обрести совершенное двуединое тело, одна половина — это мы в том состоянии, в котором пребываем сегодня, другая — весь бесконечный космос? На чем основан такой оптимизм? Ведь даже выход за пределы дневного неба, за атмосферу, вовсе не означает обретения человеком неба. Вот именно — не означает, а надо, чтобы означал. То, что мы живем в косми¬ческую эпоху, бесспорно, но все ли мы пользуемся плода¬ми звездного сада или мы уподобились ребятишкам, кото¬рые, перемахнув через ограду, не решаются сорвать с ветки созревший плод?

Сегодня мы еще внутри вселенной, но наступит мо¬мент, и, обняв весь космос, как сейчас внутренней оболоч¬кой кожи обнимаем свое тело, мы сможем сказать: космос внутри нас. Это произойдет в тот миг, когда мы сможем переменить ориентацию внутреннего и внешнего с той же легкостью, с какой космонавты меняют верх и низ в неве¬сомости.

Когда-то младенец пребывал в материнской утробе, под¬вешенный на водах, как бы в невесомости. Потом какая-то сила влечет его сквозь тьму, и, прежде чем он вдохнет воздух, он почувствует удушье. Это означает, что в момент рождения человек переживает примерно то же самое, что Предстоит ему в момент смерти: удушье, темнота, узкое пространство, страшная сила тяжести, влекущая в неиз¬вестность. И вдруг он оказывается в бесконечном прост¬ранстве нашего мира, рождается. Темнота оказывается све¬том, узкое пространство оказывается бесконечно широким.

Но ведь это же почти дословное описание того, что чувствуют некоторые люди в состоянии клинической смерти. Оно подробнейшим образом описано в знаменитой книге «Жизнь после смерти» доктора Моуди. Да, именно так: сначала проход сквозь узкое пространство, темнота, затем свет и выход и парение над собой. Если так, то почему же тогда биологическая смерть переживается нами как величай¬шее несчастье? Да потому, что мы при жизни не пережили это великое состояние обретения своего космического тела, мы духовно и психологически не приготовились к этому.

И вот совершенно ясная программа: сделать внутреннее внешним, а внешнее внутренним, осознать относительность внутреннего и внешнего.

Удивительно, почему Циолковский не сделал этого шага и, описав относительность верха и низа в состоянии невесо¬мости, не ощутил относительности внутреннего и внешнего.

Космическая переориентация возвращает человеку его центральное местоположение в космосе. Подобно ребенку, который сразу после рождения не осознает свое тело как свое и еще долгое время ощупывает руки, неги, голову, не сознавая, что может управлять ими, что это его тело, человек начинает мысленно ощупывать космос и осознавать его как звездное продолжение.

Когда я говорю, что человек должен переменить оболоч¬ку, переменить направление внутреннего и внешнего, это вовсе не означает, что речь идет о поверхности его тела. Ведь границы между внутренним и внешним весьма неопре¬деленны. Важно психологически научиться так же свободно обращаться с внутренним и внешним на земле, как в неве¬сомости свободно обращаться с верхом и низом. Перед вы¬ходом в невесомость среди ученых были споры, сможет ли человек в невесомости сохранить рассудок. Ведь не будет главной шкалы отсчета верха и низа. Оказалось, ничего страшного. Человек условно считает: там, где голова,— верх, там, где ноги,— низ, хотя это не имеет никакого реального отношения к его местоположению.

Вот таким же образом, пребывая внутри вселенной, мы можем переориентировать внутреннее и внешнее.

Существует древняя легенда. При изгнании Адама из рая был поставлен архангел с обоюдоострым огненным мечом, вращающимся и отделяющим Адама от рая. Этот обоюдоострый меч — Млечный Путь, вращающийся вместе с небом вокруг своей оси, как бы отделяющий нас от бес¬конечного космоса. Наступит момент возвращения человека, когда через области черных дыр он снова вернется в свой райский сад. Сегодня на вечные вопросы: кто мы, откуда мы пришли, куда мы идем — человек может дать вполне исчер¬пывающий ответ. Мы — космос, мы пришли из космоса, мы идем в космос.

Древняя астрология, китайская система иглоукалывания основана на соотнесении точек на небесном своде с точками акопунктуры на человеческом теле. Человеческое тело прое¬цировалось на небосвод, небосвод проецировался на чело¬века. Сердце — солнце и солнце — сердце. Космос был внешней проекцией человека, человек — внутренней проек¬цией космоса. Символ таких взаимопроекций — чаша, схо¬дящаяся к центру и расходящаяся к низу. Адам, ходящий по земле, был зеркальным отражением звездного Адама — всего небесного свода над его головой. Человек и вселен¬ная — два космических двойника. Небо — зеркало, в кото¬ром человек видел прежде всего себя. Такая антропная космология со временем была высмеяна, а затем отверг¬нута как ненаучная. Но вместе с водой выплеснули из ванны ребенка. Забыли о том, что в ненаучной картине мира дана вполне научная, геометрически и пространственно точная модель соотношения человека и мироздания.

В древности не было науки топологии, раздела матема¬тики, который занимается сложными преобразованиями систем. Не было знаменитой «теоремы ежа», которая гла¬сит, что сфера может быть вывернута наизнанку, при этом образуется сложная самопересекающаяся поверхность.

А теперь представьте себе, что сфера — это вся наша разбегающаяся вселенная, и представьте себе, что, вывора¬чиваясь наизнанку, она образует сложную самопересекаю¬щуюся поверхность. Это и есть строение всего живого: самопересекающееся, самопереплетающееся, входящее во¬ронками внутрь. Посмотрите, как завихрены ушные рако¬вины, радужка глаза, как завихрен мозг, сравните эти вихри со спиралями космических галактик, с лабиринтами острова Валаам, и вы поймете, что мы просто не поняли древних, не поняли их мироздания, когда отвергли строй¬ную картину двуединого человека-космоса, созданную древ¬ними мифологиями. Язык мифа символичен, его нельзя понимать буквально.

Сейчас человек подобен улитке, пребывающей в солнечно-звездной раковине. Но представим себе, как улитка выходит, выползает наружу, вбирая свой внешний скелет — свою ракушку. Внешне она беззащитна, уязвима, но зато она открыта самым тонким влияниям природы и космоса. Не случайно вымерли бронтозавры, покрытые сплошной рако¬виной ничем не пробиваемой кожи. Высшее восхождение по ступеням эволюции уготовлено человеку, внешне гораздо менее защищенному, чем та же черепаха, тот же динозавр, та же улитка.

Как куколка, раскрывшись, рождает бабочку, так чело¬век, вывернувшись в космос, обретает новое пространство, новое небо. Вспомним, когда-то куколка была червем, полза¬ла по двумерной поверхности, не осознавала возможности вертикального движения, для нее существовала только плос¬кость. И вот, превратившись в куколку, умерев, она раз¬мывает изнутри оболочку гроба и обретает новое, третье, неизвестное ей измерение и стихию воздушного океана. Вот так и мы, вывернувшись из оболочки своего тела, обре¬тем новое пространство.

Чем отделен от нас космос? Тоненькой оболочкой ат¬мосферы, наподобие скафандра, защищающего космонавта от губительного влияния огня и холода. Для чего же Космонавту скафандр? Только для защиты от космоса или для познания его? Для чего наша жизнь на земле в оболоч¬ке природного скафандра — только для пребывания внутри природной защищенности? Нет, конечно же, для познания всего космоса, всего мироздания.

Космическая переориентация должна изменить наши ду¬ховные и психологические представления о месте человека в космосе. Это прежде всего касается переориентации внутреннего и внешнего. Мы не внутри космоса, а как бы в условном центре его внутри-снаружи. Следовательно, понимание условности внутреннего-внешнего привело бы человека к более правильному восприятию своего место¬положения в мире.

На духовно-психологическом уровне это приведет к ощу¬щению космоса как самого себя. Двуединое тело человек-космос существует вполне реально. Наше восприятие себя отдельно от космоса — дань обыденному зрению, видящему землю как плоскость. Отчасти путь к переориентации лежит через осознание верха и низа как относительных понятий для человека, что вполне осуществимо в состоянии невесомости и на духовном уровне осуществлено Циолков¬ским на земле. Теперь предстоит второй шаг: познание относительности внутреннего и внешнего.

Подобно ребенку, не сразу после рождения осознающе¬му, что его тело принадлежит ему, человечество не сразу поняло, что космос есть другая половина его звездного тела. Осознание этого факта приводит к знакомой модели мироздания, где множество центров вселенной (множество индивидуумов), в то же время они едины в своем космиче¬ском теле.

Выворачиваясь наизнанку своего тела, чело¬век как бы охватывает им весь космос, вмещает его в себя. Внутреннее становится внешним, а внешнее — внут¬ренним. Нутро небом, а небо нутром. При всей необыч¬ности такого действа не будем забывать, что оно зиждется на имитации вполне реального природного процесса рож¬дения.

Сложность в том, что меньшая матрешка (человеческое тело) содержит внутри себя большую матрешку — вселенную. Это похоже на спираль, сходящуюся к центру и одновременно разбегающуюся от него. Это уже знакомая нам сфера, где непостижимым образом поверхность оказывается в центре, а центр объемлет поверх¬ность. Такова тангенциально-радиальная спираль Тейяра де Шардена, сфера Паскаля у Борхеса, хрустальный глобус у Л. Толстого. Такова сфера Римана — модель нашей вселенной в общей теории относительности Эйнштейна. Здесь, поднимаясь ввысь, окажешься внизу; опускаясь вниз, окажешься на вершине; погружаясь во тьму, выйдешь к свету; проникая в узкое пространство, окажешься в бес¬конечности.

В древ¬ней космологии выворачивание как смерть-рождение, как воскресение; в современной — квантовый скачок, расширяю¬щаяся и сжимающаяся вселенная. Там роды, здесь взрыв, расширение. Там мать, здесь материя. В древней космоло¬гии доминирует живое, оно творит мир. В современной доминирует неживое, которое творит живое.

Так ли безусловна во всем наша правота перед древ¬ними? Откроем труды академика В. Вернадского, в част¬ности его книгу «Живое вещество». Вернадский обращает внимание на то, что наука знает множество фактов превра¬щения живого в мертвое и не знает ни одного случая возникновения живого из мертвого. Не являются ли живое и мертвое двумя масками единой материи и не существова¬ли ли они всегда?

Не затрагивая некомпетентным вмешательством вопросы О живой и неорганической материи и о происхождении жизни, скажем только, что Взгляды Вернадского во многом гармонируют с древней космогонией. Итог такой космогонии в известной мере отражен в трудах поздних платоников:

«Притом всякое тело движется или вовне, или вовнутрь. Движущееся вовне не одушевлено, движущееся внутрь — одушевлено. Если бы душа, будучи телом, двигалась вовне, она была неодушевленною, если же душа станет двигаться вовнутрь, то она одушевлена».

Как видим, выворачивание внутрь — человек живой, выворачивание вовне — его космос, пока неодушевленный двойник. Древний человек несет в себе живое и мертвое как два образа единого тела. Если вспомнить, что еще Нильс Бор предлагал распространить принцип дополнитель¬ности на понятия «живое» и «неживое», то станет очевидным, что космология древних содержит в себе не только отжившие, но и чрезвычайно близкие современному чело¬веку понятия и проблемы.

Мы подходим к моменту грандиозного перелома в мыш¬лении, который внезапно сблизил современное научное мышление с древним космогонизмом. Этот перелом вклю¬чает в себя всю сумму знаний современной науки, где особую роль играет картина мира, созданная на основе общей теории относительности и квантовой физики.

Игра звезд

Не будем забывать, что есть еще и незримое небо. Рентгеновские излучения, радиоисточники, квазары, пуль¬сары, возможные объекты черных дыр, наконец, нейтринные излучения, мгновенно пронизывающие всю галактику.

Десять известных излучений, исходящих от человека, пере¬кликаются с этим небом. Я думаю, что нити нейтринных излучений сплетаются в пучки вселенского мозга. На уровне излучений человек и вселенная — единое мировое существо.

Все великие писатели чувствовали, что им диктуют звез¬ды:. Лермонтов слышал, как «звезда с звездою говорит».Фет видел в созвездиях тайные письмена, ощущал звезд¬ное родство с небом. «Была ему звездная книга ясна, и с ним говорила морская волна», — писал Баратынский. Хлебников в своей «Звездной азбуке» и Есенин в «Ключах Марии» напрямую рассказали об этом.

Поэтическая фантазия — это и есть прямой разговор души с небом. Я понимаю, что кого-то может при¬вести в смятение мысль о том, что тексты Библии и Шекспира уже закодированы в небе, а пророки и поэты здесь переводчики и истолкователи. Разве не об атом в «Пророке»?

Моих ушей коснулся он,

И их наполнил шум и звон.

И внял я неба содроганье,

И горний ангелов полет,

И гад морских подводный ход,

И дольней лозы прозябанье.

Назад Дальше