— Жаль, жаль… — Пра Бжемыш, не выпуская меня из захвата, плюхнулся на скамью, вынуждая сделать то же самое. — Ну, за это надо выпить!
Стон трактирщика, который понял, что сегодня ему явно работать в убыток, и мой вопль слились воедино.
Мерин переставлял ноги с расчетливой осторожностью, чтобы кулем висевший на нем всадник не свалился в грязь. Начиналась осень. Еле дотерпев до окончания страды, зарядили дожди — мелкие, но занудливые, постепенно превращая дороги в грязное месиво. Сейчас тоже моросил дождичек; капельки стекали по щекам, заползали за шиворот, заставляя неуютно ежиться.
Ох, что ж я так надрался-то? И ведь не хотел пить! До последнего отказывался! Но когда в тебя в четыре руки вливают кружку за кружкой, отказаться трудно.
Палач, кстати, в экзекуции не участвовал. Он просто выразительно хрустнул пальцами и извинился — на всякий, так сказать, случай, но этого было достаточно, чтобы я сдался. За первой кружкой последовала вторая, потом — третья, потом… Плохо помню, что было потом. Кажется, кто-то кому-то жаловался на жизнь. Очень надеюсь, что это был не я… Помню только, что на лошадь меня подсаживали втроем, и кто-то — кажется, сам пра Бжемыш — все рвался проводить до дома.
Мерин последний раз переступил ногами, резко остановился, уткнувшись носом в преграду, и я мешком сполз наземь, больно ударившись боком о ступени.
Так, а где мы? Ты куда меня завез, скотина? Стена… крыльцо… О, я дома! Теперь бы встать и желательно не на четвереньки… дотянуться до дверного кольца… Кто его на самый верх прицепил? У-у-у, высоко-то как… Кто-нибу-у-удь! Помогите!
Скрипнула дверь. Яркий свет резанул по глазам. Больно же!
— Згаш? — Голос определенно знаком. — Что с вами?
— Н-н-н-ч…
— Вы пьяны?
— Н-немнош-шка…
— Ничего себе «немножко»! Встать можете?
— Угу! С-сщас…
— Тогда идите в дом. Я заведу вашего коня.
Встать удалось. И даже как-то смог без посторонней помощи взобраться по ступеням и одолеть весь путь по коридору. Что это? Еще одна дверь? Вот бес! Не открывается! Толкнуть посильнее… Заело. А, ладно! Не хотите — как хотите. Я и тут посплю. Будете знать, как забывать бедных некромантов прямо на пороге…
Тем временем где-то…
Проливной дождь за окном, вой ветра в камине и потрескивание горящих поленьев не могли заглушить легкие шаги и шорох платья. Казалось, женщина совсем близко, но стоит обернуться — никого рядом нет.
Люди, собравшиеся у камина, приказали осветить всю комнату. Свечи в ряд стояли на массивной каминной полке, старинный бронзовый подсвечник возвышался в центре стола. Но все равно казалось, что отовсюду сползается тьма, и внимательные глаза следят из каждой щели.
Послышался тихий скрип отворяемой двери. Сидевшая в кресле у камина женщина вздрогнула и дернулась, невольно уколов палец иглой.
— Кто там?
— Никого. Тебе послышалось, дорогая. — Граф Марек посмотрел на дверь. Та не шелохнулась.
Скрип повторился. Громче и отчетливее. Прозвучал стук маленьких башмачков. Повеяло холодом.
— Это сквозняк. — Граф встал, намереваясь дойти до двери.
— Отец! Нет! — воскликнула Бланка. Девушка еще лежала в постели, и вся семья по вечерам собиралась возле нее. Ибо целитель строго-настрого запретил больной покидать ее комнату. А оставаться в одиночестве было слишком страшно.
— Чего вы перепугались?
— Это она! — Бланка смотрела на дверь. — Она пришла за мной!
— Глупости, — отрезал граф и покосился на родственников. — Ее давно никто не видел…
Конечно, с тех пор, как выяснилось, что в склепе гроб с телом Аниты Гневеш пуст, саму Аниту действительно не встречали. Но ее присутствие ощущалось повсюду. Она ходила по дому. Слуги клялись и божились, что видели ее тень. Но самим господам призрак Аниты не показывался.
В дверь громко постучали. Женщины хором вскрикнули.
— Кто там? — Луциан, сидевший у постели сестры, вскочил.
Стук повторился.
Переглянувшись с женой, граф сделал шаг и распахнул дверь…
…в темноту и пустоту.
— Никого! Это просто ветер, как я и говорил. — Но голос его звучал не так уверенно, как хотелось. Ведь стук в дверь нельзя спутать с воем ветра в камине.
— Смотрите!
Испуганный крик Бланки заставил всех обернуться. Девушка сидела на постели и указывала на окно.
Снаружи сгущался вечер. Сизые сумерки уже заполнили собой внутренний двор замка и постепенно подбирались все выше, словно вода в половодье. Из-за освещения за окном комната казалась темнее, и в темном стекле отражалась женская фигура, бродящая по комнате с опущенной головой.
— Не может быть! — вырвалось у Луциана.
Женщина остановилась, подняла голову, обернулась, безошибочно найдя взглядом юношу. Ее губы шевельнулись, словно она хотела что-то сказать…
Отчаянный крик вырвался у всех присутствующих. Забыв обо всем на свете, граф и его семейство ринулись бежать. Пропустив вперед женщин, граф с сыном налегли на дверь, отчаянно ища, чем бы ее подпереть. Изнутри послышался стук. Кто-то несколько раз с силой ударил кулаком в дверь.
— Так больше не может продолжаться, — дрожащим голосом пролепетала графиня. — Мы должны что-то сделать!
— Может быть, вызвать некроманта? — Граф по очереди оглядел родных.
— Да зови кого хочешь — хоть некромантов, хоть ведьмаков, хоть саму инквизицию! — плачущим голосом воскликнула графиня. — Но я так больше не могу!
Звук, донесшийся из-за двери, очень напоминал смех.
— Ии-й-й-иа!
Ох, вот не надо так орать! И прямо над ухом. Встаю я, встаю…
Выпрямиться удалось только со второй попытки — первая закончилась столкновением с чем-то твердым, отчего в глазах заплясали искры, а голова закружилась еще сильнее.
— Ой, лишенько! Ой, мама дорогая! Да шо же такое деется, люди добрии-и-и-и…
Визг резал уши. Так вопить могут, только если кого-то режут. И топот ног… Пол трясется так, что моя бедная голова, кажется, готова развалиться на части.
— Вот бес!
Пробегая мимо, кто-то споткнулся о мои ноги, и воплей стало в два раза больше.
— Вы чего тут разбегались?
— А вы чего тут… Ой, мама!
Нет, ну сколько же в женщинах помещается крика! Просто в глазах темнеет.
— Я… мы тут… лежим. А что?
— За к-креслом?
— Не… А? Что?
С трудом приняв сидячее положение, наконец-то огляделся по сторонам. М-да, с пробужденьицем! Лежу в куртке, в сапогах, подложив под голову собственную сумку, на полу за креслом. В голове грохочут, перекатываясь, мысли, ударяясь о стенки черепа и увеличивая головную боль. Где-то я вчера здорово набрался. Вспомнить бы, где, когда и с кем. Но напился, надо признать, знатно: голова трещит, ничего не помню, уснул на полу, даже не добравшись до кресла…
Марджет наконец помогла мне подняться, и мы, обнявшись, поковыляли навстречу источникам воплей. Именно «источникам» — к первому голосу уже присоединился второй, а потом и третий. Этот последний мог принадлежать только моему партнеру:
— А ну, тих-ха!
Держась одной рукой за стеночку, другой — за девушку, вполз в коридор. Надеюсь, вопли и визг не из-за меня? Я ж не помню ничего!
Дверь в кладовую была распахнута настежь. К стене прижалась белая, как мел, трясущаяся госпожа Гражина, которая тыкала указующим перстом в сторону двери. Рядом поскуливала Динка.
— Т-там…
— Разберемся! — Мэтр потянул из ножен меч и покосился в мою сторону: — А, выполз-таки… пьянь…
— Тш-ш! Я не пе… не пьянь! — Мне удалось как-то выпрямиться, но ненадолго — мир с такой скоростью начал вращаться перед глазами, что пришлось привалиться к стене и зажмуриться.
— Стекл, как трезвышко! — безжалостно констатировал мэтр Куббик. — Ладно, промывку мозгов оставим на потом… Что случилось?
— Т-там… — снова пролепетала госпожа Гражина.
— Ага! — Мой партнер заглянул в кладовую. Переступил порог. Я приоткрыл один глаз…
— Ага, — повторил мэтр уже другим тоном. — И кто это сделал?
— А что?
Любопытство оказалось настолько сильным, что я оторвался от стены, сделал несколько шагов и ввалился в кладовую…
…чтобы тут же согнуться пополам. Нет, организм у меня тренированный, но нельзя же такие зрелища с похмелья-то!
На грубо сколоченном столе в ошметках земли лежал не первой свежести труп.
— Чья это работа?
С трудом выпрямившись, я пробубнил, не решаясь оторвать руку от лица:
— Это не я.
— Знаю. — Мэтр смотрел мне за спину. — А кто тогда?
Проследив за его взглядом, заметил студентов. К Марджет успел присоединиться Зимовит, сонно хлопавший глазами. Девушка тоже часто-часто махала ресницами, а ее грудь от волнения колыхалась так, что меня опять не к месту заштормило.
— Я… мы… ну… это… вот…
— Зачем? — таким тоном инквизиторы вгоняют арестованных на допросах в ступор и панику.
Из глаз студентки брызнули слезы.
— Для пра-а-актики! — взвыла она не хуже госпожи Гражины, которую Динка уже утащила на кухню, отпаивать водичкой. — Нам же о-опыты надо ста-а-авить!
— Вы где его взяли?
— Та-а-ам! — всхлипнула Марджет.
— На жальнике?
— А-ага!
— Выкопали, стало быть. — Так прокуроры должны зачитывать смертные приговоры. Даже меня дрожь пробрала. — Вот просто так пошли и выкопали! Первый попавшийся труп! И притащили сюда. Без разрешения! Без согласования с родственниками покойного! Это — прямое нарушение закона. В городе, между прочим, инквизиторы…
Я глянул на крошечное окошечко под потолком. Светло…
— Уже нет.
— Вот видите! — просияли студенты.
— Ничего не хочу знать! — Мэтр не повышал голос, но почему-то мороз продирал по коже. — Даю вам срока двадцать четыре часа, чтобы избавиться от тела.
— Но как?
— Это уже не моя забота! Хоть обратно закопайте, хоть сами съешьте!
Я представил — и пожалел, что так быстро убрал руку ото рта. Желудок скрутило в узел.
— А опыты? — пискнула Марджет. — Дипломная работа… скорость вылупления личинки…
— Не уберете этот труп — я из вас самих личинок наделаю! И на положительные отзывы о практике можете не рассчитывать! Да и вообще о дипломах можете забыть уже сейчас!
Никогда прежде не видел мэтра в таком гневе. Наделает, еще как! Все-таки злить некромантов не рекомендуется. Одно движение руки, несколько сказанных слов — и сердце остановится. И что будет потом — об этом лучше не задумываться. Тем более что никто точно не знал, на что способен мой партнер на самом деле.
Студенты прониклись — заторопились, бледнея и лебезя. Марджет тоненько поскуливала умоляя. Зимовит что-то бормотал. Держу пари на что угодно: во всем виновата эта ушлая девица. Она небось и трупик присмотрела, и парня уговорила поработать лопатой… И в комнате моей долго рылась в ночь, когда пропала рукопись. А уж если вспомнить, что несколько дней назад Марджет на пиру у Байтов сидела рядом с инквизитором и вовсю хихикала в ответ на его слова…
— Во-он! — не слушая оправданий студентов, мэтр Куббик взмахнул рукой, и незадачливых гробокопателей как ветром смело. — И чтобы в течение двадцати четырех часов со всеми делами управились!.. — Мэтр добавил парочку крепких выражений, не столько выпуская пары, сколько высказывая свое мнение о ситуации.
Улучив минутку, я под раскаты его ругани пополз по стеночке прочь из кладовой, но был остановлен вкрадчивым голосом:
— А вот вас я попрошу остаться.
— А может, не надо?
— Надо, Груви, надо. — Некромант был еще в сильном раздражении. — Я, конечно, сам люблю выпить, но никогда еще не опускался до того, чтобы приезжать домой в таком виде. Наша работа требует трезвой головы и умения принимать взвешенные решения, отвечая за последствия. Что бывает, если к делу относишься безответственно, вы только что видели… Вернее, вы видели, что приводит к… последствиям.
— Этого больше не повторится. — Я крепко зажмурился, пережидая очередной приступ головокружения.
— Да уж! Некромант, который в состоянии похмелья вздумает поднимать трупы, просто страшен. Надеюсь, вы сегодня ночью нигде не были? На жальнике, например?
— А что? — Недоброе предчувствие сжало сердце и мгновенно прогнало хмель. — Что-то произошло, пока я… э-э-э…
— Нет, пока, хвала всем богам, ничего не случилось плохого. — Партнер подставил локоть, помогая добраться до кресла у камина. Рядом уже вертелись выражавшие сочувствие пополам с любопытством кошки. — Но опыт показывает, что к неприятностям надо готовиться заранее. Точно ничего не было?
— Точно. — Я кивнул, пытаясь собрать воедино обрывки мыслей. — Я пил… в компании.
— И они, если что, подтвердят ваше алиби? — Усадив в кресло, мэтр принес мне водички.
— Почти все. Инквизитора больше нет в городе.
— Вот как? — Куббик присел на подлокотник.
— Да. — Сухость во рту прошла, говорить стало легче. — Я вчера ехал из замка… из Звездунов, которые Малые. Заехал в «Яблоньку», перекусить. А там — они, инквизитор и палач.
— Да уж, — хмыкнул мэтр и прошел к стенному шкафу, чтобы налить себе вина. Я следил за ним взглядом коршуна, но стакан самогонки вызвал приступ тошноты, и от предложения поправить здоровье пришлось отказаться. — Компания подобралась еще та…
— Они заметили меня. Что было делать? Только бежать… Но затем подошел еще пра Бжемыш и…
— И вы, Згаш, — мигом подобрел некромант, — провели незабываемый вечер в этой теплой компании? За что пили-то?
— А, — махнул я рукой, — инквизитор говорил, что уезжает сегодня на рассвете и проставляется напоследок.
— Надо же, какое совпадение!
— А что такое?
— Да эти двое охламонов, — мэтр развалился в кресле и, одной рукой придерживая запрыгнувшую на колени Варежку, в другой нянчил бокал, — очень вовремя свои «опыты» начали ставить. Дошло бы до инквизиции о незаконной эксгумации — и были бы у нас проблемы. А так, может, и удастся замять это дело.
Не удалось.
Я еще пребывал в состоянии похмелья, то есть валялся в комнате поперек кровати и вовсю жалел себя, время от времени прихлебывая водичку из большой кружки и поглаживая утробно урчащего на животе Зверя, когда о краже трупа стало известно. По счастью, только монахам-«смертникам», в чьи обязанности входил ежедневный осмотр жальника. Они обнаружили разрытую могилу в его новой части, там, где покойников хоронили не больше месяца назад, и сразу связали это с дежурившими в ту ночь практикантами.
Шум, я скажу, поднялся нешуточный. Монахи не стали посылать весть родственникам усопшего, но отправили гонца к градоправителю и заодно к некромантам. К дому заявилась целая толпа — четыре «смертника» и все примкнувшие к ним по дороге зеваки и соседи. Крутились вездесущие мальчишки, собаки из-за окрестных заборов заходились лаем, и к нам спешили еще и их взбудораженные хозяева. Распаляясь сама по себе, толпа начала выкрикивать гневные лозунги вроде «Долой некромантов!», «Чего зазря народные деньги проедаете, кровопийцы!» и «Гнать их отсюда в три шеи!» Хорошо, пока не поступало предложений спалить дом ко всем бесам.
Постучав, в комнату вошел мэтр Куббик. Был он одет в кожаную куртку с заклепками, с мечом на боку, сумкой наперевес, решительный и строгий.
— Вот что, Згаш, — сказал он, — вы должны спуститься вниз.
— Что? — Сама мысль о том, чтобы двигать куда-то побитый алкоголем организм, казалась кощунственной.
— Я понимаю, что вы болеете, но так даже лучше. Выглядите так, словно ночь не спали и бес знает чем занимались. Следуйте за мной!
Когда мой партнер говорит «следуйте за мной» таким тоном, кажется, и упырь подчинится. В этом отношении сильнее него только Анджелин Мас, которому и говорить ничего не надо — достаточно просто посмотреть, и ты сам побежишь впереди своего коня.
В коридоре топтались студенты, понурые и пришибленные. Бледная, зареванная, вся такая несчастная Марджет обратила на нас страдальческий взгляд. Зимовит выглядел сбитым с толку и озирался по сторонам с таким видом, словно разъяренная толпа уже окружила его и тянет жадные руки, чтобы порвать на лоскутки.