За десертом — была подана ежевика в сахаре — Эрик прервал пиршество, чтобы сказать ей, что его новый жеребец, с которым он сейчас работает, прекрасный гнедой по имени Король Юга, уже показывает скорость и уверенность победителя дерби Кентукки. Король Юга, напомнил он, произведен от Рыжего Донована, одного из жеребцов, подаренных ее отцом на свадьбу. Эрик слизнул соус с усов, налил себе вина и торжественно пообещал, что кубок дерби 1922 года будет стоять в конюшне Эшеров.
К Норе подошел слуга с серебряным подносом. Лежавший на нем предмет был покрыт белым шелковым платком. Лакей поставил поднос и удалился без объяснений.
— Что там? — спросил Эрик. — Что тебе принес Фостер?
Нора приподняла уголок платка. На подносе лежал игрушечный пистолет, который она обронила в комнате Ладлоу.
Под ним — листок бумаги. Она отодвинула пистолет, взяла листок и развернула.
Это был погашенный банкирский чек на три миллиона долларов, датированный вторым марта 1917 года. Внизу стояла угловатая подпись Ладлоу Эшера. Получателем значились конюшни Сент-Клер.
— Что там, черт возьми? Не смей таить от меня секреты!
Зажав чек в кулаке, Нора взяла игрушечный пистолетик и пустила его изо всех сил по длинному столу. Он, вертясь и сверкая в свете великолепных канделябров, заскользил к Эрику, преодолел футов тридцать и стукнулся о его тарелку.
— Как это понимать? — сказала Нора. — Ах ты, мерзавец!
Эрик расхохотался. Он никак не мог остановиться. Отсмеявшись, поднял бокал и сказал:
— За нашего второго ребенка!
На этом тетрадь заканчивалась, и Рикс ее закрыл. В библиотеке должно быть продолжение, подумал он. Наверняка оно лежит в одной из тех картонных коробок. В этой истории осталось несколько пробелов. Что сказала Нора после того, как поняла, что Ладлоу говорил ей правду? Как ей удалось противиться желанию Эрика иметь новых детей? И самое главное, что означало странное предупреждение Ладлоу? Во всяком случае, размышлял Рикс, Нора была права в отношении безумия старика. Было ясно, что жизнь в Тихой комнате Лоджии свела его с ума и боязнь грома была следствием обостренной чувствительности. Но что означают все эти разговоры о землетрясениях и трещине на северном фасаде Лоджии? Рикс решил, что нужно завтра пойти туда и самому все проверить.
Он взял дневник и осторожно вышел в коридор. Посмотрев по сторонам, как если бы переходил через рельсы и ожидал, что вот-вот налетит ревущий дизель, Рикс спустился вниз, прошел через игровую и курительную комнаты и отпер дверь в библиотеку.
Рикс положил дневник обратно в коробку и начал рыться в поисках нового материала. Он взял маленькую книжку в кожаном переплете, и она рассыпалась в руках.
— Черт побери! — пробормотал он и нагнулся, чтобы собрать страницы и засунуть их обратно в переплет.
— Ну и ну, — раздался голос у него за спиной. — Неужто я поймал вора?
Глава 17
Нью Тарп сидел один в передней своего дома. Огонь почти догорел, но ветер, гудевший в дымоходе, оживлял угольки. Керосиновая лампа, стоявшая на каминной полке рядом с фотографией отца, излучала ровный свет.
На дом с бешеной силой обрушивался ветер и, попадая в щели стен, издавал жуткий свист. Тарп не удивился бы, если бы хлипкая старенькая крыша внезапно сорвалась и, кружась, улетела ввысь. Свист ветра слишком уж похож на дудку Натана. Из-за поворота слышался хриплый лай Верди, большой рыжей гончей Клэйтонов.
Порезы все еще беспокоили его, хотя они прекрасно заживали под лейкопластырем. Он долго ворочался на своей койке, но сон все не шел. Перед мысленным взором стояло лицо городской женщины; в ушах звучало сказанное ею в кафе «Широкий лист». Мальчик никак не мог забыть тот стенд, а когда он представил фотографию Натана, как будто чья-то сильная рука сжала ему желудок.
Он уставился на лампу на каминной полке и понял, что никогда больше не увидит своего брата. Натана забрал Страшила. Когда он наносит удар, жертва не возвращается домой. Но почему это происходит? Кто такой Страшила и почему его никто не видел? Никто, дошло до Нью, кроме него. Он Глава семьи. Мог ли он как-нибудь помешать Страшиле утащить брата? Нью чувствовал себя таким беспомощным, таким слабым! Его руки сжались в кулаки, а сквозь мозг, казалось, прошел разряд гнева.
Керосиновая лампа вдруг задребезжала.
Нью прищурился. Шевельнулась лампа или нет? Волшебный нож спрятан под матрасом в его комнате. Когда он воткнулся в потолок над головой матери, та застыла, словно статуя, а ее лицо стало совершенно белым. Она тихо и коротко вздохнула, и в глазах блеснул страх. Затем ушла к себе, закрылась, и Нью слышал, как она там плачет. Несколько часов после этого мать с ним не разговаривала. Затем вернулась на кухню, напекла столько пирогов, сколько не пекла никогда, и все это время слишком уж весело болтала о том, как мужчины в конце концов найдут Натана, тот вернется домой и все будет как раньше и даже лучше, потому что Нью и Натан получили полезный урок, что надо приходить домой вовремя.
Либо я сошел с ума, решил мальчик, либо керосиновая лампа шевельнулась.
Но если это он заставил ее двигаться… тогда волшебство в ноже или в нем?
Он отогнал прочь все мысли о матери, Страшиле и брате. Завывание ветра превратилось в шепот. «Двигайся», — скомандовал он. Ничего не произошло. «Я сделал что-то неправильно, недостаточно сильно сосредоточился. Я не владею волшебством! Это все нож, в конце концов!» Но тут он представил, как лампа поднимается над каминной полкой все выше и выше, пока не достает до крыши. Нью сжал руками подлокотники кресла и подумал: «Поднимайся!»
Кресло под ним запрыгало, словно брыкающаяся дикая лошадь.
Он вскрикнул от изумления, но рук не разжал. Кресло, балансируя на одной ножке, яростно закрутилось и с грохотом упало на пол. Когда Нью выкарабкался из-под него, то обнаружил, что освещение в комнате изменилось.
Лампа.
Лампа поднялась с каминной полки примерно на три фута и парит под самой крышей.
— Боже! — тихо вымолвил Нью.
Но затем лампа начала падать, грозя разбиться о каминную полку. Он представил горящий керосин, дом в огне и сказал:
— Нет!
Лампа заколебалась, замедлила падение и очень мягко опустилась на свое место.
«Я схожу с ума, — подумал мальчик. — Или уже сошел.
Или я заколдован. Одно другого лучше».
Скрипнули половицы. Нью обернулся и обнаружил, что в комнате стоит мать. Одна рука была поднята к горлу. Она выглядела так, будто малейшее дуновение ветерка могло повалить ее, как столп из пепла.
— Это не нож, — только и смог он сказать. — Это я, мама.
— Да, — ответила она напряженным шепотом.
— Я заставил лампу двигаться. Точно так же, как заставлял нож. Что со мной происходит? Как вышло, что я могу это делать?
Его охватила паника.
— Я не знаю, — сказала Майра.
Затем медленно отняла руку от горла и долго стояла, уставившись на опрокинутое кресло. С видимым усилием она зашаркала вперед и подняла кресло, поглаживая дерево руками, как будто ожидала нащупать что-нибудь живое.
— Мама, я заколдован. Это, должно быть, случилось, когда я упал в ту яму. Что бы это ни было, но началось все именно тогда.
Она покачала головой.
— Нет, Нью. Это началось не тогда. И если ты заколдован, то… значит, заколдован был и твой папа.
— Не понял, мама.
— Твой папа, — повторила она. Ее лицо было бледным, а взгляд бесцельно скользил по комнате. В трубе выл ветер, раздувая красные фонарики углей. — Твой папа был необычным человеком. Он был хороший, Нью, богобоязненный, но все же в нем была некая странность. — Она подняла глаза и встретилась с ним взглядом. — У него был сильный характер.
Подчас на него находило. Однажды рассердился на меня за что-то… я забыла… за что-то глупое, и мебель в доме запрыгала как кузнечики. Он разбивал окна, даже не дотрагиваясь до них. Один раз ночью проснулась и обнаружила, что твой папа стоит под дождем. Фары грузовика то зажигались, то гасли. Нью, — она моргнула, и рот искривился, — я клянусь тебе, что видела, как передняя часть грузовика поднялась над землей, точно у встающей на дыбы лошади. Затем грузовик опустился на место, очень медленно и аккуратно. У меня волосы поднялись дыбом, когда я думала, какими способностями обладает твой папа, если он умеет делать такие вещи.
Он почти ничего не рассказывал об этом, потому что, казалось, сам всего не понимал, но однажды признался, что проделывал такое еще в школе. Например, заставлял столы прыгать, а еще перекинул какого-то задиру через ограду, мысленно представив, как это происходит. Он говорил, что такие вещи не составляют для него труда, и он делает это с одиннадцати или двенадцати лет. Конечно, твой отец никому постороннему не говорил об этом, боясь пересудов.
— А что бы сказали люди, — спросил Нью, — если бы узнали обо мне? Что я проклят? Заколдован? Мама, почему это случилось со мной так внезапно? Пару дней назад, до падения в эту яму, я был таким же, как все. — Он покачал головой, сконфуженный и растерянный. — Теперь… Я не знаю, что со мной! Или почему я могу, например, двигать лампу, не прикасаясь к ней!
— Это я не могу объяснить. Твой папа всегда старался сдерживаться. Он говорил, что лишь однажды выложился на полную катушку, когда наткнулся на какую-то ржавую болванку, которую физическими усилиями поднять не мог. — Она кивнула в сторону лампы. — Я видела, что ты делал. Я видела этим утром нож и поняла: все, что было в твоем папе, есть и в тебе. Может, в Натане этого не было, а может, и было, кто теперь скажет? Я плакала, Нью, потому что это очень сильно меня напугало, напомнило мне, что мог делать твой папа. Он был хороший человек, но… мне кажется, что-то в нем было не таким уж и хорошим.
Нью нахмурился.
— Почему?
Мать подошла к окну и выглянула на улицу. За поворотом, в доме Клэйтонов, все лаяла Берди Спустя мгновение Майра ответила:
— Он всегда был нервным, Нью. Я не знаю почему. Он этого тоже не знал. Передвижение предметов силой мысли — это еще не все. — Она остановилась и выдохнула сквозь зубы: — Твой отец всегда мучился бессонницей. Он вставал посреди ночи и часами сидел в этой комнате, точно так же, как ты сегодня. Когда Бобби закрывал глаза, то видел страшные вещи:
огонь, разрушения и смерть. Это было так ужасно, что он не мог мне рассказывать… а я не могла слушать. Бобби видел, как раскалывается земля, туда валятся дома, горящие люди.
Это напоминало конец света, который происходил прямо перед его глазами.
Майра обернулась к сыну, и Нью поразился тому, какой слабой она выглядела. Он видел по затуманенному взору: у нее еще есть что сказать.
— Ему чудилась Лоджия, Нью. Он видел ее, всю залитую огнями, как будто внутри идет прием гостей, праздник или что-то в этом роде. В своих фантазиях он был одет в костюм и знал, что живет внутри Лоджии и у него есть все, чего только можно пожелать. Он говорил, что чувствует, как Лоджия затягивает его днем и ночью. А голос в его голове, самый прекрасный голос на свете, призывал спуститься в Эшерленд.
Бобби говорил, что больше всего на свете хочет войти в тот дом, но понимал, что если сделает это, то назад не вернется.
По крайней мере, не вернется прежним.
Нью замер. Мальчик чувствовал, что Лоджия затягивает и его. Именно поэтому он при любой возможности останавливался на Языке Дьявола, чтобы помечтать о жизни в Эшерленде. Он думал, что это лишь дурацкие грезы, но теперь не был в этом так уверен.
— Эшерленд — проклятое место, — сказала Майра. — А Лоджия — его злобная душа. Один бог знает, что происходит там внутри из года в год. Я расскажу тебе, Нью. Бобби подчинился зову и спустился в Эшерленд. Он долго стоял на берегу озера и смотрел на Лоджию. Когда твой отец вернулся домой, его лицо было белым как мел. Бобби сказал, что если когда-нибудь захочет покинуть наш дом после захода солнца, я должна буду держать его на мушке ружья, пока он не опомнится. Он был храбрый, Нью, но там, внизу, в этой Лоджии, было что-то такое, что влекло его к себе и чего он до смерти боялся, даже на ночь привязывался веревками к кровати.
Твой отец очень старался не показывать вам своего страха. Что бы ни было там, внизу, оно продолжало затягивать его и искушать. — Мать дрожащей рукой убрала с лица волосы и уставилась на догорающие угольки. — Он говорил… что изо всех сил старался не слушать Лоджию.
В горле у Нью пересохло, и он сглотнул.
— Чего он боялся, мама?
— Убить нас всех, — ответила она. — Поджечь дом, а затем найти старика.
— Старика? Ты имеешь в виду Короля Горы?
— Да. Найти Короля Горы и… не просто убить, Нью, а разорвать на куски, положить их в рюкзак и принести в Лоджию. Это позволило бы ему туда войти.
— Король Горы? Он ведь всего лишь сумасшедший старик… разве нет?
Майра кивнула.
— Бобби собирался подняться наверх, в руины, чтобы найти старика, но не успел — у него в руках взорвалась шина. Он хотел поговорить с ним, может, старик что-то знает о Лоджии. Но ему не представилась такая возможность. Я… никогда не говорила этого даже про себя. И больше никогда не скажу. Но я думаю… Лоджия каким-то образом причастна к смерти твоего отца. Она убила его, прежде чем он сумел добраться до старика.
— Нет, — сказал Нью, — это был всего лишь несчастный случай. Лоджия… не живая. Она ведь сделана из камня.
— Ты должен обещать мне, — умоляюще сказала мать, — что никогда не спустишься в Эшерленд. И никому не откроешь, что способен двигать предметы силой мысли. И самое главное — не говорить о Страшиле ни с кем, в особенности с проклятыми чужаками!
Нью не имел намерения идти в Эшерленд. Он был слишком ошеломлен своей недавно обретенной способностью и потому даже не помышлял кому-то о ней рассказывать. Но с последним требованием матери согласиться было трудно. Он чувствовал, что эта женщина, Дунстан, искренне хочет разузнать побольше о Страшиле; возможно, рассказав ей об увиденном, Нью хоть немного помог бы Натану или искупил свою Вину в том, что не смог вырвать брата из рук ужасного создания. Он — Глава семьи. Не настало ли время самому принять решение?
— Обещай мне, — сказала Майра.
От него потребовалось усилие, чтобы кивнуть.
Она, казалось, вздохнула с облегчением.
— Теперь тебе надо лечь и уснуть. Ссадины еще беспокоят?
— Чешутся немного.
— Рецепт снадобья, которым я тебя лечу, мне дал твой папа. Говорил, что оно может снять практически любую боль. — Стекло за спиной матери задрожало от ветра, и она опять вгляделась в темноту. Лай Берди сменился редким глухим тявканьем. — Что-то нынче собака разлаялась. Должно быть, ветер напугал. Твой папа много знал о погоде. Он мог просто сидеть, наблюдая за облаками, и точно сказать, в какую минуту пойдет дождь. — Ее голос стал грустным, она прижала пальцы к холодному стеклу. — Знаешь, Бобби верил, что его отец был моряком. Капитаном или даже адмиралом. Когда он подрос, ему нравилось читать о путешественниках, о людях, которые уплыли из Англии в поисках лучшей доли.
Он частенько мечтал о судах с наполненными ветром белыми парусами. А ведь твой отец, наверное, никогда не видел океана, если не считать картинок. Он любил жизнь и был хорошим человеком.
Ветер снова завыл в трещинах стены, и Нью услышал в нем свист игрушечной дудки своего брата.
— Вторую ночь подряд сильный ветер, — сказала Майра. — Твой папа всегда говорил, что это к дождю на несколько дней. — Она взглянула на потолок. — Надо бы крышу подремонтировать, пока не ударили холода.
— Да, мама.
Несколько секунд она смотрела на Нью, затем сказала:
— Иди в постель.
— Сейчас.
— Мы еще завтра поговорим, — пообещала мать, и оба знали, что она имеет в виду.
Затем Майра повернулась и вышла из комнаты. Нью слышал, как за ней закрылась дверь.
Он снова опустился в кресло. Внутри у него все дрожало, а в голове царил беспорядок. Почему отец умел делать такие вещи? И почему он сам неожиданно оказался способен на это, если долгие годы был таким же, как все? Для его рассудка это было слишком сложным. Летающие ножи, парящая в воздухе лампа, прыгающая мебель, грузовик, встающий на дыбы, словно дикий жеребец, — все это колдовство, которое под силу лишь самому дьяволу.
Ни для кого не секрет, что зло бродит по горе Бриатоп в разных обличьях, начиная от Страшилы и заканчивая черной пантерой, известной среди местных жителей под кличкой Жадная Утроба. Их никогда не видели, но все знали, что они таятся в темноте.