— Я об этом думал… — мрачно кивнул Ленинджер. — Пошли, долго спускаться еще…
Да, спускаться долго. Тут канатная дорога — туристы катаются. Сплошные охи и ахи со всех сторон… да еще и солнышко светит так весело… и снег блестит на дальних пиках…
На фоне всего этого великолепия семнадцатилетний Ленинджер кажется еще суровее…
Элина все равно радуется. Она только вчера приехала в гости к своему двоюродному брату Ленинджеру, который никогда не улыбается. Почему, Элина не спрашивала — привыкла, что он всегда такой; к тому же, Ленинджер при всей своей кажущейся суровости очень ласково относился к ней и любил свою маленькую сестренку, как бы там ни было…
— Госпожа Райя, ваш Ленинджер всегда такой?
— Да… с тех пор, как его отец разбился… он был альпинистом…
— Простите… я не хотел тревожить такие болезненные воспоминания… Простите…
Из окна, с балкона открывался отличный вид на гору. Иногда, что-то находило на Ленинджера, он сидел и смотрел в бинокль и будто что-то видел. Отвлечь его в такие моменты было почти невозможно.
Однажды мама спросила, на что же он смотрит. Сын молча протянул ей бинокль и показал на вершину горы, где, точно обломок кости, выдавался вперед кусок горного плато, которое Ленинджер именовал почему-то Плато Небес.
— Там ничего нет, — сказала мама.
— Если ты ничего не видишь, это не значит, что там ничего нет, — ответил Ленинджер неожиданно — и ему влетело за то, что эти слова прозвучали резко и грубо…
С тех пор он стал более замкнутым и с мамой почти не разговаривал… впрочем, как и с кем-либо еще.
Кроме Элины!
Когда она приезжала, Ленинджер будто оживал. Он начинал и разговаривать, и интересоваться чем-то помимо созерцания Плато Небес.
— Братик! Куда ты смотришь? — весело спросила однажды Элина.
— На гору, — ответил Ленинджер серьезно, но мягко.
— А что там?! — сестренка просто сгорала от любопытства.
Ленинджер с минуту помолчал: вспоминал тот случай с мамой и думал, стоит ли говорить… а потом молча вручил Элине бинокль и показал на Плато.
— Что ты видишь? — спросил он.
— Там человек в черном плаще, на самом краешке. Вниз смотрит, — сказала Элина. Ленинджер даже попытался улыбнуться, чего давно с ним не бывало. Просто на душе у него стало легко и спокойно… как у человека, которого поняли…
— Сейчас он прыгнет, — сказал Ленинджер.
— Но он же разобьется! — испугалась Элина.
— Нет, — уже по-настоящему улыбнулся Ленинджер, — смотри…
Человек разбежался и, раскинув руки, прыгнул в пропасть…
…восемь секунд… столько летит отсюда вниз брошенный камень…
Человек тоже летел… казалось, это было очень долго. Он падал — и ветер трепал за его спиной длинный тяжелый плащ, постоянно разворачивая его до совершенно невероятных размеров.
И, когда до земли оставалось где-то полторы секунды, произошло невероятное: единым взмахом за спиной человека взметнулись гигантские кожистые крылья, совсем как у дракона…
Они сделали несколько чудовищно сильных взмахов, поднимая крохотную в сравнении с ними человечью фигурку в синее безоблачное небо…
Он летел вверх и в даль, пока не превратился в черную точку и не исчез из виду…
— Та площадка, которую я тебе показывал — это взлетная полоса, — объяснил Ленинджер. — Завтра я так полечу, а ты будешь на меня смотреть…
…Крохотная фигурка брата прошлась по краю пропасти. Потом он отступил на несколько шагов, разбежался и прыгнул…
…Раскинув руки, он полетел вниз…
А Элина, замершая в ожидании, считала секунды…
"Раз…"
В голове почему-то мыслей у Ленинджера сначала вовсе не было — свист ветра в ушах заполнил все сознание, не оставив им места. К нему надо было привыкнуть…
"Два…"
"…Холодно," — вот первое, о чем Ленинджер ясно и четко подумал…
"Три…"
Стало страшно — страх кольнул сердце и начал разгораться со страшной силой…
"Четыре…"
Ленинджер вспомнил о драконочеловеке, столько раз взлетавшем с Плато Небес до него, представил его так ярко, что этот образ вытеснил все, что было: и страх, и холод, и мысли… Осталась только Вера, непоколебимая, как монолит.
"Пять…"
Скучно… Ему казалось, что полет длится вечность.
"Шесть…"
Ленинджер подумал об отце, об Элине — и на душе стало совсем светло и тихо…
"Семь…"
Он закрыл глаза — и вдруг тело обрело невесомую легкость, будто тот самый свет, поднявшийся из темниц души, подарил ему крылья и вознес в свободное безграничное небо…
"Восемь…"
Элина не увидела ни волшебного взмаха крыльев, ни полета в небеса… Она увидела, что брат ее просто упал, и… поняла, что он разбился насмерть…
Хотя он не успел ей досказать одну свою фразу: "Если ты что-то видишь, это не значит, что оно действительно так…"
(5 сентября 2003 г)
402. 6 сентября 2003 г —У каждого Бога на Земле есть любимчик…
Тебя одарит меткостью стрелок,
Направив тебе в спину сталь и древко —
И ты, шагнув за жизненный порог,
Уснешь мгновенно и мертвецки крепко.
А может быть, наклонишься к воде —
Как будто вволю пожелав напиться —
И осознаешь, что пришел в Нигде
И был подстрелен, как в полете птица.
Но мир прекрасен, будто снова юн,
Пока враги не натянули луки:
Песок ложится на верхушки дюн
И есть надежда — вдруг да дрогнут руки;
И есть надежда, что стрела взлетит
И не найдет подставленную спину;
Что Матерь Небо снова защитит,
Оставив жизнь любимчику и сыну.
(6 сентября 2003 г)
403. —Песнь о Пандере
Для меня в тишине милый голос звучал,
Белый мед, сладкий мед, липкий мед источал.
Ты любила букеты
Из джинсовых роз,
И зимою и летом
Я их тебе нес.
Как быть непобедимым,
Горя, не гореть, -
Проще, чем стать любимым…
Для феникса смерть
Неподвластна законам,
Все возможно вернуть,
Если зубы дракона
Не грызут твою грудь.
Так послушай же, Лютер:
Злословь — не злословь —
Только вот за валюту
Не купишь любовь.
Бесполезны и сила,
И уменье стрелять…
О, она не любила
И сумела предать.
Был убийцей и вором,
Зря коснулся мечты…
Вот бы спрятаться в нору,
Как спрятался ты…
(6 сентября 2003 г)
404. —Бронзовка
— Эти бронзовки, — Джана показала брату блестящего зеленого жука на ладошке, — объедают розы в садах.
— А я считал, что это майский жук, — удивился Орстер, — да, такой зеленый, с блестящей спинкой.
Джана промолчала и отпустила жука на волю.
— Вот я его отпускаю, — сказала она, — а он съест какую-нибудь розу в саду. Может быть, даже в королевском саду. Может, даже самую красивую розу.
— Тебе не жалко? — спросил Орстер, заглянув сестренке в глаза.
— Нет, — ответила Джана и отвернулась.
…Они шли домой безграничным холмистым лугом — настоящим земляничным морем, которое, к сожалению, пока только цвело…
Орстер чувствовал себя здесь чужим. Когда-то его, единственного из семьи, отправили в Город Колонн — учиться. Здесь, в глуши, вся его семья работала не покладая рук, чтобы платить его учителю.
Когда Орстер приезжал проведать их, он видел хмурые лица и мозоли, стертые до крови, — у братьев; видел старшую сестру замужем за нелюбимым — у нее и взгляд стал какой-то обреченный и равнодушный, как у рабочей лошадки… он видел младшую сестренку Джану, росшую дичком, потому что у матери с отцом и свободной минутки на нее не было…
Каждый раз… каждый раз такое… И сердце Орстера наполнялось гневом. Он считал, что жирный учитель, с которым ученикам было дозволено разговаривать только стоя на коленях, не стоит этого. О, сколько раз Орстер желал ему страшной и мучительной смерти! И сколько раз порывался уйти!..
Но мать говорила: "Учись, сынок, учись! Ты наше будущее. Однажды ты будешь богатым и счастливым, ты приедешь и заберешь нас в город. Ты выкупишь из немилого брака Твин, а Джана обязательно выйдет замуж по любви!.."
…Мрачные мысли нахлынули вновь и застучали кровью в висках…
Джана шагала впереди, ступая босиком по траве. Орстер шел в ботинках. Сними он их сейчас — и сразу стер и изранил бы непривыкшие ноги.
Чужак… горожанин…
— Хочешь, я возьму тебя с собой, Джана? — вдруг спросил Орстер.
— В город? — глаза девочки загорелись.
— Да. У моего учителя есть сад. Ты будешь помогать садовнику, а он научит тебя ухаживать за цветами и выращивать апельсины! — Орстер говорил с такой надеждой, что у него слезы на глазах наворачивались. Ведь в городе ему было еще хуже, чем здесь… там он тоже был чужаком… — По праздникам мы с тобой будем смотреть фейерверки и танцевать!
— Я хочу! — Джана бросилась к брату и обняла его за шею…
Родители согласились сразу. Они были рады, что хотя бы Джана вырвется в город… поэтому к концу лета Орстер уезжал не один.
…Джана наизусть помнила все, что говорили о Городе Колонн, но все оказалось совсем не так.
Прекрасные богатые кварталы с бассейнами, пальмовыми садами и удивительными домами располагались высоко на холме, а вот квартал, где жил в подвальчике булочной ее брат, был грязным, с тесными улочками, и ни единой травинки не росло между тяжелыми булыжниками мостовой…
Зато сад учителя Орстера был прекрасен, будто Роща Эльфов из сказок. Орстер давно подружился с садовником, своим ровесником, поэтому тот с радостью принял Джану в ученики, поверив другу на слово. Кроме нее у него был еще ученик — мальчонка по имени Олор.
Садовника звали Чант, но ученики обращались к нему "Мастер Чант". Для них у садовника был небольшой домик — пристройка к его собственному, прямо с краю сада, с видом на апельсиновые деревья.
…Что до Орстера, то жизнь его стала куда светлей с этого дня. Ему было уже не так одиноко, а улыбающаяся Джана наполняла сердце счастьем и гордостью.
…Были и фейерверки, и танцы по праздникам, и фрукты, что сестренка приносила в каморку брату.
Словом, жизнь…
…Из всех цветов в саду больше всех Джана любила розы.
Однажды, когда пророчили стаю бронзовок на сады Города Колонн, Чант подошел к чудесным розовым кустам с едким опрыскивателем и остановился в замешательстве. Он знал, что розы будут болеть после этого, а они были такие красивые…
— Мастер Чант, — сказала подошедшая Джана, — не надо их брызгать. Я скажу бронзовкам их не трогать.
— Не болтай чепуху! — сурово сказал Чант.
— Вы посмотрите, — девочка показала ему сидящую на листе розы бронзовку, потом невнятно пробормотала что-то, и жучок улетел, а за ним и другие, которых они сначала не заметили.
Удивленный садовник уронил на землю опрыскиватель…
И, когда по всем садам прошлись челюсти тысяч и тысяч зеленых жуков, его сад остался единственным, где не пострадал ни один листочек… на следующий день хозяин Чанта уже продавал розы на вес золота…
Чант не смог утаить своего секрета. О его маленькой ученице все равно узнали, и даже сам король заинтересовался.
Однажды за Джаной пришли и увели ее во дворец. Если король чего-то хочет, он и спрашивать не будет своих подданных, это ниже его достоинства…
Орстер не мог ничего сделать. Чант так вообще велел ему порадоваться за сестру…
…Джана жила во дворце, как в золотой клетке. Ей запрещалось даже выходить в город.
Каждый праздник она смотрела теперь из окошка. А брата видела только однажды — он прокрался к стене замка и помахал ей рукой. Стражники заметили его и увели… Больше Орстер не приходил…
…Королевские сады цвели. Город Колонн прославился чудесными розами на весь материк. С и без того совершенными королевскими цветами Джана творила чудеса. Розы послушно меняли окраску, размер и форму, если она их просила. И ни один жук не дотрагивался до их лепестков. Город Колонн стали звать Городом Роз…
Так прошло десять лет. В золотой клетке из крохотной девчушки выросла красивая девушка, только очень грустная. Все слуги жалели ее и были ей добрыми друзьями.
Библиотекарь всегда рассказывал ей самые добрые легенды, звездочет говорил с ней о звездах и гадал по ним ее судьбу, а один молодой стражник и вовсе влюбился в нее без памяти, только вот Джана считала его просто другом.
Однажды он принес ей тайное письмо. "Милая моя, — сказал он, — как прочитаешь, сожги его, иначе король велит казнить нас обоих!"
Когда Джана развернула свиток, из него выпорхнула маленькая изумрудная бронзовка и села девушке на ладонь.
— Лети, жучок, — сказала она по обыкновению, но жучок не послушался… это было очень странно…
А письмо гласило: "Я создал подобие живого из металла и изумрудной пыли. На твоей ладони сидит маленькая машина, потому эта бронзовка и не слушается тебя… Я не зря учился эти десять лет, Джана. Сегодня вечером я заберу тебя домой… Твой брат Орстер…"
Вечером Джана услышала жужжание за окном, будто тысяча бронзовок поднялась в воздух — и вдруг через подоконник перемахнул Орстер. Он повзрослел, возмужал и очень изменился, но Джана узнала его и бросилась обнимать брата.
— Пойдем домой, малыш, — сказал Орстер, увлекая ее за руку к окну, где за занавесками что-то жужжало.
— Но ведь здесь очень высоко! — испугалась Джана.
Тогда Орстер молча откинул занавеску — и Джана увидела, что за окном висит в воздухе гигантская бронзовка с большим креслом на спине, из подлокотника которого торчат рычаги.