- Что вы привязались к нему! – рявкнул Рихан, уже не сдерживая злость. – Вытащили из койки ни свет, ни заря, едва в задницу не залезли и еще допрашиваете!
- Верующий всегда должен быть готов ответить храму и его слугам! – возвысил голос Юлий. – В любое время! Поучитесь смирению, герцог, и уважению! Мальчик, ложь это грех, не забудь об этом, на всякий случай. Большой грех.
- Я не лгал вам, – вскинул голову Кристиэн, отступая к Рихану, как к единственной тут защите, супруг взял его за руку.
Все-таки дрожит. Пусть думают, что от холода и стыда, лишь бы убрались скорее! Рихан готов был уже сам выкинуть монахов в окно, ко всем демонам.
- Ладно, мы не станем задерживать вас и себя, к вечеру надо поспеть бы, – заторопились братья, понимая, что разговор с ними закончен.
- А может, вы позавтракаете с нами? – ощерился Рихан, являя собой карикатуру на гостеприимного хозяина. – Сегодня вроде постный день, но у нас хороший стол.
- Нет, увы, – развел руками Йорген, – миряне могут себе позволить больше, чем мы, слуги богов. Пусть нас проводят. Мы рады, что тут живет счастливая пара. До свиданья.
«Уматывайте!!!»
Рихан подождал, пока внизу хлопнет дверь за непрошеными гостями, испоганившими все утро. Нервно перебрал пальцы Кристиэна, все еще держа его ладонь.
- Ты не сказал им правду… – почти шепотом сказал Рихан, обращаясь даже не к Кристиэну, а больше к себе, не отпуская младшего.
Кристиэн выдернул руку с неожиданной для него быстротой, словно отбросил змею.
- Я совершил грех, сайэ Рихан! Ложь это великий грех!
Накинул на себя рубаху и вышел из комнаты, а Рихан даже не остановил его, так и оставшись стоять посреди спальни.
Кристиэн запер дверь на небольшой засов, едва удерживая рукоять в руках, так они дрожали, стащил с себя рубаху и не глядя кинулся в бадью с нагретой водой. Ее грели утром, готовясь к пробуждению обоих герцогов, старшего и младшего, наливали невысокую широкую бадью. Опустился почти на дно, обхватив себя за плечи.
Я совершил грех снова! Почему?! Почему не сделал того, о чем думал эти месяцы, о чем плакал под плетью и ударами супруга?! Ведь он же хотел, чтобы кто-нибудь сжалился и забрал его из этого жуткого дома с жестоким хозяином! Предал сам себя, не зная, как объяснить себе самому, чем оправдаться перед собой. Да и солгал он уже второй раз перед ликом храмов, кто же из богов простит ему такое святотатство? За что ему такое, в чем он провинился?!
Заперто! Рихан еще раз дернул дверь на себя – тренькнул замок. Что он там может делать?!
- Кристиэн! Открой, живо! – приказал Рихан, снова дергая дверь, уже трещавшую. – Быстро! Кристиэн!
Казалось, голова разрывается от вопросов и тревоги. Почему он солгал?! Ведь слепому ясно, что котенок не привык и не привыкнет к своему супругу, не говоря уж о любви. Ведь за грубое изнасилование и чрезмерное избиение младшего могут наказать по разному, вплоть до развода и тюрьмы, котенок отлично должен об этом помнить. Наверняка имперские жрецы напели ему это в очаровательные ушки. А ведь он тогда едва не убил мальчишку, теперь Кристиэн повел себя так, словно сам принадлежал старой вере, соблюдая все каноны и подчинившись супругу по доброй воле. Или…
Рихан даже дышать перестал от страшной мысли. Нет! Не позволю! Не сметь, гаденыш!
Он с размаху, со всей бешеной силой просто вышиб дверь купальни.
Жив. Герцог остановился, чтобы дать поверить своим глазам, успокоиться. Рихан потер разбитое плечо. Жив. Маленькая фигурка с прилипшими к спине черными прядями скорчилась в бадье, плечи вздрагивают. У котенка просто истерика, очередная истерика. Неужто уже сожалеет?
- Ну, что ты снова ревешь? Они еще недалеко уехали, если быстро побежишь, то нагонишь! – Рихан постарался, чтобы голос звучал спокойнее.
Кристиэн расслышал это и сердце вновь зашлось от жгучей обиды. Ничего и никогда не изменится – над ним снова лишь насмехаются.
Мальчик вскинул голову и в мокрых, заплаканных насквозь глазах Рихан увидел то, что боялся больше всего – разочарование. Если сейчас не сделать ничего, то будет поздно. Котенка не вернуть.
Он опустился в воду в чем был, в уже остывающую, отвратительную воду.
- Не плачь, не реви. Ну? – он неловко прижал к себе Кристиэна, чтобы тот уткнулся лицом в намокшую рубаху, обнял за плечи, чувствуя, как дрожит младший. – У тебя был шанс, а ты его упустил. Неужто я настолько тебе омерзителен? Стараюсь, видишь, как оно получается, котенок? Мне нравится, что ты со мной, но как угодить – не знаю. Ты слишком холоден, когда со мной ночью, наверно и я виноват. Да и надо же мне было выбрать из всех, именно храмового прирожденного танцора! Ты же был предназначен для этого, нежен, целомудрен, а твоя тупая мамаша с ненасытным братцем не разобрались. Маленький посредник. Для имперцев хорошо, когда они живут у них и не жалуются. А у меня ты все время плачешь. Один из вас ненавидел меня, второй как чужой. Что же тебя так пробрало то, а?
Рихан уже говорил сам для себя, не думая о том, слушает ли его младший и понимает ли? Хватит ему считать, что старший бесчувственен, просто он не ноет, а терпит.
Рихан бесполезно пытался согреть супруга, ощущая как содрогается в спазмах Кристиэн, юношу трясло от рыданий.
Словами тут уже не оправдаться. Рихан вытащил мокрого и бессильного Кристиэна из воды, укутал в простыню.
- Срыв. Бывает, – пожал плечами лекарь. – А уж тем более с ним. Он у вас, господин Рихан, и без того нервный чересчур. Сейчас пусть выспится, я ему покрепче настойки дал, и лучше не тревожить пока.
- Истерик. Почему? – спросил Рихан, озабоченно рассматривая спящего супруга, которого едва удалось привести во вменяемое состояние. Измученное личико, под глазами покрасневшая от слез кожа.
- Это вы меня спрашиваете? – изумился лекарь.
Жуть. Рихан чувствовал себя так, словно объездил дикую лошадь. Сел в кресло, чтобы самому успокоится, и подумать. Выпил горячего меда. Кристиэн бился у него в руках, рыдал, сбивчиво икал от судорог в горле, вырывался, что-то кричал о грехе и молитве. Хорошо, лекарь подоспел вовремя, истерики герцог успокаивать совсем не умел. Котенок учудил, так учудил. Еще бы понять – зачем? Явно не из-за любви к супругу. Боится своих богов? Возможно, слишком набожен иногда, через край. Вспомнить только тот злополучный спектакль с самоублажением. Котенок может и бояться развода. А что? Тоже версия. В самом худшем случае для Рихана, если его лишат Кристиэна – идти котенку некуда. Сыновней любовью он не блещет, письма домой ни разу не отослал, ну впрочем и ему не писали. Чертова семейка. Не ждут его там, явно, кому он нужен нищим. Хотя Кристиэн не из тех, кто задумывается, откуда берутся деньги. Котеночьи нужды крайне скромны для положения младшего герцога, тут не придерешься, но вряд ли он даже знает, сколько стоят его краски, не говоря, например о бархатных сапожках. Тогда зачем ему это было надо? Малыш вряд ли знает о том, что возможно спас супруга от тюрьмы или виселицы. Быть еретиком в империи гораздо хуже, чем подонком.
Рихан все же выехал в лес. Не мог сидеть взаперти – умом тронуться можно от этих мыслей. Будь прокляты эти монахи!
Теперь бы им пережить исповедь…
Кристиэну незаметно исполнилось девятнадцать. Незаметно, так как точного дня рожденья он не знал, только то, что в конце зимы появился на свет, так рассказывал ему отец. А праздники по этому поводу устраивали только аристократы. Поэтому Кристиэн стал старше, сам не заметив этого.
После визита злополучных монахов в их с Риханом жизни изменилось немногое, но Кристиэн стал чаще ловить на себе изучающий взгляд супруга. Серо-зеленые глаза герцога подолгу смотрели на него, словно спрашивая, что еще таится в младшем супруге такого, о чем не догадывается старший. Что прячет Кристиэн Рихан Айэ в своей хорошенькой головке?
В один из дней супруг вдруг преподнес ему подарок – невероятной красоты шелковый платок. Такие уборы носили младшие мужчины юга империи, закрывая голову от палящего солнца и нескромных взглядов. Кристиэн ласкал пальцами нежную ткань, улыбаясь и представляя, как алый с золотом шелк укроет его косы. Рихан так и не смог изменить своему характеру, ехидно заметив при вручении подарка, что кроме роскошных волос, изнеженные южные юноши прячут под платком еще и лица, чтобы солнце не старило кожи и прохожие не глазели на чужую красу.
- Вот. В довесок дали, – Рихан протянул золотую заколку. – Примерь, попробуй. Полностью только.
Кристиэну не составило особого труда обернуть на голове ткань так, чтобы она легла, закрыв косы, красивыми складками украсила плечи, подчеркнув золото кожи, уголки он заколол около виска, закрыв и лицо, так, чтобы оставить среди шелка только карий взгляд.
Рихан затаил дыхание. Да, с подарком он не ошибся, но с Кристиэном в этом подарке лучше из дома не выходить. Вещь, чье назначенье подчеркнуть скромность, сыграла с супругами злую шутку. Разве что-то может быть притягательнее и возбуждающе, чем эти темные глаза в обрамлении блестящей струящейся алой ткани с золотыми всполохами, длинные ресницы, отбрасывающие тень? А как не тронуть плечика, которое ласкает волна шелка?
- Слов нет. Снимай все, кроме этого, – хрипло приказал Рихан.
Кристиэн едва слышно вздохнул под шалью. Кажется, Рихан хочет его постоянно в последнее время – весне еще всего лишь несколько дней, а старший уже не знает удержу в постели. Наверное к лету Кристиэн не будет успевать даже одеваться.
- Будешь носить только дома, при мне! Или просто закрывай косы, когда я прикажу! – велел Рихан, стискивая ему плечи под тканью. – Откинься на спинку! Осторожней! Смотри на меня!
Герцог и сам дивился тому, что с ним происходит. Толи на котенка действовала весна и он стал еще краше, войдя в самый сладкий возраст юности, но один его вид вызывал нестерпимое желание, постоянное. Жаль, не обоюдное. Рихан гнал от себя мысли о том, что младший лишь терпит его в себе, с радостью ждет, пока супруг удовлетворится и отстанет. Делает в постели только то, что прикажет и в головенку даже не придет мысль поцеловать самому. Сколько можно? Кристиэн никогда не простит ему первой брачной ночи, но ведь и его вина в том есть, слишком пуглив и несговорчив. Словно не знал, зачем его взяли в супруги. Простить, может и простит, но забыть никогда не сможет. Вспоминает каждый раз, когда старший касается его. Рихан с тех пор несколько раз напаивал Кристиэна вином, но это не лучший способ пробудить в котенке чувственность. Так и споить недолго. Но результат был – забывшийся хмельной мальчик был очарователен и отзывчив.
- Ты сумеешь нарисовать себя? Таким? – Рихан толкнулся глубже, наслаждаясь теснотой узкого тела, стоном, что выдохнул Кристиэн. Вынул заколку из ткани и она скользнула по плечам, стекла на пол.
- Я попробую, – кротко улыбнулся Кристиэн. – Других рисовать проще.
- Не попробуй, а сделай! Летом мы снимем дом в Приморье. Не у твоих родичей. Хочешь?
День ото дня Рихан становился все мрачней и мрачней. Он заставил Кристиэна перечитать весь молитвенник наново, заучивать текст наизусть и проверял, открывая толстую книгу наугад.
- Это не так произносится! – резко оборвал герцог очередной урок, Кристиэн постоянно путал старые и новые имена богов, да и от волнения в голосе юноши мельтешил приморский акцент.
- Но так же говорят в храмах! – редко возражал Кристиэн.
- Не твое дело, что там говорят! Запомни, как надо говорить правильно! И не думай даже об этом! Завтра нам рано ехать, успей собрать вещи. Одежду возьми темную и без узора.
В эту ночь они не занимались любовью, вернулись из бани, Кристиэн лишь расчесал свои и рихановы волосы и супруги легли спать. Рихан сгреб младшего себе под одеяло, уткнувшись подбородком в черную макушку
====== Глава 9 ======
В дороге Рихан молчал, сидел прикрыв глаза. Кристиэн же опасался лезть с вопросами, сначала смотрел в окно, но там не было ничего интересного – всего лишь чуть тронутая еще слабым теплом снежная целина. И дрема вскоре смежила ему веки. Он возился, силясь уснуть в неудобной карете, но Рихан молча обнял его и помог устроиться, Кристиэн положил голову на колени супругу, подобрал под себя ноги и уснул.
Постоялый двор тоже не произвел на юношу впечатления, они приехали поздно ночью и полусонный и измятый Кристиэн отказался от ужина, мечтая вытянуться на кровати и отдохнуть. Рихан велел проводить его в нанятые апартаменты, распорядившись охране, чтобы за комнатой был самый пристальный надзор и заказал себе ужин.
До смерти хотелось повернуть домой, в усадьбу, наплевав на все. Но, ему не простят, Рихана грызло дурное предчувствие, тянуло грудь, он хмуро ковырял жаркое. Муторно на душе. Герцог оставил так и не доеденное мясо, купил кувшин горячего вина с медом и поднялся к себе. Наверное котенок еще не спит, можно поговорить хотя бы с ним, а если спит, то просто погреться рядом, слушая живое дыхание. Интересно, он чувствует беспокойство или просто покорно, не думая, едет в ту бездну, в которую тащит супруг?
Завтра у нас будет трудный день.
Удача улыбнулась ему. Кристиэн вертелся на мятых простынях, не в силах уснуть, сон в дороге все-таки не прошел даром.
- Вот и отлично, что не дрыхнешь. Хватит ерзать, – сказал Рихан, зажигая свечи принесенным огарком, – иди сюда.
Вино он плеснул щедро, сдобренное пряностями и медом.
- Выпей со мной. Сегодня не праздник, но можно, – сказал герцог, подавая супругу глиняную чашку.
Кристиэн с удовольствием проглотил пряную жидкость, принюхался.
- Можно ли мне спросить, сайэ Рихан? О чем вы так тревожитесь? – едва улыбнулся Кристиэн, катая на языке вино.
- Какой у меня воспитанный котенок стал, – рассмеялся Рихан. – Скажу тебе больше, я боюсь.
Кристиэн замолчал и вино сразу потеряло свой вкус. Как реагировать на такое признание? Но Рихан успел раньше:
- Знаешь, котенок, когда из тебя будут вынимать душу, любой испугается. Тебе может и будет легче, на тебе грехов немного, взять то толком и нечего. Да может и ты найдешь, что им ответить, ты у нас монахов хорошо успокаиваешь. И так почему же ты не сказал правда им, кстати? И мне не раскрыл потом.
Рихан был непривычно спокоен и тих, и Кристиэн опасался все больше, наверное лучше бы супруг сердился.
- На мне есть грехи, сайэ Рихан, – мальчик чувствовал, что пьянеет и слова текли сами собой. – Я пытался исправить один из своих проступков. Я дал вам клятву в храме, тогда не веря в нее. Но я признал вас старшим, и теперь стараюсь ее сдержать.
- Ты расчетлив, котенок, – опостылевшее прозвище резало Кристиэну ухо. – Так ты пытался одним грехом замазать другой? Какой больше перевесит? Торгуешься с судьбой или мной? Немного выгадаешь, – Рихан приподнял лицо Кристиэна, запылавшее от вина и стыда, кончиками пальцев, заглянул в глаза. – Ты уверен, что не просчитался, выбрав жизнь со мной, а не свободу? Что стоило рассказать им о том, как я первый раз овладел тобой?
- Я не знаю, что такое свобода, – ответил Кристиэн, отводя взгляд. – Я даже не знаю, чем отличаюсь от раба. Я принадлежу вам полностью, вы заплатили за меня немалые деньги, вы вольны наказывать меня и миловать. И я сам прилюдно на это согласился.
- Вот даже как, – невольно присвистнул Рихан. – Ничего себе, речи у нас! Но говори, мне интересно уже. Твои родители считают, что выгодно тебя пристроили. На твоем месте мечтали бы оказаться тысячи, по всей стране. Ты сыт, одет, обут, твои ручки не измараны работой, да и звание младшего герцога тоже чего-то стоит.
- Но выбрали вы не их, тех, кто мечтал, а меня. Я бы хотел спросить, чем так привлек. Если можно.
- Ты идешь по самой кромке, котенок. Но с тобой интересно разговаривать стало, не только плачешь. Я, по-моему, это уже тебе говорил, почему выбрал тебя, и не раз. Из тех, что предлагались той весной – ты лучший. Не вешался ни на кого, а ждал своей участи. Юн, девственен, весьма хорош собой, да и на личике так и написано: «Ах, не обижайте!». Ну разве такой ублюдок, как я, мог пройти мимо? Откровенность за откровенность, котенок. Я тебе совсем отвратителен?
Кристиэн испуганно прянул в сторону, уже понимая, что его ждет, в любом случае, промолчит он или ответит.
- Мнешься, Кристиэн, да? Думаешь, как бы сторговаться, чтобы не огрести по роже? Или снова разревешься как баба? По-моему, боги, когда творили тебя, думали о девке.