Часа через полтора по стенам большой палатки задвигались тени. А еще через несколько минут изнутри откинули полог, и из шатра неторопливо стали выходить люди, переговариваясь и вновь заглядывая обратно. Последние двое задержались на пороге, все еще не закончив разговора с оставшимся внутри.
Двое у входа расступились, лица их были обращены внутрь шатра. До меня донеслись звуки разговора, но слов я разобрать не мог. Наконец я сумел различить того, с кем они говорили. Свет был у него за спиной, офицеры заслоняли его от меня, я видел только, что он худой и очень высокий.
Наши часовые замерли – похоже, один из двоих офицеров и был упомянутым капитаном. Я, не отрывая от них глаз, внутренне приказывал им расступиться, чтобы можно было наконец разглядеть их предводителя.
Еще немного, и вышло по-моему, а еще через миг – он сделал шаг вперед.
Сперва мне показалось, что полумрак подшутил надо мной… Нет! Он снова шагнул, и какое-то мгновение никто не загораживал его от меня. У него не хватало правой руки, чуть ниже локтя. По количеству бинтов я понял – рана совсем недавняя.
А потом он повел вниз левой рукой, остановив ее на порядочном расстоянии от тела, обрубок правой при этом дернулся. И что-то шевельнулось в моей памяти. Длинные каштановые волосы его прямыми прядями спадали на плечи, я увидел очерк скулы…
Он вышел из шатра, дуновением ветра плащ отнесло вправо. Желтая рубашка была заправлена в коричневые брюки, плащ пламенел оранжевым цветом. Неестественно быстрым движением левой руки он поймал плащ за край и дернул, чтобы прикрыть культю.
Я быстро встал, и голова его резко повернулась ко мне.
Наши взгляды встретились, на несколько биений сердца мы застыли в неподвижности.
Оба офицера тоже повернули головы, он отстранил их и, широко шагая, направился ко мне. Ганелон заворчал и стал подниматься во весь рост. Наши стражи тоже застыли от изумления.
Он остановился в нескольких шагах, внимательный взор скользнул по мне. Он редко улыбался, но на сей раз губы его слегка дрогнули.
– Пойдем со мной, – сказал он и повернулся к палатке.
Мы последовали за ним, оставив свои пожитки.
Взглядом он отпустил обоих офицеров, остановился у входа и пригласил нас войти. Пропустил вперед и вошел следом, задернув за собой полог. Я заметил скатку с постелью, столик, скамьи, оружие, походный сундук. На столе светила масляная лампа, лежали книги, карты, стояли бутыли и чаши. На сундуке мерцала еще одна лампа.
Он пожал мою руку и снова улыбнулся.
– Корвин, – сказал он, – и еще живой.
– Бенедикт, – ответил я, улыбнувшись, – и еще дышащий. Чертовски давно не виделись.
– Действительно. Кто твой друг?
– Его зовут Ганелон.
– Ганелон, – повторил он, кивнув, но не подавая руки.
Затем подошел к столу, налил три чаши вина, протянув одну из них мне, другую Ганелону, а третью взял сам.
– Твое здоровье, брат, – произнес он.
– И твое.
Мы выпили.
– Садитесь, – он показал нам на скамьи, а сам уселся за стол. – Добро пожаловать в Авалон.
– Благодарю вас… Хранитель.
Бенедикт скривился.
– Впрочем, прозвище мной вполне заслужено, – сказал он ровным голосом, продолжая изучать мое лицо. – Хотелось бы знать, мог ли их предыдущий Хранитель сказать то же самое.
– Это было не совсем здесь, – ответил я, – и, как мне кажется, он мог.
Бенедикт пожал плечами:
– Конечно. Но довольно об этом! Где ты был? И что делал? И почему явился сюда? Расскажи о себе. Мы так давно не встречались.
Я кивнул. К несчастью, фамильный этикет требовал, чтобы я ответил сперва на его вопросы, а потом уже задавал свои. Он был старше, и я – пусть случайно – вторгся в область его интересов. Не то чтобы мне не хотелось быть с ним вежливым, он принадлежал к числу тех немногих моих родственников, кого я уважал. Более того, Бенедикт мне всегда нравился. Просто мне не терпелось повыспросить его. Как он и сказал, мы не встречались так давно!..
И что можно ему поведать? Я даже не представлял, на чьей стороне он теперь, и уж вовсе не хотелось мне случайным и неловким словом намекнуть на причины его длительного самоустранения из Амбера. Следовало начинать с какой-нибудь нейтральной темы и быть настороже во время нашего разговора.
– Ну, уж как-нибудь начинай, – догадался он, – неважно с чего.
– Начал может быть много, – ответил я. – И трудно… Пожалуй, начну с самого начала. – И пригубил вина. – Да, – добавил я решительным тоном, – так будет проще всего… хотя припомнил я все это сравнительно недавно…
Итак, через несколько лет после победы над Лунными всадниками из Генеша и твоего отбытия у нас с Эриком произошла крупная ссора – как всегда, из-за права наследования. Папаша снова забурчал об отречении, но преемника не называл. Тут же ожили прежние распри, стали выяснять, кто более законный наследник. Конечно, и ты, и Эрик старше меня, но Файелла, наша с Эриком мать, была его женой после смерти Климнеи, и…
– Довольно! – рявкнул Бенедикт, грохнув рукой по столу так, что тот треснул.
Лампа вздрогнула, расплескалось масло, но каким-то чудом она не перевернулась. Полог моментально отдернулся, в палатку заглянул встревоженный часовой. Бенедикт сверкнул глазами, и он исчез.
– Я не желаю более слушать разговоры о нашей взаимной незаконнорожденности, – тихо выговорил Бенедикт. – Эти непристойности – одна из причин, которые заставили меня устраниться от наследования. Будь добр, продолжай без дальнейших отступлений в этом направлении.
– Ну хорошо… – Я слегка кашлянул. – Как я уже говорил, вопрос вызвал у нас горячий спор. И однажды вечером спор зашел дальше слов. Мы подрались.
– На дуэли?
– Ничего столь формального. Точнее это можно было бы назвать взаимным желанием убить другого. В любом случае дрались мы долго. В конце концов Эрик одолел и захотел стереть меня в порошок. Чуть забегая вперед, я должен добавить, что все это мне удалось припомнить только пять лет назад.
Бенедикт согласно кивнул.
– Могу только предполагать, что случилось, когда я был без сознания, – продолжал я. – Эрик не стал убивать меня… Очнулся я в Тени Земля, в месте, именуемом Лондоном. Вокруг свирепствовала чума, но я справился с нею. Когда я выздоровел, ничего, что произошло до Лондона, я не помнил. Столетия провел я в этом теневом мире, пытаясь понять, кто я. Я прошел по всем его дорогам, чаще всего в составе той или иной армии. Посещал университеты, разговаривал с тамошними мудрецами, обращался к знаменитым врачам. Но нигде не мог отыскать разгадки своего прошлого. Было ясно, что я не такой, как все, и мне пришлось тщательно скрывать это. Я был разъярен: я мог добыть все, что пожелаю, кроме того, в чем нуждался больше всего, – кроме моей памяти, моей личности.
Годы прошли, но гнев и тоска по себе не угасли. Я получил травму головы в автокатастрофе и вдруг начал что-то припоминать. Это было пять лет назад. Ирония судьбы заключается в том, что есть все основания видеть за дорожной аварией руку Эрика. Флора все время жила на этой призрачной Земле, приглядывая за мной.
Однако возвратимся к моим предположениям… Должно быть, Эрик в последний момент сдержал себя: он желал мне смерти, но не хотел, чтобы ее могли приписать ему. Потому-то он и забросил меня в Тень, в такой мир и такое место, где меня ожидала быстрая и почти неминуемая гибель, – несомненно, чтобы иметь возможность, вернувшись домой, сказать: дескать, Корвин в гневе отбыл и бормотал по пути, что не желает возвращаться. В тот день мы вдвоем охотились в Арденском лесу…
– Странно, – перебил меня Бенедикт, – чтобы в подобных обстоятельствах двое соперников решили поохотиться вместе.
Я пригубил вина, усмехнулся и ответил:
– Быть может, все было несколько занимательнее, чем я рассказываю. Возможно, мы оба обрадовались представившейся нам возможности поохотиться вдвоем… без свидетелей.
– Понятно, – произнес он. – Значит, все могло быть и наоборот?
– Ну, – ответил я, – трудно сказать. Не думаю, чтобы я зашел так далеко. Конечно, я говорю это сейчас, все мы меняемся. А тогда?.. Быть может, я обошелся бы с ним не ласковей. Утверждать не берусь, но не исключаю.
Бенедикт кивнул, а мимолетная вспышка гнева сменилась во мне удивлением.
– К счастью, я не собираюсь оправдывать свои поступки, – продолжал я. – Потом я догадался, что Эрик, конечно, все время следил за мной… Сперва он был разочарован, что я уцелел, однако удовольствовался тем, что отныне я безвреден. Поэтому велел Флоре приглядывать за мной, и повсюду воцарился мир. А потом, должно быть, папаша отрекся, не уладив вопроса о престолонаследии…
– Черта с два! – отвечал Бенедикт. – Не было никакого отречения. Он просто исчез. Однажды утром его не оказалось в собственных покоях. Кровать даже не была смята и никакой записки. Вечером отец вошел туда, это видели, но чтобы он куда-то отбыл – свидетелей не нашлось. Сперва это никому не показалось странным. Все решили, что он снова отправился в Тень, должно быть, за новой невестой. И только потом, через достаточно долгое время, начали подозревать в этом либо чьи-то козни, либо новый способ отречения.
– Я не знал этого, – ответил я. – Твой источник информации, похоже, намного ближе к центру событий, чем мой.
Бенедикт кивнул, подлив масла в огонь моих подозрений относительно того, с кем он имел дело в Амбере. Похоже, в то время он был настроен в пользу Эрика.
– А когда ты сам был там в последний раз? – попробовал я изменить ход разговора.
– Чуть больше двадцати лет назад, – ответил он. – Но я постоянно поддерживаю связь.
И никто даже не упомянул мне об этом! Бенедикт, конечно, знал, что эти слова будут для меня предупреждением или угрозой. Конечно, колода с полным набором Козырей у него была. В уме я развернул их веером и лихорадочно вгляделся в лица. Рэндом совсем ничего не знал о местонахождении Бенедикта. Бранд уже давно пропал; скорее всего заточен в каком-то весьма неприятном месте и не может сообщить о себе в Амбер. Быть в контакте с Флорой Бенедикт явно не мог, да и она тоже до недавнего времени находилась в Царстве Теней. Ллевелла была в Ребме, Дейдра тоже, да и в Амбере в то время она была не в чести. Фиона? Джулиан говорил мне, что она где-то на юге. Точнее он не знал. Кто загнал ее туда?
Оставались сам Эрик, Джулиан, Джерард и Каин. Вычеркнем Эрика. О мнимом отречении папаши он не стал бы говорить так, как Бенедикт это воспринял. Джулиан поддерживал Эрика, но имел и собственные интересы на лучшую участь. Он мог поделиться сведениями, если видел в этом выгоду для себя. То же самое относилось и к Каину. С другой стороны, мне казалось всегда, что для Джерарда благополучие Амбера важнее, чем то, кто занимает престол. Он не слишком симпатизировал Эрику, а когда-то даже собирался помочь мне или Блейзу против него. С его точки зрения, осведомленность Бенедикта о событиях была чем-то вроде страхового полиса для всего Королевства. Вне сомнения, сообщил ему кто-то из них троих. Джулиан ненавидел меня, Каин не проявлял ко мне ни особых симпатий, ни антипатий, а с Джерардом нас связывали теплые воспоминания детства…
Я должен был немедленно понять, кто это, а Бенедикт, естественно, не собирался мне помогать, ничего не зная о моих нынешних намерениях. Его связь с Амбером могла быть опасна для меня или полезна – все зависело от того, куда тянулась связующая нить. Она была и мечом, и щитом Бенедикта, и я почувствовал себя уязвленным оттого, что он так быстро прибег к этому оружию. Я предпочел считать, что чрезмерную осторожность вызвала свежая рана – ведь сам я не подал ему ни малейшего повода для беспокойства. А потому мне следовало проявить особую осторожность – печально было сознавать это, встретив брата через столько лет.
– Интересно, – сказал я, задумчиво поглаживая кубок. – Похоже, что все несколько поторопились.
– Не все, – ответил Бенедикт.
Я слегка покраснел и сказал:
– Извини.
Он отрывисто кивнул:
– Будь добр, продолжай свой рассказ.
– Далее цепь предположений, – сказал я, – приводит меня к выводу: когда Эрик решил, что трон пустует уже достаточно долгое время и наступила пора действовать, ему показалось, будто амнезии для меня мало и все мои возможные претензии следует вырвать с корнем. Тут-то он и устроил мне на теневой Земле ту аварию, что должна была покончить со мной. Но вышло все наоборот.
– Почему ты так думаешь? Быть может, это только твои подозрения?
– Флора почти признала это, когда у меня появилась возможность повыспросить ее, с учетом ее собственного участия во всем, конечно.
– Очень интересно. Продолжай.
– Простой удар по черепу сделал то, чего не сумел сделать и сам Зигмунд Фрейд, – сказал я. – Память стала возвращаться сперва понемногу, а потом все быстрее, в особенности после встречи с Флорой, которая помогала мне многое припомнить. Я сумел обмануть ее: сестрица решила, что память ко мне возвратилась полностью, и говорила обо всем: о людях и вещах. А потом появился Рэндом, от чего-то спасавшийся.
– Спасавшийся? От чего? И почему?
– От каких-то странных тварей из Теней. А почему – я так и не узнал…
– Интересно, – промолвил Бенедикт, и я вынужден был согласиться.
Я часто думал еще в своей камере – почему вдруг на сцене оказался преследуемый фуриями Рэндом? С того момента, как мы встретились, и пока не расстались, нас обступала опасность. Я был поглощен своими делами, а он молчал о причинах своего внезапного появления. Все эти мысли пришли мне в голову, конечно, сразу, но я не был тогда уверен, что за его появлением что-то кроется, и потому пустил все на самотек. Последующие события заслонили тайну, но я не забыл – и тогда в камере, и сейчас в компании Бенедикта. Интересно? Безусловно. И небезопасно.
– Я попытался использовать Рэндома, – продолжал я. – Он решил, что я добиваюсь трона, а я всего лишь пытался вспомнить себя. Он согласился доставить меня в Амбер и выполнил свое обещание. Почти… – поправился я. – Мы попали в Ребму. Там-то я и признался ему в моем истинном состоянии, и он предложил мне пройти Образ, чтобы полностью восстановить память. Возможность была под рукой, я воспользовался ею и таким образом перенесся в Амбер.
Бенедикт улыбнулся:
– Должно быть, ты несколько огорчил Рэндома.
– Ну, петь от счастья ему было не с чего, – ответил я. – По приговору Мойры он вынужден был жениться – она выбрала для него слепую девушку по имени Виала – и не покидать жену раньше чем через год. Рэндом остался там, а потом я узнал, что он исполнил все требования. Дейдра тоже была там – она бежала из Амбера, и мы встретили ее по дороге в Ребму и попали туда втроем. Там она и осталась.
Я допил вино, и Бенедикт кивком указал мне на бутыль. Там почти ничего не осталось, и ему пришлось достать из сундука непочатую, после чего мы налили по новой. Я глотнул. Вино было явно получше, чем в первой бутыли. Видно, из его личных запасов.
– Во дворце, – продолжал я, – мне пришлось отправиться в библиотеку, где я отыскал колоду Таро. Но прежде чем я успел что-либо сделать, явился Эрик, и мы бились с ним прямо в библиотеке. Я сумел ранить его и, наверное, смог бы прикончить, но тут к нему подоспела помощь, а я был вынужден бежать. Я успел связаться с Блейзом, и тот укрыл меня в Тени. Остальное ты, должно быть, знаешь из собственных источников. Мы с Блейзом объединились, попытались атаковать Амбер и проиграли. Блейз упал с Колвира. Я бросил ему свою колоду, он успел поймать ее на лету. Насколько мне известно, тела его не нашли. Лететь к подножию долго, хотя прилив тогда был высоким. Не знаю, жив он или нет.
– И я тоже, – отозвался Бенедикт.
– Меня заключили в тюрьму, а Эрик короновался. Меня заставили участвовать в коронации, что позволило мне внести толику неразберихи в церемониал. Я сумел примерить корону себе на голову, прежде чем этот ублюдок – в генеалогическом смысле – вырвал ее у меня и возложил на собственную голову. А потом он велел ослепить меня и заточить в темницу.