— Бурыми?
— Да, от злости. Она ж с-с-су… замечательная женщина, пройти мимо спокойно не может, как в принципе жить: то лбами сшибет, то что-нибудь стащит у одного, а другому подкинет, то флиртует, то гоняет, то приказ какой-нибудь дурной отдаст, например, сегодня Вартану приказала отжаться 200 раз. Забавлялась девочка. А последние три дня подряд охранники у меня с желудком и головой мучились. Выяснилось, Анжина поэкспериментировала с лекарствами, в кофеек, в чай подлила — не жалея.
— Откуда у нее лекарство?
— Так в медчасть напросилась — голова, дескать, заболела.
— У клона?
— Да! Сами приказали все прихоти исполнять и не перечить… Отвел я ее, следил, а все равно как-то успела аптечку Косты обокрасть. Тот заикаться начал от переживаний.
— Н-да-а, — протянул Пит.
— Вот тебе и н-да! Между прочим, ты мне должен.
— Прощаю, — махнул тот ладонью.
— Не мечтай! — вытащил из кармана рубашки прозрачный пакетик и кинул мужчине. Тот поймал и выставил перед собой, разглядывая содержимое — с десяток мелких, серебристых шариков:
— Е-ё-о! — протянул, сообразив. — Где вязла-то?
— Лучше б озаботился — за что к пращурам тебя отправить хотела? — хмуро глянул на него Ричард. — Отказал?
Пит задумчиво поерзал в кресле:
— Не-ет…
Кирилл фыркнул: двусмысленность вполне в духе Пита. Мужчина покосился на него:
— Мы просто…
— Устроили пикник в городском парке, вследствие чего наступила экологическая катастрофа, и ты отказал Анжине во втором кормлении рыб.
Тот изобразил покаяние:
— Я ж не думал, что они булочки с тмином не любят.
— В таком количестве? Пруд в болото превратился!
— Дитё великовозрастное, — поджал губы король, бросив на друга уничтожающий взгляд.
— Ну, поворчи, поворчи. Что взъелись-то вообще, подумаешь, порезвились: песенки попели, мяч погоняли, рыбок покормили.
— Ага, а потом, увидев, что у рыб и животных началось несварение желудка, а у гуляющих проблемы со слухом и нижними конечностями, ты махнул клону ручкой, назначив свидание у фонтана на завтра. И она пришла, между прочим, час стояла. Ребята, конечно, порадовались, глядя на ее злую физиономию, а потом от души поплакали. До сих пор разгребаемся!
— Ладно, уговорил, зайду, извинюсь. А где она, правда, детонаторы взяла?
— Точно не знаю, но подозреваю последнего любовника. Он оружием занимается, взрывчатка, шокеры. Мы эти детонаторы по твоей спальне собирали, после того, как она изъявила желание букетик тебе в вазочку поставить. Выспался бы ты сегодня: лег бы и… цепная реакция. Любовника мы ее проверяем, советую внимание обратить — занимательная личность — талант, можно к спецподразделениям определить, пусть на дело работает, а не себе и нам во вред.
— Ладно, — согласился Рич.
— А вообще, по любовникам, — капитан вздохнул. — Сил моих нет, я себя сутенером чувствую — каждый день нового во дворец тащит. Это уже не королевская резиденция — бордель какой-то! Может, хватит ей позволять в грязи имя Анжины вываливать? Вы посмотрите, почитайте прессу — стыдоба! Да всех тошнит уже от ее эскапад!
— Ты любовников проверяешь?
— Естественно, — кивнул с сарказмом. — А кого еще? Да толк? Шваль одна! Двух наркоторговцев выявили — спасибо королеве! Потом поклонюсь… Один из свиты Паула…
— Подробней.
— Сын советника Сеяр Дьякс. 21 год. Туп, инфантилен, амбициозен, самолюбив. Трепло и дегенерат. Связи нулевые, кичливость зашкаливает. С таким не то, что Паул, мартышка связываться не станет. Уверен, Анжина специально его нам подсунула, чтоб не скучали — знакомых у малыша полгорода. И все на том же уровне — мостовая и ниже. Пока всех знакомых подняли, потом знакомых знакомых… Короче, побегали, а клон повеселилась, с-с-с…славная женщина! — и качнулся к королю. — Ричард, давайте прекращать эти связи, ни к чему хорошему они не приведут. Подумайте об Анжине, как ей отмываться потом?
— Оставь все как есть. Паулу нужно проникнуть сюда, а как он это сделает? Правильно — путь один открыт. Перекроем его, он будет искать другой и не факт, что мы раньше него поймем, какой. Понял? Продолжай отслеживать всех, кто вступает с ней в контакт. Рано или поздно, Паул пойдет этой дорогой — выхода у него не будет.
— Ребята вымотались.
— Знаю, Кирилл, но у нас нет ни времени, ни возможности на отдых.
— Ой, блин! — воскликнул вдруг Пит, уставившись в папку, что отдал ему Ричард. — Это что за фигня?!
— Это, друг мой, твоя часть работы. Нитка, которая, возможно, приведет нас к логову Паула. Ты хотел действовать — вот и дерзай.
Пит, морща лоб, читал документы и вскинул настороженный взгляд на короля:
— Откуда?
— Работают люди. Все прочел?
— Ну, — и кинул папку Кириллу. — Тебе тоже знать надо.
— Это что получается? — потер тот затылок, прочитав бумаги. — Вместо Паула убили его фаворита?
— Да. Викерс. Маска. Тешила себя знать.
— Но ведь было проведено вскрытие.
— Чего? Головы? Никто ему маску не снимал, да и мысли не было маскарадные маски на ультротонких технологиях в корыстных целях применять! — бросил Пит. — У тебя в голове подобное возникло? Не на маскарад, а в бой в маске?
— Подожди, но…
— Да все `но' ясны, — сказал Ричард. — Перти был одного роста с Паулом, одной комплекции и возраста. Он росли вместе. Козомо еще. После первого взрыва Анжины Паул понял, что оставаться на Мидоне опасно и улетел, использовав маску Перти, как раз у них за день до нашего приезда маскарад прошел… А Перти остался лишь для того, чтоб перевести активы в разные банки. По ним, кстати, можно выйти на Паула.
— Короче подставил дружка.
— А что ему? — пожал плечами Пит и озадаченно нахмурился. — Рич, а ты не думал?…
— Поэтому и говорю — займись! Проверь каждого на территории дворца! Маска, что и линзы — можно носить бесконечно!
Пит озадаченно нахмурился, представляя, сколько людей предстоит ему проверить, и прикидывая, с кого первого начать: в первую очередь, конечно, высокие и худощавые пройдут проверку, но учитывая, что прошло пять лет, и Паул мог поправиться или… усохнуть?
— Блин!
— Занимайся, — бросил ему Ричард и на Кирилла уставился, кивнув на папку под его руками. — Ты что принес?
— Счета.
— Давай, — протянул руку. Раскрыл папку, пробежал глазами по строчкам и выгнул бровь. — `Скромно'. Я подумаю, стоит ли их оплачивать.
— Думайте, — согласился Шерби. — А пока думаете, я вам еще принесу. Они каждый день множатся.
— Слушайте! — озарило вдруг Пита. — Я понял, в чем дело! Анжина ведет себя как ребенок, которому не хватает внимания, тепла, заботы!
Мужчины дружно повернули к нему головы и уставились как на ненормального.
— Интересная версия, — сказал Ричард с сарказмом.
Кирилл же задумался на минуту, взвешивая услышанное:
— Если ты прав, мы должны проявлять к ней трепетное внимание, — представил ее и бойцов, слуг которых клон третирует, и себя, проявляющего то самое трепетное, почти родительское внимание, и передернулся от отвращения. — Сам, а? Психолог! У меня охранники скоро, как и слуги, на успокоительное работать будут, а я ей сказки читать на ночь стану, носик вытирать, по головке гладить?
Ричард задумчиво щурил глаза, поглядывая перед собой. Пит же попытался настоять:
— И все же попытайся. А если получится? Представляешь?
— Представляю, — буркнул капитан. — Ты как в парке, начудишь и в сторону, а я потом неприятности утрясай! Легко говорить — мягче надо, а ты на мое место встань: она же что ни день, да что там — час — все новые и новые коленца выкидывает, того и смотри, чтоб кого не убила. Она не игрушками играет — репутацией, жизнями!
— Такого `ребенка' нужно воспитывать розгами, — бросил Ричард. — Чем с ней мягче, тем больше она наглеет. От Паула что получала? — обратился к Шерби.
— Одно письмо. Проследить не удалось, но на канале жучек, как только еще одно послание придет, будем знать, в каком районе хозяина искать.
— Что за письмо?
- `Тянешь с разводом. Форсируй события'.
— Вот она и изгаляется, — опять вставил свое веское слово Пит.
— Письмо сегодня утром пришло, — отрезал Шерби.
— Н-да?
— Пит, займись делом, — посоветовал ему Ричард.
— Я тоже пойду, а то чуть отлучись, не знаешь, какой подарок будет ждать, — угрюмо сказал Кирилл, поднимаясь.
— На ужине встретимся, — махнул ему рукой Пит.
Когда мужчины покинули кабинет, Ричард с размаху впечатал кулаки в стол и застонал от бессилия. Он позволил втоптать имя жены в грязь, сам превратился в дегенерата в глазах общественности, но эти жертвы не принесли желаемого результата и не находили оправдания. Цена затрат значительно превышала результат.
Ричард заходил по кабинету, натыкаясь на кресла, упираясь руками в стены, отталкиваясь и вновь кружа по кругу в помещении, как кружил по кругу в деле по поиску Анжины. Ему все труднее было сдерживать себя, делать вид, что он ровно относится к действиям клона, к информационной тишине, и готов вечность сидеть в тупике, что зашло следствие. Им овладевало безумие, что рвалось криком, рыком раненного зверя из горла. Кулаки сжимались, когда представлял Паула и его подручную, эту тварь, что смеет быть похожей на Анжину — и ему казалось — он сжимает их горло.
Он старался избегать встреч с клоном, боясь сорваться и убить ее, выместив всю боль ненависть, страх. Отчаянье душило его, прорываясь по ночам слезами бессилия и мольбы:
Но кто услышит крик истосковавшейся души?
Кто поймет то состояние сердца, когда каждый вздох, каждый взгляд, каждый шаг — боль?
Ричард погладил пальцем лицо жены на снимке:
— Прости… Я словно зверь, попавший в капкан, бьюсь и никак не выберусь, слепну от страха и слабну… Появись, скажи, что у тебя все хорошо, успокой меня, милая, дай сил, глоток веры, что ты жива. Когда я слышал тебя, когда чувствовал — век назад…Куда же ты исчезла?
Время, черт его дери, бежит и бежит, отсчитывая месяцы, а жизнь стоит, напоминая бег на месте. В груди холод тишины, и та нить, что связывала супругов, позволяла надеяться Ричарду на лучшее, давала возможность жить, незаметно растаяла, уступив место тревоге, сродной ужасу. И лишь удаляющееся эхо прошлых радостей, оставляло смутную опору для дальнейших шагов, выдохов и вздохов, бегу крови по венам — Анжина — ее смех, лукавый взгляд, улыбка, легкость походки, аромат духов. Было и будто не было. Как могло такое случиться? Когда? Как он мог незаметно потерять связь с любимой? Что послужило тому причиной?
Где ты? Отзовись?! — билось в безмолвии души. Ни шороха в ответ, ни малейшего движения.
Он сходил с ума, крича в пустоту изо дня в день и слушая, слушая и слыша лишь мертвую пустоту. И словно песчинки в песочных часах уплывало, убывало терпение.
И лишь надежда, упрямо выжженная в разуме, впаянная в сердце как тавро в кожу, еще жила, еще вела: все будет хорошо. Все будет хорошо!
Я верю и ты верь, девочка, иначе не выплыть, не удержаться, не дотянуться друг до друга.
Я рядом, милая, в жизни, в смерти — я с тобой.
Глава 13
К вечеру, когда солнце за лес покатилось, за спиной движение почудилось — крался кто-то, не иначе. А следом сова ухнула — упредили свои — идут к вам.
Халена с побратимами переглянулась, к нападению приготовилась и вздохнула успокоенно, увидев Вихорку. Тот подполз ужом к девушке, и улыбнувшись щербато, из сумы хлеб да кожаную флягу с водой вынул:
— Мы, где вчерась обитали, двумя сотнями стоим, — прошептал. — Остальные в Славле оглядываются. Медовухой шибко обпились все, беличи да росичи не касаются токмо и холмогоры тихи, броней так и не сняли. А другие… Ой, гудят племена. А улеги да уличи вовсе ушли. Почихеды сбираются. К ночи уходить думают.
— Худо. Вас Горузд послал?
— Ну. Малик сказывал — Халена права, могёт быть, и сюды ходу. Встали дозором. Ежели от вас гонец пойдет, мы на подмогу вам двинем. В городище — ой. Воины, — фыркнул, — вповалку ужо половина лежит — пьяны без ума. Покаместь в ум войдут да гонца речь поймут — всех порубят, а вас первыми. На то мы и подошли. Ежели что, тута мы, в аккурат за лесом.
— Вот и хорошо, — облегченно вздохнула Халена. И замерла. — А кто еще знает, что мы здесь?
— Никто, — заверил парень. — Любодару и то сказывали, в Полесье вы подались, дюже за его речь обижены. Вота.
— Замечательно. Хлеба ребятам раздай.
— Ага.
Один каравай Халене оставил, чтоб та с побратимами разделила, и дальше пополз, других кормить.
— Эх, славно-то, воительница! — вкушая мягкий хлеб, пробубнил Гневомир.
— Одно плохо, рубахи чистой нет, — вздохнул Миролюб, корочку каравая разглядывая.
— Да ты никак помирать собрался, чудило?!
— А Морана не спрашает, когда нагрянуть.
— Ну, панихиду затянули. Веселей-то тем для разговора нет? Тем более, что сейчас-то о плохом думать. Малик позади двумя сотнями стоит. Значит, и сами живы будем, и славных, но пьяных победителей спасем. Население главное, — заметила Халена, воды хлебнула.
— Во-во, — хохотнул Гневомир. — Сонцеяровну слухай, дундук, она завсегда правду баит!
— Ну, тя, наян безпанталычный. Все те щерится да ржать как жеребцу стоялому!
— Началось, — уставилась в небо девушка. — Так и будете изо дня в день, с утра до ночи ругаться? Что вас мировая не берет? Вместе вроде рубитесь, плечом к плечу, и хлеб один кушаете, а все норовите покусать друг дружку. Тоска вас слушать, право слово.
— Чаво ты, Халена? Бавимся мы, ну?
— Подковы гну! — буркнула. — Поели и расползайтесь.
— Скушно, — скорчил несчастную рожицу Гневомир. Девушка фыркнула:
— Скоро лютичи явятся — развеселят.
— А, не те они. Обмельчали, — рукой махнул. — Печаль одна, а не потеха.
— А ты с венедами да шулегами сговорись, они поутру с Холмогорами да ургунами на росков двинуть сбираются. Вота и побавишься, удалец, — прошипел Миролюб.
— Покеда проспятся, роски вымрут, — скривился парень в ответ.
— Начинается. Только собрались вместе — сила вроде какая-то, как снова поврозь расходится собрались. Точно фигня получится, — сказала Халена. Парни переглянулись. Гневомир плечами пожал:
— Богам виднее, — и на старое место пополз, дальше похрапывать в ожидании. Миролюб тоже поперек слова не сказал, отполз на свое место, голову на ладони положил и глаза прикрыл.
`Ох, бойцы'! — качнула головой девушка и вздохнула, завидуя — спать и, правда, сильно хочется, да нельзя.
Травинку в зубы сунула и давай оглядывать местность, бдить. Вечер уже. К ночи побратимы выспятся, и она может на часок уснет.
И фыркнула — Боги!
Что Богам до людей? Это людям они очень нужны, потому как в них легче верить, чем в себя. Только сколько от правды ни бегай, чем ни прикрывай — она все равно одна и неизменно рядом — Бог не на небе, Бог в тебе. И если в себя не веришь, то и Бог не поможет, а если живешь как подлец, то умрешь так же, хоть веришь в Бога, хоть нет. Человек сам своей судьбы вершитель, сам палач и сам жертва. Сеешь зло, во зле и живешь, а добро раз соверши — десять раз вернется и согреет, а главное душу в чести и правде сбережет.
Только почему добро как золото, у одного оседает, другому не дается?
А зло, что грош медный, у всех в обиходе, не меряно его по земле и всегда вдоволь?
Кажется, что она только веки сомкнула, как свистнуло над ухом. Халена глаза открыла и услышала уханье. Спросонья да в темноте сориентироваться трудно. Девушка глаза протерла, огляделась и увидела хмурую физиономию побратима. Он что-то показал жестом и пододвинул ближе клинок. Идут! — поняла Халена, ножны в руке сжав, и приподняла голову, осторожно поглядывая перед собой. Так и есть — по поляне тихо, почти не слышно двигались темные силуэты, приближаясь к мирянам. И не люди словно, а тени: ни звука, ни вздоха, ни блеска стали. Один, второй, десять, тридцать и множатся, множатся. Всё пешие.