— Регинлейв!
Вскочив с места, он в несколько прыжков пересек обе палаты и на пороге встретил ночную гостью. Да, ее-то он и хотел видеть больше всех на свете!
— Регинлейв! — радостно повторял он, взяв Деву Битв за руки и переводя через порог. — Ты пришла!
Люди загомонили, кто-то засмеялся. Все были рады приходу валькирии, поднялись с мест, приветствуя ее. Но больше всех был рад Торвард. После их неудачного похода к кургану Торбранда он боялся, что Регинлейв разгневалась на него и долго не придет. Может быть, никогда. А меж тем любой срок, когда он ее не видел, казался ему долгим.
Входя, Регинлейв на миг замерла на пороге, глядя в глаза Торварду. И взгляд ее ярко-синих, как небо, глаз сиял радостью в ответ на его радость. Только миг они смотрели в глаза друг другу, смертный воин и валькирия, и в этот миг они были равны.
— Да, я пришла, как видишь, — проговорила Регинлейв и шагнула через порог. — Как же мне не прийти.
— Один послал тебя? — тихо спросил Торвард.
Регинлейв помолчала, потом чуть-чуть улыбнулась.
— Нет. Он только отпустил меня. Я сама…
Опомнившись, Торвард повел ее в гридницу. Taм он посадил валькирию на почетное сиденье конунга, а сам устроился на ступеньке возле ее ног. И никому не казалось, что этим он унизил свое достоинство. Далеко не каждому Дева Битв оказывает такую честь — войтив его дом и сесть возле его очага.
Молодые хирдманы догадались принести дров и углей из женского очага, разложили огонь перед престолом конунга. Мужская часть палаты осветилась, отблески пламени заплясали на ступеньках престола, заблестели в колечках кольчуги на груди валькирии. С первого взгляда было видно, что Регинлейв неспроста спустилась из Сияющей Щитами Валхаллы под кров смертных. Во всем ее облике было заметно возбуждение: черные кудри круче свивались в волны, падая на плечи, щеки ее горели румянцем, как багряная вечерняя заря, обещающая грозовой день, глаза блестели молниями. На волосах и на плаще ее поигрывали светом капли дождя.
— Откуда ты? — спросил Торвард. Ее рука сегодня казалась ему горячее обычного. — У тебя вести? В Широко-Синем что-то происходит?
— Что-то происходит на земле, мой славный ясень меча! — ответила Регинлейв. — Знаешь ли ты о том, что сын Хеймира конунга, Эгвальд ярл, собрался в поход на тебя?
По гриднице пробежал ропот.
— В поход на меня? — повторил Торвард. — Не скажу, чтобы я знал об этом, но скажу, что меня это не удивляет. И большое ли у него войско? Он посылал ратную стрелу по стране слэттов?
— Нет, ратной стрелы не было. Он подумал, что на рассылку ратной стрелы потребуется много времени и тем он поможет не только себе, но и тебе тоже. И я скажу, что он рассудил совсем не глупо.
Регинлейв быстро окинула взглядом палату. Не было воина, которого она не знала бы, и ей не нужен был свет, чтобы разглядеть лица.
— Я вижу здесь только Ормкеля. Рунольв Скала уплыл к уладам? А Хельдир Оленья Рубашка торгует у говорлинов?
— Торгует! — насмешливо фыркнул Гудлейв.
— Да, моих ярлов со мной нет, — подтвердил Торвард. — Ты знаешь наш обычай, Регинлейв. Летом фьялли не сидят дома. Но, я думаю, и Эгвальд ярл собрал не очень много людей?
— Ведь он дал обет в День Высокого Солнца! А на этот праздник в Эльвенэсе всегда собирается много народу. Эгвальд ярл взял свою дружину, часть дружины Хеймира. Кое-кто из хельдов, пировавших у конунга, тоже к нему присоединились. Всего у него четыре корабля и около трех сотен людей.
— Не так-то много! — буркнул Ормкель.
— Совсем немного! — выкрикнул в ответ Эйнар. — А у нас ровным счетом шестьдесят четыре воина! Целых шестьдесят четыре! Любой ребенок сочтет, что это куда больше трех сотен!
— А если тебе страшно, так еще есть время спрятаться! — рявкнул Ормкель. — Я видел за Земляничным Холмом старую лисью нору — как раз убежище по тебе! Овечий загон на верхнем пастбище тоже неплох!
Эйнар напрягся, Эйстла крепко вцепилась в его локоть.
— Молодцы! — резко крикнул Торвард. — Мне повезло с дружиной! Мои люди всегда вовремя принимаются сводить счеты!
— У меня нет с ним никаких счетов! — буркнул Ормкель, отводя глаза. Он понимал, что сейчас не время браниться, но дерзость Эйнара выводила его из себя. — Просто у него слишком длинный язык! Пошли его в поход на коннахтов! У них есть обычай — вырезать языки побежденным врагам! Ему бы это пошло только на пользу!
— Регинлейв, эти корабли уже отошли? — обратилась к валькирии кюна Хёрдис. — Ты видела их?
— Уже отошли, — ответила Дева Битв, со смехом в синих глазах наблюдавшая перепалку Ормкеля и Эйнара. — И я видела. Они уже плывут сюда, и на клювах их «Воронов» блестит обильная жертвенная кровь!
Валькирия подняла руку и с удовольствием слизнула с запястья длинный темно-красный подтек. Сидевшие поблизости заметили, что ее руки и кольчуга на груди обильно забрызганы кровью жертвенных бычков. Слэтты уже принесли жертвы перед походом, и боги войны приняли их.
Торвард тоже все это заметил. В нем вспыхнула дикая ревность — ему было неприятно видеть, что валькирия — покровительница Аскргорда приняла жертвы их противника. Но боги справедливы — они принимают жертвы и выслушивают мольбы от всех одинаково. Победит тот, кто сумеет лучше угодить. И в мгновенной вспышке ревнивого раздражения Торвард прикинул, нет ли у него подходящего раба. Перед новой войной нет жертвы лучше человеческой.
— У нас тоже найдется чем умилостивить богов! — сказала кюна Хёрдис, словно услышав мысли сына. — Ты ведь не захочешь отступить, сын Торбранда?
— Скажи мне это кто другой… — Торвард упер в лицо матери блестящий суровый взгляд. — Ты сама знаешь, чей я сын. А может ли сын Торбранда отступить? Эйнар правильно сказал — шестьдесят четыре фьялля всегда больше, чем три сотни слэттов.
— Мудрые говорят: лучше биться на своей земле, чем на чужой! — подал голос Баульв. — А на своем море — еще лучше. В этом Эгвальд сын Хеймира хочет нам помочь.
— Что с моим отцом? — мрачно спросил Эйнар, исподлобья глядя на валькирию.
— Всех фьяллей задержали в Эльвенэсе. К их кораблям приставлена стража. За Рагнара не бойтесь. Его объявила своим гостем кюн-флинна Вальборг. Он даже сидит на хорошем месте. Кюн-флинне нравится с ним беседовать.
Регинлейв непонятно усмехнулась и бросила на Торварда быстрый насмешливый взгляд. Но он не понял его значения. Дева Битв была так прекрасна, что рядом с ней он мало что замечал и терял часть своей обычной сообразительности. Упоминание о дочери Хеймира конунга прошло мимо его ушей — он был полон одной Регинлейв.
— Давно они отплыли? — спросил Хавард.
— Сегодня.
Внимательно осмотрев свою руку, валькирия слизнула еще какое-то пятнышко и облизнулась. Торвард бросил взгляд Эйстле. Вскочив, она вылетела в кухню и через мгновение вернулась, неся кубок лучшего меда. Самый лучший кубок, из которого обычно пил сам Торвард. Сейчас он был наиболее подходящим. Хотя, конечно, казался жалким черепком по сравнению с теми кубками, из которых Регинлейв пила в палатах Валхаллы.
Валькирия взяла из рук Торварда кубок, заглянула в него, вздохнула — после крови мед казался слишком пресным напитком. Но все же она приняла угощение и отпила из кубка. Мед был хорош, но не успокоил ее возбуждения. Запах крови растревожил ее, видения выступающих в поход боевых кораблей, звон оружия и сотни мужских голосов, поющих боевые песни, разбудили сущность Девы Битв. Она уже видела поля битв, связанные канатами корабли в боевом порядке. «Ударим мечами о щит боевой, с холодным копьем столкнется копье…» Десятки, сотни духов-двойников, толпящихся в ожидании близких смертей — белые волки и черные соколы, безголовые медведи и кони с огнистой гривой. И те же корабли после битвы — очищенные от людей, с сотнями копий и стрел, торчащих в изрубленных бортах, скользкие от крови скамьи для гребцов, поломанные весла. И сотни духов, которых она понесет от кораблей и морских волн вверх, в Валхаллу, Сияющую Щитами. И кто будет среди них — этого она еще не знала. Это решать не ей.
Регинлейв посмотрела на Торварда.
— Я сказала все, что знала, — проговорила она, глядя ему в глаза. Взгляд ее горел такими молниями, что Торварду было жарко, но этот жар был его счастьем и он готов был скорее умереть, но не отвести глаз. — Одно я знаю верно, Торвард сын Торбранда. Я не покину тебя.
Вальборг и Ингитора долго стояли на Корабельном Мысу — его еще называли Прощальным Мысом. Он находился за пределами общей стены Эльвенэса и возле него располагалась стоянка конунговых кораблей. Отсюда они уходили в путь. Вальборг и Ингитора смотрели вслед кораблям Эгвальда, пока их было видно. Но вот хвост последнего «Ворона» скрылся за выступом берега. Море снова очистилось и стало пустым, волны слизывали с песка последние следы жертвенной крови.
Ингитора еще стояла, похожая на упрямый язычок пламени на бурой скале, а Вальборг пошла домой. От всякой печали она знала хорошее средство. В усадьбе конунга еще оставалось немало гостей, для хозяйки найдется достаточно дел.
Неподалеку от ворот она заметила Рагнара, того купца из Аскргорда, что привез им блестящие шелка. Мысль о новых нарядах нисколько не обрадовала Вальборг, но самому купцу она учтиво кивнула головой в ответ на поклон.
— Тебе, верно, досадно, что твой корабль задержали здесь? — спросила она, остановившись.
— Я сделал здесь удачное дело, и мне некуда спешить, — без обиды, ровным голосом ответил старик и кашлянул в кулак. — Я верю в благородство Хеймира конунга — он не обидит своих невольных гостей.
— Я думаю, что ты прав, — сказала Вальборг. Ей казалось неловким стоять и разговаривать с купцом-фьяллем у всех на глазах перед воротами усадьбы, но отпускать его тоже не хотелось. Он был частью той самой земли, к которой уплыл Эгвальд. То ли славу он добудет там, то ли собственную смерть? И торговый гость из племени фьяллей, бывалый старик с умными внимательными глазами, казался ей более способным ответить на этот вопрос, чем кто-либо другой.
— Пойдем со мной, я велю сделать тебе отвар брусничных листьев с медом, — сказала Вальборг старику. — А не то этот кашель тебя погубит.
— Ты права, кюн-флинна, когда-нибудь этот кашель меня погубит, — с легкой усмешкой над собственным недугом согласился старик. — А раньше или позже — невелика важность. Но я благодарен тебе.
Вальборг внимательно посмотрела на него. Он посмеивался вместо того, чтобы жаловаться. Так поступают только настоящие воины. Во всей повадке старого фьялля было что-то такое, что неуловимо отличало его от торговых людей, которых Вальборг перевидала в Эльвенэсе множество. Он слишком мало значения придавал совершенной сделке, не жаловался и не хвалился торговыми успехами. Его заботы были гораздо выше мелких насущных забот купца, и он был слишком сдержан для торговца, которые в большинстве любят поговорить.
Вечером Вальборг послала Труду разыскать Рагнара и привести к ней в девичью. Меньше обычного склонные работать, девушки непрерывно болтали о походе Эгвальда и так надоели Вальборг, что она даже прикрикнула на них. Ингитора сидела в дальнем углу, хмурая, как осенняя туча, и теребила в пальцах ушки щенка. С самого утра, с отплытия кораблей, она оставалась хмурой и не разговаривала ни с кем, кроме своего раба Грабака.
Рагнар пришел быстро, поклонился, сел на предложенное место возле Вальборг.
— Ты, должно быть, часто бываешь в Аскргорде? — спросила она.
— Часто! — подтвердил Рагнар, поглаживая бороду. — В последние годы я зимовал только там.
Он имел в виду те годы, когда болезнь уже не позволяла ему ездить по усадьбам хельдов вместе с Торвардом конунгом, и таким образом не солгал. Вальборг же вполне удовлетворил этот ответ.
— И ты должен хорошо знать Торварда конунга, — продолжала она.
— Я хорошо знаю его, — спокойно подтвердил Рагнар. «Мало кто знает его лучше, чем я!» — добавил он про себя.
— Расскажи мне о нем что-нибудь! — попросила Вальборг. Никогда раньше она не славилась любопытством, но теперь она не могла отделаться от мыслей о конунге фьяллей. Да и чему здесь удивляться — ведь от этого человека зависело, увидит ли она снова своего брата.
Рагнар ответил не сразу, а сначала посмотрел на нее. В глазах старика Вальборг почудилась лукаво-ласковая усмешка. А может быть, это отблески очага ее обманули.