— Ну, как бы там ни было, — сказала Флоренс, посмотрев на записку, — тебе придется немного подождать. Ректор…
Дверь в офис с шумом распахнулась. На пороге появился Нализар, одетый в свой красный, до щиколоток сюртук рифматиста.
— Профессор Нализар? — произнес Экстон, вставая. — Чем я могу вам помочь?
Нализар устремился внутрь, изящно тряхнув светлыми волосами. Судя по всему, его сюртук не был сюртуком Фитча: слишком новенький, слишком подогнанный по фигуре. Джоэл еле слышно зашипел от досады. Получается, Нализар заставил Фитча расстаться с форменным одеянием перед всем классом, хотя его собственный сюртук спокойно дожидался своего часа.
— Мое внимание привлек тот факт, — заговорил Нализар, — что вы отправляете сообщения с обычными студентами, вмешиваясь в важный процесс обучения рифматистов.
Флоренс побледнела, но Экстон, казалось, ничуть не испугался.
— Иногда сообщения необходимо доставить в классы, профессор. Вы считаете, что нам лучше заставлять преподавателей-рифматистов наведываться в офис перед каждым занятием, чтобы проверить, не ждет ли их записка?
— Что за нелепость, — ответил Нализар, отмахнувшись. Его пальцы покрывала красная меловая пыль. — От вторжений на занятия никуда не деться. Однако я убежден, что в рифматическом кампусе не должны появляться посторонние. Неприемлемо, чтобы там околачивались обычные студенты.
— И что вы предлагаете? — ровно спросил Экстон. — Посылать с поручениями рифматистов? Как-то я попросил одного из них что-то сделать, но услышал в ответ, что его время «слишком ценно».
— Мисс Манс, пожалуйста, войдите, — рявкнул Нализар.
В офис проследовала девушка в белой юбке и сером свитере, на фоне которого ярко выделялись рыжие кудряшки. Мелоди, с которой Джоэл вместе посещал математику.
— Мисс Манс продемонстрировала вопиющую некомпетентность в простейшей рифматике, — сказал Нализар. — Подобное отсутствие желания обучаться представляет серьезную опасность как для нее самой, так и для тех, кто будет сражаться рядом. Решено подвергнуть ее наказанию: каждый день после дополнительных летних занятий она будет приходить в офис и выполнять ваши поручения в рифматическом кампусе.
Мелоди испустила тихий вздох.
— Полагаю, это вас удовлетворит? — спросил Нализар.
Экстон помешкал, но потом кивнул.
Джоэл же почувствовал, что закипает от злости.
— Вы поступили так из-за меня.
Нализар наконец обратил на него внимание и нахмурился.
— А ты у нас?..
— Столько хлопот ради того, чтобы держать одного-единственного студента подальше от ваших классов, — огрызнулся Джоэл.
Нализар смерил его взглядом и склонил голову набок.
«Пыль побери, — подумал Джоэл. — Он и в самом деле не узнает меня. Неужели ему настолько все равно?»
— Надменный мальчишка, — безразлично произнес Нализар. — Я должен пойти на такой шаг, чтобы студентов-рифматистов не беспокоили ни сейчас, ни в будущем. — C этими словами он с гордым видом покинул офис.
Мелоди присела на стул у двери, открыла тетрадь и начала очередной набросок.
— Поверить не могу, что он это сделал, — сказал Джоэл, опустившись на место.
— Не думаю, что ему есть дело именно до тебя, — проговорила Мелоди, рисуя. — Нализар помешан на контроле. Это просто очередной способ добиться своего.
— Ему нравится задирать других, — проворчал Джоэл.
— Мне кажется, он думает как солдат. И хочет сохранить разделение между рифматистами и остальными. Он сказал, что нам нужно осторожнее вести себя с обычными людьми. Что, если мы не будем держаться особняком, нас окружат подхалимы, которые станут мешать работе. И…
— Мелоди, милая, — перебила Флоренс. — Ты начинаешь заговариваться.
Мелоди моргнула и подняла взгляд.
— О.
— Погоди, — сказал Джоэл. — Разве тебе не нужно вернуться с Нализаром в класс?
Девушка скорчила гримасу.
— Нет. Я… Ну, он вроде как выгнал меня с занятия.
— Выгнал? — переспросил Джоэл. — С занятия? Что ты натворила?
— Мои круги оказались не достаточно хороши, — ответила она, демонстративно щелкнув пальцами. — И что такого в этих кругах? Все так и сходят по ним с ума.
— Кривизна линии Охраны жизненно важна для структурной целостности защитного периметра, — объяснил Джоэл. — Если круг далек от идеального, ты потерпишь поражение, как только к тебе подберется меловик. Рисование ровной окружности — первое и самое важное умение рифматиста!
— Пыль побери! — воскликнула Мелоди. — Ты говоришь прямо как профессор. Неудивительно, что все считают тебя таким странным!
Джоэл покраснел. Оказывается, даже рифматисты думали, что он слишком зациклен на рифматике.
Дверь в глубине офиса открылась, раздался голос ректора:
— Флоренс? Кто следующий?
Джоэл встал и встретился с ректором взглядом. Ректор, крупный мужчина с длинными висячими усами, нахмурился:
— Джоэл?
Флоренс пересекла комнату и вручила ректору записку от профессора Кима. Йорк прочитал ее и застонал так громко и гулко, что, казалось, по офису разнеслось эхо.
— Ну проходи.
Джоэл обогнул стойку. Флоренс ободряюще кивнула, и он, пройдя мимо нее, вошел в кабинет ректора. Комната была отделана благородной древесиной грецкого ореха, на полу лежал ковер цвета зеленой листвы. На стенах висели разнообразные дипломы, награды и благодарности. Ректор Йорк прошел к массивному, под стать ему самому, столу и жестом пригласил Джоэла занять стоящий перед ним стул.
Джоэл сел, ощущая себя карликом по сравнению с громадным столом и его устрашающим хозяином. Ему довелось побывать здесь только трижды, в конце каждого года обучения, когда он проваливал какой-нибудь предмет. Сзади послышались звуки шагов по ковру, подошла Флоренс с папкой в руках. Она передала папку ректору и, прикрыв за собой дверь, удалилась. В кабинете не было окон, но на стенах тихо крутились пружины в двух лампах.
Йорк начал внимательно просматривать документы в папке, и Джоэлу не оставалось ничего иного, кроме как сидеть и молча утирать пот. Шуршали листки бумаги. Тикали часы, жужжали лампы. Тишина растягивалась, обволакивала все вокруг, словно патока, и Джоэл засомневался, так ли хорош его план.
— Джоэл, — наконец произнес ректор необычайно тихим голосом, — ты понимаешь, какую возможность упускаешь?
— Да, сэр.
— Детям других работников не позволяют учиться в Армедиусе, — продолжил Йорк. — Я сделал для тебя исключение только ради личной услуги твоему отцу.
— Я понимаю, сэр.
— Я уже исключил бы любого другого студента. Знаешь, раньше мне приходилось выгонять даже сыновей кавалер-сенаторов. Я отчислил из Армедиуса внучатого племянника самого монарха. Но на твой счет я всегда медлил. Как думаешь, почему?
— Потому что учителя считают меня смышленым?
— Едва ли. Твои умственные способности как раз и есть причина для отчисления. Не слишком умный, но трудолюбивый ребенок симпатичен мне гораздо больше, чем обладающий огромным потенциалом, но тратящий его впустую.
— Ректор, я стараюсь, правда. Я…
Йорк вскинул руку, прерывая его.
— По-моему, в прошлом году у нас уже состоялся похожий разговор.
— Да, сэр.
Йорк помолчал пару секунд и вытащил листок бумаги. На нем было множество официальных на вид печатей — явно не направление на дополнительные занятия. Бланк на отчисление.
Джоэл ощутил прилив паники.
— Причина, по которой я дал тебе еще один шанс, Джоэл, заключалась в твоих родителях. — Йорк взял ручку с подставки на столе.
— Ректор, — проговорил Джоэл, — теперь я понимаю, что мне…
Йорк снова прервал его жестом. Джоэл чувствовал, как ректор сдерживает раздражение. Что делать, если он не позволит ему объясниться? Прошлой темной ночью безумный план казался толковым и смелым. Теперь же Джоэл беспокоился, что задуманное вот-вот пойдет прахом.
Ректор начал что-то писать.
— Я намеренно засыпался на этом экзамене, — сказал Джоэл.
Йорк поднял глаза.
— Я дал заведомо неверные ответы.
— И зачем, во имя всего святого, ты так поступил?
— Хотел завалить предмет, чтобы меня отправили на дополнительные занятия по истории.
— Джоэл, — сказал Йорк, — ты мог просто попросить профессора Кима, если хотел присоединиться к его летнему курсу.
— На его курсе будут изучать европейскую культуру во время чо-сенской оккупации, — ответил Джоэл. — Мне было нужно завалить именно историю рифматики, чтобы в итоге попасть на соответствующие занятия для отстающих.
— Ты мог бы обратиться к одному из профессоров с просьбой подтянуть тебя, — строго заметил Йорк. — Недобросовестность при сдаче экзаменов неприемлема.
— Я пробовал, — сказал Джоэл. — Профессор Фитч ответил, что обычным студентам нельзя заниматься с профессорами рифматики.
— Ну, я не сомневаюсь, что профессор Ким мог бы организовать какой-нибудь отдельный курс по… Ты обратился к Фитчу?
— Да.
— Но он рифматист!
— В этом все дело, сэр. — Как же еще объяснить? — На самом деле мне не так уж интересна история. Я хочу изучать рифматические линии. Мне кажется, что, если бы у меня получилось добиться индивидуальных занятий с профессором Фитчем и втянуть его в разговор о рифматике, то я смог бы поучиться защитам и атакам, несмотря на то что курс должен быть историческим.
Джоэл сглотнул в ожидании насмешки, которой награждали его остальные.
— Так вот оно что, — произнес Йорк. — С точки зрения подростка, в этом, полагаю, есть смысл. Сынок, почему ты не пришел и просто не поговорил со мной?
Джоэл моргнул.
— Ну, все думают, что изучать рифматику для меня — это проявление заносчивости, что я не должен беспокоить профессоров.
— Профессору Фитчу по душе, когда его беспокоят. Особенно, если это студенты. Он — один из немногих настоящих учителей в этой школе.
— Да, но он сказал, что не сможет заниматься со мной.
— Все из-за традиций. — Отложив прежний бланк, Йорк вытащил другой листок и неуверенно оглядел его.
— Сэр? — К Джоэлу начала возвращаться надежда.
Йорк отложил бумагу.
— Нет, Джоэл, — сказал он. — Фитч прав. Существуют правила, запрещающие обычным студентам посещать рифматические курсы.
Джоэл закрыл глаза.
— Однако, — продолжил Йорк, — я только что поручил Фитчу один очень важный проект. Ему наверняка понадобится помощь. И ничто не мешает мне приписать ему в научные ассистенты обычного студента.
Джоэл открыл глаза.
Ректор Йорк вытащил другой бланк.
— Конечно, учитывая, что вышеозначенный ассистент не станет его отвлекать. Я уже назначил Фитчу студента для дополнительных занятий. Не хотелось бы перегружать профессора.
— Обещаю, что не причиню никаких хлопот, — нетерпеливо проговорил Джоэл.
— Подозреваю, что, со всеми этими его попытками отделить рифматистов от остальных, профессор Нализар очень расстроится. Какая трагедия.
Йорк улыбнулся. Сердце Джоэла глухо бухнуло в груди.
— Конечно, — добавил ректор, посмотрев на часы, — я не могу ничего сделать, пока на тебе висят дополнительные летние занятия. По моим подсчетам, до конца пары Кима еще сорок пять минут. Как думаешь, ты успеешь заработать проходной балл, если вернешься в класс и воспользуешься оставшимся временем?
— Конечно успею, — ответил Джоэл.
— Что ж. — Йорк постучал пальцами по листку бумаги. — Этот бланк будет ждать здесь. При условии, что ты вернешься до конца дня со сданной историей.
В мгновение ока Джоэл вылетел за дверь офиса и побежал через лужайку на занятие Кима. Тяжело отдуваясь, он ворвался в класс. Перепуганные его внезапным появлением студенты все так же продолжали отвечать на вопросы экзамена.
Его собственный листок с ответами по-прежнему лежал на столе Кима.
— Ректор убедил меня попробовать еще раз, — сказал Джоэл. — Можно мне… новый тест?
Ким соединил кончики пальцев.
— Ты ведь не подсмотрел ответы, пока отсутствовал?
— Клянусь, нет, сэр! — воскликнул Джоэл. — В офисе могут подтвердить, что я просидел у них все время и не заглядывал в учебники.
— Ну ладно, — ответил Ким, взглянув на часы. — Но ты должен успеть в отведенное время. — Он вытащил новый тест и вручил его Джоэлу.
Джоэл взял листок, схватил чернильницу с пером и поспешил на свое место. Все время, пока звон часов не возвестил об окончании занятия, он продолжал неистово писать. Ответ на последний вопрос не удалось раскрыть во всей глубине — не хватило времени.
Джоэл пристально посмотрел на листок, а затем, глубоко вздохнув, присоединился к студентам в передней части класса, один за другим сдававшим работы. Он подождал, пока все они пройдут, и отдал Киму свой тест.
Профессор принял его и вскинул бровь, заметив подробные ответы.
— Может, стоило отправить тебя к ректору несколько месяцев назад, если таков результат.
— Не могли бы вы проверить тест? — спросил Джоэл. — И сказать мне, сдал я или нет?
Ким бросил взгляд на часы, затем окунул перо в чернила и начал читать. Джоэл ждал с колотящимся сердцем, пока профессор делал то тут, то там снижающие балл пометки.
В конце концов Ким подвел итог внизу листка.
— Ну как, сдал? — спросил Джоэл.
— Да, — ответил Ким. — Скажи-ка мне, почему ты попросил новый тест? Мы оба в курсе, что ты достаточно хорошо знаешь материал.
— Просто мне требовалась правильная мотивация, сэр, — пояснил Джоэл. — Не могли бы вы написать ректору, что я сдал предмет?
— Хорошо. Кстати, не хочешь присоединиться к моему летнему факультативу по углубленной истории?
— Может быть, в следующем году, — жизнерадостно ответил Джоэл. — Спасибо.
Когда, некоторое время спустя, он добрался до офиса, его ожидал заполненный бланк, предписывающий на все лето стать научным ассистентом профессора Фитча. Рядом с бланком обнаружилась записка от ректора:
Глава 7
На следующий день Джоэл покинул общежитие с утра пораньше и направился на территорию рифматистов. Вдыхая полной грудью, он наслаждался ароматами цветущих деревьев и недавно подстриженного газона. Рифматическая часть учебного городка состояла из четырех величественных кирпичных зданий, названных в честь рифматических линий. Кабинеты профессоров располагались на верхних этажах каждого строения.
Джоэл зашел в корпус Охраны и по узкой лестнице поднялся на третий этаж. Наверху обнаружилась массивная деревянная дверь, сучковатая и шишковатая, и поэтому казавшаяся старинной, как и все в этой части кампуса.
Джоэл помешкал. Ему никогда не доводилось разговаривать с профессорами-рифматистами в их кабинетах. Профессор Фитч — добродушный человек, но как он отреагирует, когда узнает, что Джоэл полез через его голову и обратился к ректору Йорку напрямую?
Существовал только один способ это выяснить. Джоэл постучал в дверь. Прошло несколько минут, но ответа не последовало. Он хотел было постучать снова, но в этот момент дверь распахнулась. На пороге стоял Фитч в незастегнутом сером сюртуке, из-под которого виднелись белые жилетка и брюки.
— Да? В чем дело? — спросил он. — О, сын мастера по мелу. Что ты тут делаешь, парень?