Лили бросила взгляд на тонкий холодный надменный профиль. На опущенные длинные пушистые ресницы. На скорбно и в то же время высокомерно сомкнутые губы. На волосы, такие огненно-тёмные, блестящие - таких даже в маггловских рекламах для шампуней не показывают. Кожа бледная, матовая, прозрачная. Аристократическая. И конечно же глаза, то полуночно-синие до черноты, то серые до прозрачности, но всегда жутко красивые.
И эта чертова печать обречённости, лежащая на всех Блэках! Слишком много грехов накопилось на их предках. Сириус, как и Белла, как Регулус и Андромеда, даже нежная Нарцисса - волей ли, неволей ли, но принадлежит Тьме. Проклятия, подобно тем, что поразили их, снять невозможно. Оно иссякнет лишь тогда, когда прервётся сам поражённый злом род.
Сириус загасил дотлевшую сигарету об стену:
- Хочешь, я тебе кое-что расскажу, Эванс? Например, о том, почему я не люблю женщин?
- Конечно хочу, - кивнула Лили.
- У каждого из нас есть своё первое воспоминание. С него начинается наше сознание. Казалось, до него тебя не существовало, а после ты начинаешь жить...
Лили невольно припомнила с чего началось её собственное бытие?
В памяти вставал яркий солнечный свет, залетающий в окно ветерок, ласковый и игривый, крупные красные бусы, протянутые поперёк белой кружевной салфетки и горячее желание достать беспрестанно кружащуюся балерину, потрогать её руками.
Ничего не значащие, крупные мазки разрозненных деталей.
Сириус продолжал:
- Я стою в темноте и понимаю, что мне страшно. Миную коридор, спускаюсь по крутым ступеням. Они кажутся мне непреодолимым барьером, но я справляюсь. Потом тяну за скобу, пытаясь распахнуть тяжёлую входную дверь. Не уверен, но мне кажется, стихийно и неосознанно, я впервые применил тогда магию - силёнок на то, чтобы открыть дверь естественным путём не хватило. Не могу сказать, сколько мне тогда было - полтора года? Два?
В лицо ударяет ветер, и становится уже не страшно, а весело. Половина неба покрыта густеющей чернотой грозовых туч. Оттуда, одна за другой, словно стрелы, сыплются зарницы.
Внизу, повторяя очертания лунного круга, выложен круг из свечей. В центре круга стоит женщина, ужасающая, как ночь и пронзительная, как ветер. Распущенные волосы свободно стелются за спиной, она простирает руки вперёд, будто владеет ночью.
Заклинательница бурь - моя мать.
Могущественная ведьма из Блэквуда, грозная и прекрасная.
Ты не представляешь, как, глядя на неё, я был горд!
С того момента самой большой любовью, как, впрочем, и самой большой моей ненавистью стала Вальпурга Блэк. Утверждение, что ненависть - это оборотная сторона любви: вот истина, которую я постигал день за днём годами.
Люди, полностью отдающиеся Тьме или Свету, никогда не принадлежат земле. Они не знают страстей, что движут простыми смертными; не понимают их природы, относятся с брезгливым презрением. Вальпурге Блэк никогда не были нужны в постели ни мужчина, ни женщины. Её реальность - это звёзды и грозы, а плоть для неё -оковы. Женское, материнское начало в этой женщине отсутствует. У моей матери есть лишь одна единственная слабость - отсутствие слабостей.
Наверно поэтому она возненавидела меня. Я ведь не желал, подобно отцу или Рэгу, мириться с ролью бледной тенью, уныло болтающейся на краю её жизни. Я предпочёл конфликты и ссоры безликому равнодушию. Я доводил её до белого каления, бесил, раздражал - всё лишь для того, чтобы видеть: она ещё помнит обо мне, ещё думает, пусть даже и против воли. Я - не пустое место! А ведь мне так немного было надо. Я всего лишь хотел, чтобы моя мать меня любила!
Сириус смолк и потянулся за новой сигаретой.
- Потом была Белла. Она стала для меня... как это объяснить? - вторым шансом. Я считал, что мы сможем с ней понять друг друга, ведь Белла росла в той же атмосфере, что и я. Так же всю жизнь доказывала своему чокнутому отцу, что она не круглый ноль без палочки. Между мной и Беллой было так много общего: детство, в котором ни один из нас не был нужен родителям, магическая сила, интеллект, темперамент. Я надеялся, что моя любовь отогреет её, сделает женственней, мягче.
Но Белле было нужно не это. Она желала, чтобы я разделил её безумие. Говорила, что только на пике наслаждения и в судорогах боли человек предстаёт без прикрас и масок, поэтому она так любит секс и пытки.
Боль в определённом градусе как приправа в постели была мне даже по вкусу, но то, что делала Белла выходило за всякие рамки. Я не понимал, что она, словно чудовищный паразит, обвилась вокруг моей души и тянет из неё соки. Дошло до того, что мне стало уже все равно, кого она там целовала до меня, к кому пойдёт позже; всё равно, что она практикует тёмную магию. Всё равно что она делает днем, лишь бы ночью возвращалась ко мне, принадлежала мне, стонала подо мной, извиваясь от наслаждения. Чудовищная зависимость, хуже героиновой. Я раз за разом лгал себе, говоря, что не всё ещё потеряно. Раз за разом находил оправдание её поступкам и собственному безволию. Может быть кто-то назовёт это любовью. По мне это наваждение.
Не слишком приятно в этом признаваться, Эванс, но я готов встать под стяги Грюма, не потому, что хочу бороться за честь, добро и справедливость, не потому, что соболезную таким, как ты. Я готов ввязаться в смертельную драку лишь потому, что это позволит мне мстить женщинам, которых я хотел бы любить, а вынужден ненавидеть.
Моё решение достанет их обеих. Я хочу увидеть, как они горят в аду. Хочу знать, что причина тому - я. -Сириус привычно скривил губы. - Я не напугал тебя, Рыжая?
- Скорее удивил.
- Ты говоришь, что я бесчувственная сволочь, потому, что не ценю привязанности этих безмозглых дурочек? А почему я должен их ценить?! Что ценить, Эванс? Я желанен для них потому, что являюсь представителем древнего могущественного рода, первым красавчиком в школе и богатым наследником (ведь мало кто из них верит, что моя семья всерьёз от меня отказалась). Я для них всего лишь желанный трофей. А есть ли хоть одна во всем этом пестром девичьем разнообразии, которой есть дело не до Блэка, не до Мародёра, а до меня самого? Если завтра судьба или случай сбросят меня с искусственного пьедестала, лишив не только денег и наследства, но и красоты, и популярности, хоть одна из этих прекрасно-страстных дур, якобы готовых ради меня на всё, о моем существовании вспомнит? Ты знаешь, я не люблю тебя, Эванс, но должен отдать тебе должное. Пусть ваши отношениях с Джеймсом неровные, вздорные, откровенно глупые, - зато живые и настоящие. Для тебя в Джеймсе неважно то, что он -Поттер, ты вообще понятия не имеешь о том, что это такое. Для тебя важен он сам. Даже твоё отношение к Нюникусу, пусть такое для меня тошнотворное - оно неподдельное, от чистого сердца. А эти куклы, они как искусственные цветы. Все вроде бы на месте, там, где нужно, но не хватает главного - жизни, естественности, искры.
С Беллой, пусть всё было плохо, не так, как надо. Но она мне ровня.
- Мне кажется, ты все-таки любишь её, - вздохнула Лили.
Сириус отвернулся к окну. Упавшие волосы почти полностью скрыли от Лили его лицо:
- Я бы мог любить её...если бы она захотела. Если бы позволила.
Какое-то время они молчали, погруженные в свои мысли. Вернее, погружен был Блэк, а Лили старалась придумать, чем разрешить затянувшееся молчание.
- Слышал о комплексе Ореста?
Блэк недоуменно на неё поглядел:
- Кажется он убил свою мать Клитемнестру, мстя за отца?
- Это психологический термин.
Сириус продолжал глядеть на Лили, пытаясь понять, о чем она говорит.
- Ну, психология, - развела руками она, - отрасль маггловской науки.
- И что не так с этим драккловым комплексом?
- При комплексе Ореста мужчина превращается в отъявленного женоненавистника. Прости, но мне кажется, он у тебя развивается. Этот комплекс.
- Че-го?!
- Просто классический случай. Ты, всегда такой обаятельный, лёгкий в общении с парнями в присутствии девчонок резко меняешься. Сколько себя помню, стоит какой-нибудь юбке замаячить на горизонте, как ты сразу становишься злым, неуправляемым и агрессивным.
Сириус наградил Лили очередной ухмылкой:
- Ну, допустим у меня этот комплекс, - и что дальше?
- С комплексами следует бороться.
- Много их, этих комплексов, в маггловской психологии?
- Комплекс Наполеона, Дон Жуана, Эдипа, - загибала пальцы Лили, - Квазимодо, Поликрата, Иона, Каина, Нарцисса...
- Ого!
- Гессе, Пилада, Араминты, синдром Антигоны, Диоскуров...
- Кошмар, - тряхнул головой Сириус. - Всех ни за что не побороть, можно даже и не пытаться! Где ты набралась их, Эванс?
- Моя сестра Туни учится в колледже на психолога. Я проштудировала парочку её учебников.
- У тебя есть сестра? - удивился Блэк.
Лили кивнула.
- Старшая или младшая?
- Старшая.
- Вы с ней похожи?
- Не очень.
- Сестра-маггла, - задумчиво выдохнул Блэк. - К тому же старшая и непохожа на тебя... как вы с ней ладите?
- Почему тебя это интересует?
- Ну ты меня вон как по косточкам на комплексы разложила. Может быть я не хочу оставаться в долгу? Так как, Эванс? Твоя сестра вздорная и занудная, маггловски ограниченная? Расскажи, какого это - смотреть свысока на старшую сестру?
- Я никогда не смотрела на Туни свысока! Я её люблю и уважаю. Всем сердцем.
- Скучную магглу?
- Не скучную магглу, а любимую старшую сестру! Не нужно говорить о ней гадости, Блэк! А ты?.. Ты ненавидишь младшего брата или презираешь его?
Под пристальным взглядом синих глаз Лили почувствовала, что по коридору гуляет слишком много сквозняков, и что они чертовски леденящие.
- Хочешь ещё одну историю, Эванс? - прищурился он.
- Не откажусь.
- Как там начинаются сказки? Давным-давно, когда мой брат впервые приехал в Хогварт я ужасно боялся, что он не понравится моими друзьями. И мои страхи оправдались - он не понравится им, а они не понравились ему. Да иначе и быть не могло. Помнишь Джеймса на втором курсе? Он тогда мало кому нравился, потому что слишком много задирался.
- Не больше, чем ты.
- Но и не меньше. Он в первые же минуты обозвал Рэга жутким типом и напророчил ему Слизерин.
- Как ты это перенёс?
- Показал ему кулак, получил в ответ по носу оберткой от шоколадной лягушки.
Лили против воли улыбнулась, вспомнив двух шустрых сорванцов из своего детства.
- Мой брат начал читать книги раньше, чем выучился говорить. Эта страсть к книгам, она у Рэга от матери. Оба они любят эти чертовы фолианты. Иногда я ненавидел их книги до такой степени, что готов был сжечь. Да что толку? Сожжёшь одну, притащит ещё десяток.
Это был их мир, мир на двоих - мир старых кресел, огоньков в камине, прозрачных дождевых капель на стекле и ... книг. Мир, в котором моя мать и брат были хозяевами, а я - лишь незваным гостем. Для Рэга было слаще любой конфетки - забраться в книжную нору и хандрить там. А если вытащить его из бумажной норы, он все равно будет хандрить. Потому что такова его главная суть - меланхолия.
Я так надеялся, что он окажется в Равенкло, ведь Равенкло словно нарочно создан для таких как он - тонких, впечатлительных умачей.
Начитается Рэг, бывало, всякой мути, а дом у нас жуткий. То призраки, то полтергейсты, то в подвале что-то крупное рычит и царапается. Вот так и появилась у брата нехорошая привычка приходить ко мне по ночам. Тихо, как мышка, пролазил он ко мне под одеяло, стараясь делать вид, что невидим и не слышим.
А я никогда бы ему не признался (и не признаюсь!) но я тоже не мог уснуть, пока он не придёт и не устроится, бывало под боком. Рядом. Потому что я тоже боялся. Правда не монстров, а одиночества.
Мы с ним так все детство провели, бок о бок. Пока этот недоеденный кусок моли не распределил Рэга на Слизерин, обманув мои надежды на Равенкло.
Когда брат попал на Слизерин, поначалу я ещё надеялся, что он сможет просто учиться там, а время проводить будет со мной...
Лили это было до боли знакомо. Она когда-то тоже лелеяла надежду, что распределение на разные факультеты не станет для неё и её любимого друга непреодолимой преградой.
- Сделать Рэга Мародером не получилось. Рема он невзлюбил, Джеймса считал идиотом, на Питера вообще смотреть брезговал... ты замечала, что всё самое мало-мальски интересное в Хогвартсе начинается на квидичном поле?
В тот день мы с Джемом и Ремусом решили погонять на мётлах и утянули с собой Рэга. В один неудачный момент брат поднял руки, чтобы перехватить кваффл, летящий над его головой, рукава мантии сползли до локтей, и... стало тихо.
Сойдя с метлы, я потребовал, чтобы Рэг показал мне руки. Он подчинился далеко не сразу, не торопясь демонстрировать худые запястья, окольцованные, как браслетами, рядами тонких шрамов, поднимающихся к локтям. Как не тряс я его тогда, он так и не признался, кто с ним так 'поработал'. Позже мне удалось узнать, что каждый слизеринец проходит нечто вроде посвящения, на котором следовало показать, на что ты способен. Как правило, проверяли на смелость и прочность.
Например, резали серебряным фамильным ножичком запястья, спрашивая после каждого надреза: 'Хватит?..'.
Я уверен, Рэг ни разу не сказал: 'Хватит'. В этом он весь, задумчивый, тихий книжный червь Рэг Блэк, который на поверку в своей гордыне и упрямстве фору даст не только мне, но и самой Бэлле.
Я, конечно, попытался разобраться со слизеринскими ублюдками по-своему, но в итоге только нарвался на лекцию Рема.
'Чего ты добьёшься, если влезешь в это? - сказал он мне тогда. - Этим ты брату не поможешь. Болезненная процедура для него уже в прошлом, а вот репутация стукача, которую непременно создаст ему твоё заступничество, вряд ли ему нужна. Согласись, тяжело жить в обществе, в котором тебе не подадут руки?
Рем был прав. Мне лучше было держаться от этой истории подальше. И от брата - тоже.
После того случая я перерезал пуповину, соединяющую нас с Рэгом. Я сделал это в первую очередь ради него самого.
- Быстро потерять легче, чем долго любить, - тихо возразила Лили.
- Потерять по собственному выбору можно друга и любовника, а кровники? Наверное, полностью вырвать их из груди можно только с сердцем. Тут неважно, как далеко вы расходитесь в разных направлениях, теряя друг друга. Рэг ослезиринился, я - огриффиндорился, мы даже не разговариваем с ним теперь. Но даже если мы возненавидим друг друга то, что связывает нас, останется нерушимым - кровная связь.
Чтобы я не делал, мне не разрушить её. Сколько бы семья не выжигала меня с гобеленов и генеалогических свитков, она останется нерушима.
Это касается и Беллы. Потому что она тоже внутри алой паутины. Ни одна связь в мире не сравнится с кровной.
Сириус отвернулся, делая вид, что заинтересован чем-то, чего в кромешной тьме за окном было вовсе не рассмотреть.
Лили подумала о Петунии. О том, что её вера в сестру, её горячая привязанность никуда с годами не делись. Лили до сих пор в глубине души верит, что случись ей провалиться во тьму, как когда-то в детстве, сестра успеет прийти на помощь до того, как она досчитает до ста.
И так будет всегда, чтобы не случилось, потому что Блэк прав - ни одна связь в мире не сравнится с кровной.
Глава 26
Поцелуй
- Надо поговорить, - не отрывая взгляда от котла, в котором по заданию Слагхорна они вместе с Лили пыталась приготовить зелье правды, заявила Нарцисса. - Мне нужна твоя помощь.
При этом вид у слизеринки был такой, словно она не с просьбой обращалась, а, как минимум, снисходила до одолжения.
Лили устало теребила кончик волос, заплетённых в унылую косу.
Сдвоенное Зельеварение в последнее время превратилось для неё в пытку. Всё из-за Северуса. Он взял моду садиться на заднюю парту и сверлить оттуда взглядом, тяжелым, как надгробная плита. Как бы Лили не повернулась, как бы не села, она не могла избавиться от ощущения, что за ней следят.