Казалось, в мире не было такого человека, которого так или иначе не затронула вся эта история. Размышляя об этом, даже сдержанный Саттертуэйт испытывал невольное волнение. Он руководил самой крупной в мировой истории охотой за человеком.
В два часа дня он сделал рапорт в Белом доме. От недосыпания и раздраженности глаза у Брюстера были налиты кровью.
– Только что у меня был очень тяжелый разговор с Джанет Фэрли.
– Воображаю.
– Она хочет знать, когда мы его вернем.
– Понимаю.
Брюстер расхаживал взад и вперед:
– У нас осталось меньше пяти дней. Этридж выбрал чертовски неудачное время, чтобы умереть. – Он остановился, вынул сигару изо рта и мрачно посмотрел на Саттертуэйта. – Вы уверены, что точно идентифицировали человека, который похитил Фэрли?
– Стурку? Почти наверняка.
– Думаете, он сдержит слово?
– Только если решит, что это для него выгодно.
– Иначе он убьет Фэрли. Независимо от того, освободим мы семерых или нет. Это вы хотите сказать?
– Я не могу читать его мысли, господин президент. Я не знаю, какие у него планы. Но он убьет без колебаний, если решит, что у него есть для этого причины.
Президент обошел вокруг стола и упал в большое кресло.
– Тогда нельзя дать ему таких шансов.
– Вы хотите использовать двойников?
– Думаю, да.
– Мы можем послать их в Женеву. Будем держать подальше от чужих глаз и введем в дело, только если этого потребует обстановка.
– Но вы должны быть абсолютно уверены, что о них никто не узнает.
– Мы сможем это сделать, – заверил Саттертуэйт. – Это нетрудно. Никто не увидит их больше одного раза.
– Будьте очень аккуратны.
Брюстер взглянул на свою сигару и положил ее в пепельницу:
– Милт Люк может быть временным президентом в течение нескольких дней, но избави нас Бог оставить его на четыре года.
Воскресенье, 16 января
09.00, континентальное европейское время.
Лайм приладил к глазам бинокль и бегло осмотрел площадь, пока не нашел нужное ему окно. Оно находилось в доброй сотне ярдов, но сильные линзы приблизили его на расстояние вытянутой руки. Он смотрел через гироскопический бинокулярный прибор, который стоил американскому правительству больше четырех тысяч долларов.
Дыхание вырывалось из его ноздрей в виде пара. Он не приготовил себе теплых вещей для субарктического климата. Чэд Хилл купил ему перчатки, шарф и твидовое пальто в магазине «Стокманн» в Хельсинки, а сам Лайм одолжил у местного полицейского меховую шапку с ушами. Перчатки были маловаты, зато пальто оказалось как раз впору.
Англичанин спросил:
– Ну, что там?
– Он читает «Геральд трибюн».
– С его стороны это просто свинство.
Мецетти не задернул шторы. Он сидел в номере отеля рядом с телефоном и читал газету, вышедшую вчера в Париже.
– Замечательно.
Англичанин отодвинул от губ воротник пальто. Им пришлось распахнуть окно настежь, потому что, если они его закрывали, оно начинало запотевать. В номере Мецетти стояли, судя по всему, двойные рамы. Окно замерзло по углам, но в середине оставалось чистым, и сквозь него все было видно.
Англичанин являлся высокопоставленным чином в британской МИ-5. Плотный, лысый и округлый, как шар, он носил песочного цвета офицерские усы и галстук в полоску.
В Лахти у ЦРУ имелся свой человек, но, как это часто бывало, здесь его все так хорошо знали, что Лайм не хотел его использовать. Если ввести его в дело, информация быстро просочится наружу, и тогда появится опасность спугнуть контакты Мецетти.
Если вообще будут какие-нибудь контакты.
Впрочем, их следовало ожидать, учитывая, что Мецетти в первый раз сделал передышку с тех пор, как протащил их за собой через всю Европу. Он устроился в гостиницу вчера вечером и распорядился доставлять еду к себе в номер. Похоже, он ждал телефонного звонка. Его линия прослушивалась.
Англичанин сказал:
– Посмотрите вниз.
Вдоль тротуаров стояли беспорядочно припаркованные автомобили; в этот момент в конце улицы показалась еще одна машина, это был восточногерманский «вартбург».
– Смешно. Точно на производственное совещание приехал.
– Вы его знаете?
– Приходилось встречаться. Только теперь он в штатском.
Водитель не вылез из машины. Пассажир исчез в дверях гостиницы. Через минуту он вышел обратно, сел в машину и остался в ней сидеть. Автомобиль не тронулся с места.
– Он работает на Москву?
– Думаю, нет. Теперь уже нет.
Рядом с подъездом стоял «рено» с французским агентом, немного дальше – большой «БМВ» с четырьмя представителями немецкой разведки. Оглядев площадь через двадцатикратный бинокль, Лайм обнаружил соглядатаев еще в пяти машинах. Он узнал одного из них – испанского агента, с которым встречался раньше в Барселоне.
С бору по сосенке. Англичанин был прав – это было смешно.
Лайм подошел к телефону:
– Чэд?
– Слушаю.
– Площадь кишит шпионами. Убери их отсюда.
– Я попытаюсь.
– Нажми на них.
– Им это не понравится.
– Я извинюсь попозже.
– О'кей. Посмотрю, что можно сделать.
Лайм вернулся к окну, ощущая себя выжатым до предела. Бессонница резала ему глаза; он старался моргать пореже, чувствуя, что под веками как будто насыпан сухой песок.
Англичанин сидел у окна, как Будда. Лайм сказал:
– Меня беспокоит, что здесь нет русских. Все остальные налицо.
– Может быть, мы заняли их место.
– Здесь все еще хозяйничает Ясков, верно?
– Вы его знаете?
– Я бывал тут раньше. Очень давно.
– Да, это его владения.
Ясков должен быть где-то здесь, подумал Лайм. Не так явно и грубо, как другие, но он здесь тоже присутствует. Наблюдает, ждет.
Он опустился на свое место у окна рядом с англичанином. Мельком взглянул в бинокль: рука Мецетти шевельнулась, он перевернул страницу газеты, и Лайм без труда прочитал ее заголовки.
Он оторвался от окна и перегнулся через подоконник, чтобы посмотреть вниз. На площадь тихо и ненавязчиво вырулил «вольво»; он въехал колесом на тротуар, из машины вышли четверо финнов в униформе и прогулочным шагом двинулись вдоль витрин. Они поравнялись с «фольксвагеном», и Лайм увидел, как один из финнов заговорил с сидевшими в машине. Остальные трое проследовали дальше; возле «вартбурга» от группы отделился еще один и начал показывать жестами, чтобы сидевший в нем человек опустил окно.
В «фольксвагене» возникли какие-то проблемы, но в конце концов финн выпрямился и отдал честь, а в машине завелся мотор. Отъехав от обочины, «фольксваген» сделал круг по площади и очень медленно и неохотно, словно шаркающий подошвами ребенок, потащился в сторону южной улицы. Через минуту за ним последовал «вартбург».
Финны продолжали свой обход, и вскоре площадь покинули семь машин. После этого финны уселись в свой «вольво» и уехали.
– Чистая работа, – сказал англичанин, изобразив аплодисменты.
– Нам это дорого обойдется.
– Ну, сами-то они ни за что бы отсюда не убрались.
Это означало конец международного сотрудничества. Лайм знал, что рано или поздно тем и кончится. С определенного момента кооперация стала превращаться в бесконечные расшаркивания друг перед другом. Никто не хотел, чтобы его отодвинули в сторону.
Англичанин был хитрее. Добровольно предложив свою помощь, он избежал неизбежного для остальных изгнания. Что было только к лучшему – Лайм нуждался хотя бы в нескольких друзьях.
Он протер пальцами глаза. Отсутствие Яскова его не удивляло. Ясков был не такой дурак, чтобы затесаться в общую толпу.
Он где-то рядом.
Забудь об этом, подумал он. Лови другую рыбку. Где контакт Мецетти? Кого может ждать этот сукин сын?
Были и другие ниточки, за которые можно было потянуть. «Техник из Венесуэлы», которого нанял главный управляющий отеля в Пердидо и который, судя по всему, испортил вертолет Фэрли и убил его пилота, был опознан управляющим по фотоснимку – им оказался Сезар Ринальдо.
Вместе с отпечатками пальцев, оставленными в перчатках Корби, этот факт не оставлял никаких сомнений, что всем делом руководит Юлиус Стурка.
Но положение по-прежнему оставалось очень туманным. Сотни тысяч людей работали по всему миру, искали Стурку и остальных, включая Рауля Риву. И ничего. Существовал только один реальный след – Мецетти.
Мецетти сидел в кресле и читал газету.
В открытое окно врывался ветер. Он прилетал прямо из Лапландии, пропитываясь по дороге промозглой сыростью финских озер. Солнце тонким диском висело низко над горизонтом, нежно розовея сквозь дымку; оно взошло поздно и уже через три часа должно было опять зайти.
– Внимание, – пробормотал англичанин. Лайм вздрогнул и проснулся.
На другой стороне происходило какое-то движение. Он схватил бинокль и быстро оглядел фасад гостиницы, пока не нашел окно Мецетти. Сфокусировал на нем линзы и стал наблюдать.
Мецетти отложил газету и стоял у гардероба, надевая пальто и шляпу.
Лайм передал бинокль англичанину и кинулся к телефону:
– Он уходит. В пальто и шляпе.
– Понял.
Он забрался в «мерседес». Чэд Хилл, сидевший за рулем, вопросительно повернул голову.
– Не особенно радуйся, – устало сказал Лайм. – Может быть, он просто идет в аптеку, чтобы купить себе зубную щетку.
Они разглядывали подъезд гостиницы. Лайм вытянул из приборной доски двусторонний микрофон:
– Надо проверить связь.
– Связь громкая и чистая.
Через две-три минуты на ступеньках появился Мецетти. Он с озабоченным видом оглядел площадь и направился к стоявшему неподалеку «саабу», который взял вчера напрокат в Хельсинки.
Лайм поставил под бампером «сааба» пеленг. Он издавал прерывистые радиоимпульсы. Два фургона были оборудованы приемными устройствами, чтобы следить за перемещением пеленга, но Лайм все-таки предпочитал визуальную слежку: водитель у машины может поменяться, и тогда они сядут в лужу со своим «жучком».
У Мецетти были проблемы с запуском двигателя. Должно быть, переохладился карбюратор. Лайм щелкнул выключателем на микрофоне.
– Я за ним слежу, но мне нужны еще две машины.
– Будет сделано.
Наконец из выхлопной трубы «сааба» вырвался дымок, и машина отъехала от тротуара.
– Мы отчалили… Направляемся в центр города.
– Два фургона и три автомобиля следуют за ним.
Лайм отключил микрофон и сказал Чэду Хиллу:
– Сбавь ход. Не виси у него на «хвосте».
«Мерседес» ехал по узким улицам. Мецетти включил противотуманные фары, и за их красными огоньками легко было следить.
Резкий поворот в узкий переулок.
– Не поворачивай за ним, – сказал Лайм. – Мы объедем вокруг дома.
В микрофон он добавил:
– Он свернул в переулок. Наверно, проверяет, нет ли слежки. Я его отпустил. Кто-нибудь есть на параллельной улице?
– Элкорн за ним присмотрит. Он едет на запад к Алпгатану.
Лайм посмотрел на карту. Параллельно улице шел бульвар.
Он сообщил направление Чэду Хиллу, и «мерседес» повернул за угол. Лайм сказал:
– Помедленней. Пусть пока за ним последят другие.
Голос из радио:
– Похоже, он объезжает вокруг квартала.
– Он не собирается припарковаться?
– Нет. Видимо, хочет выяснить, нет ли за ним «хвоста». Все нормально, мы отслеживаем его на каждом углу. Он нас не заметит.
– Что он сейчас делает?
– Едет на север по главной улице.
Лайм дал новое указание, и Хилл повернул «мерседес» на главную улицу. Радио:
– Он объезжает вокруг квартала.
– Вы уверены?
– Похоже на то… О'кей, он сделал третий поворот. Еще один, и он обогнет квартал. Вы сейчас где?
– У северной границы города.
– Продолжайте двигаться. Возможно, он вот-вот появится – он как раз за вами.
Лайм спросил Чэда Хилла:
– Вы не видите его в зеркале?
У Хилла хватило ума посмотреть в зеркало, не поворачивая головы.
– Пока нет.
– Едем дальше.
Дома попадались все реже; у дороги мелькали финские сосны, шоссейное полотно стало уже, обочины обледенели, под деревьями лежал снег.
– Ага, вот он.
– Не торопитесь. Пусть он нас обгонит, если хочет.
– Я не думаю, что он… о, черт!
Хилл нажал на тормоза. Лайм посмотрел через заднее стекло. Никого.
– Что случилось?
– Он только что свернул. На боковое шоссе.
– Все в порядке. Не тормозите резко, а то нас вынесет в кювет.
Хилл с трудом укротил «мерседес», едва не вылетев на обледеневшую обочину. Наконец ему удалось развернуть машину, и он налег на педаль акселератора.
Ускорение вдавило Лайма в кресло.
– Полегче, ради Бога.
Солнце мигало сквозь сосны, как сигнальный маячок. Навстречу от Лахти приближалась машина; Лайм прищурился на нее сквозь солнце. Это был зеленый «вольво», старая двухдверная модель. Возможно, это Элкорн.
Хилл сделал поворот достаточно спокойно. Лайм обернулся через плечо – Элкорн последовал за ними.
Узкая дорога уходила в лес, по обеим сторонам у обочин лежал снег. Солнце скрылось в деревьях. Лайм сообщил в микрофон об изменении маршрута. Потом он сверился с картой.
На карте дорога заканчивалась Т-образным перекрестком, перпендикулярное шоссе вело от Лахти на северо-запад, где дальше к северу имелось несколько деревень. Между этим местом и перекрестком населенных пунктов не было.
– Прибавьте скорости. Посмотрим, сможем ли мы не упускать его из виду.
«Мерседес» покачнулся на резком повороте, и они увидели «сааб», огни которого в следующее мгновение исчезли на другом конце дорожной дуги.
– Хорошо, так и держитесь.
На Т-образном перекрестке «сааб» повернул налево, и Хилл издал тихий стон. Лайм сообщил:
– Он возвращается в город.
– Сукин сын. Он все еще водит нас за нос.
– Он узнает наш «мерседес», если увидит его еще раз. Скажите Элкорну, чтобы обогнал нас. На границе города приготовьте мне новую машину. У вас есть пятнадцать минут.
Мецетти проехал Лахти насквозь, нигде не поворачивая и не останавливаясь. Элкорн передал эстафету другому человеку, который подхватил «сааб» на главном шоссе, уходившем на юг в сторону Хельсинки. Лайм сменил «мерседес» на ожидавший его «вольво» и поехал в том же направлении. Когда они выехали из города и оказались на просторной равнине, поросшей соснами, он заметил второй «хвост»; после переговоров по радио Лайм занял его место, а «хвост» обогнал «сааб» и поехал впереди него, взяв Мецетти «в клещи».
Так они сопровождали его пятнадцать или двадцать километров. Было около двух часов дня, в этих широтах время уже близилось к закату. Скандинавы поддерживали свои дороги в хорошем состоянии и в гораздо худшую погоду, но особенно оживленного движения на них не было. Шоссе плотно окружали сосны, по обеим сторонам тянулся бесконечный лес. Время от времени дорога выходила на берег озера и бежала мимо уютных коттеджей, в которых сквозь замерзшие окна мерцали огни, – половина жителей Лахти и Хельсинки проводили выходные на озерах.
Мецетти, похоже, пока не замечал, что за ним следят. Положение станет труднее, когда стемнеет, поскольку постоянно маячащие сзади огни могут его обеспокоить.
Сзади появился «порше», выскочил на встречную полосу и поравнялся с ними. Лайм попытался разглядеть в кабине лицо водителя, но боковые стекла запотели. «Порше» пролетел вперед, и они порадовались тому, что какое-то время он побудет между ними и Мецетти. «Сааб» увеличил скорость, но через пару миль «порше» потерял терпение, прибавил газу и унесся дальше.
Настало время включить фары. Дорога пошла крутыми зигзагами, огибая цепь связанных друг с другом озер; временами огни «сааба» пропадали за деревьями.
Мецетти вел себя как любитель. Своими маневрами он в лучшем случае смог бы оторваться от одиночного «хвоста», но не от планомерной и масштабной слежки.
Если бы его люди прослушивали переговоры по радио, они бы поняли, что Мецетти на крючке, но Лайм и его организация не использовали обычный у полицейских диапазон частот. Чтобы перехватывать их разговоры, надо было знать, на какой частоте они идут, а это было маловероятно. Во всяком случае, они не смогут отследить сигналы пеленга, установленного на машине Мецетти. Их нельзя было поймать в радиоэфире.