– Хорошо, – ответила я, думая, что на нечто подобное намекал мне и майор Журавлев.
Но пока что полезной информации от обеспокоенных ситуацией бизнесменов у меня не было. Они и сами пребывали в растерянности. И их агентура пока что не придумала ничего умнее, чем обращение в полицию за помощью и защитой.
Попрощавшись с Романенковым, я отправилась в лицей, ставший уже чуть ли не родным для меня. Погода в последние дни установилась ясная и солнечная. Заметно потеплело, ручьи вовсю бурлили вдоль дорог, унося с собой «проклюнувшийся» из-под залежей снега скопившийся за зиму мусор. В центре города и вовсе было сухо и чисто. Более удаленные от центра районы, к сожалению, не могли похвастаться такой чистотой: старые, раскисшие сигаретные пачки, обертки от конфет и жвачки, бутылки, жестяные банки – все это «добро», с легкой совестью бросаемое зимой в снег, теперь «выплывало» наружу, валялось и на газонах, и в скверах, и даже на тротуарах. (О собачьих экскрементах я даже и говорить не хочу.)
Я вспомнила, что, когда я только переехала в Тарасов, город был значительно чище. За какие-то несколько лет он в буквальном смысле слова превратился в помойку. Лишь отдельные, малочисленные его территории и участки были в порядке – либо принадлежавшие администрации города, либо частникам, которые наводили там порядок своими силами. Остальная же часть города, то есть практически весь он целиком, была никому не нужна. Такое складывалось впечатление…
Территория вокруг лицея, правда, была вычищена и выметена. Но чуть подальше уже валялись кучами слипшиеся прошлогодние окурки, трамвайные билеты и пресловутые жестяные банки…
Высокий парень в бейсболке, надетой козырьком назад, допил кока-колу из банки, смял ее и бросил на землю. Банка гулко стукнула по асфальту, покружилась на одном месте и застыла, ярко-красным пятном выделяясь на дороге. Парень спокойно вошел в ворота лицея и двинулся ко входу в здание.
«Вот выяснить бы сейчас, из какого он класса, и нажаловаться его классному руководителю!» – злорадно подумала я, прежде полагавшая, что ябедничать нехорошо. Собственно, научить этого переростка хорошим манерам я могла бы, и не прибегая к помощи классного руководителя. Кстати, для ученика лицея этот парень все-таки слишком взрослый, если только его не оставляли на второй год несколько лет подряд. Но в сто тридцать седьмом лицее таких учеников не держат. Их тут просто нет – по определению.
«Интересно, куда это он направляется? – подумала я. – На преподавателя он явно не похож, на родителя – тоже… Наверное, это чей-то брат, пришел забрать свою младшую сестрицу или братца из лицея».
Я посмотрела на часы: приближалось время окончания занятий. Из дверей лицея начали группками и поодиночке выходить старшеклассники с рюкзаками и торбами за плечами, жевавшие жвачку и болтавшие между собой. Некоторые шли к трамвайной остановке, кто-то подходил к поджидавшим их автомобилям… Парень-неряха в бейсболке подошел к кучке стоявших поодаль школьников и затерялся в этой группе. Наверное, он просто пришел к кому-то из знакомых, и я потеряла к нему интерес, решив простить этого типа – на первый раз – за невоспитанность.
К машине уже бежал Никита, размахивая на ходу каким-то ярким проспектом. Алена почему-то не появлялась.
– Привет! – радостно сказал мальчишка, забираясь в машину.
– Привет. Что это у тебя?
– Это диплом! Мне вручили его за первое место на олимпиаде по информатике среди одаренных детей!
– Здорово! – похвалила я его, прочитав диплом. – Слушай, ты Алену не видел? Что-то она задерживается.
– Видел: она с кем-то по телефону болтала. Я ей сказал, чтобы она выходила поскорее, она мне рукой в ответ махнула.
– Что ж, подождем, – сказала я.
Алена появилась только минут через двадцать, когда я уже готова была пойти в лицей и начать разыскивать ее там. Девчонка шла не спеша и на ходу разговаривала по мобильному телефону, смеясь и кокетничая. Однако, когда она подошла к машине так близко, что разговор ее мог быть услышан мною или братом, Алена быстро отключила связь.
Не здороваясь, она села на сиденье и приняла вид светской львицы.
– Если ты еще раз задержишься так надолго, домой пойдешь пешком, – спокойно произнесла я.
– Меня по делу задержали! – резко ответила Алена.
– Значит, нужно было позвонить и предупредить меня.
– Я что теперь, за каждый свой шаг должна отчитываться?! – с вызовом вскинула голову Алена.
– Да, – с невозмутимым видом кивнула я и завела мотор.
Ведя машину под неумолчную трескотню Никиты, предвкушавшего, что скоро он примет участие в грандиозном турнире по «Антаресу», я думала о своем. То есть о бандитах. А также и о том, что вероятность нападения на Шишкова возросла и стоило бы мне пересмотреть принятые мною меры предосторожности по охране его и его близких и усилить их. И поговорить сегодня на эту тему с ребятами-охранниками. Павел, кстати, неплохо себя зарекомендовал, парень он толковый, с ним вполне можно иметь дело. Если и другие его коллеги такие же ответственные люди, это уже очень неплохо!
Сдав обоих старших детей на руки их матери, я отправилась на поиски Павла. Однако я не успела его найти: навстречу мне из своей комнаты вышел растерянный Эдуард Борисович с телефоном в руках.
– Михайлова ограбили… – глухо выговорил он. – Я сейчас еду туда. Вы…
– Я с вами.
Мы сели в его автомобиль, и Эдуард Борисович тронулся с места. Я подумала о том, что с затянувшимся было затишьем явно покончено. Бандиты, зализав раны, ожесточенно принялись наверстывать упущенное время и даже обнаглели настолько, что напали на свою жертву посреди белого дня.
Сидя за рулем, Эдуард Борисович сосредоточенно молчал. Мне хотелось узнать хотя бы о кое-каких подробностях нападения, и через какое-то время я спросила:
– Жертв нет?
– Кажется, нет. Но дома была его жена. На нее напали, связали…
– Вот как? Но она хотя бы жива?
– Жива, жива, слава богу! – кивнул Шишков.
– Да уж, – я покачала головой. – Просто удивительно, как повезло человеку! И как это они свидетеля в живых оставили? Наверное, их кто-то спугнул.
– Вот приедем к ним, Наташа все и расскажет, – сказал Шишков. – А у меня уже голова кругом идет, если честно!
– Она сумеет все четко описать? – спросила я.
Шишков мне не ответил.
– Что, она в… неадекватном состоянии? Перенервничала? – осторожно уточнила я.
Шишков отчего-то замялся.
– Нет, просто она… блондинка, – наконец, выговорил он.
– И что? – не поняла я.
– Ну, вот мы приедем, и вы сами все поймете, – слабо улыбнулся он.
Михайлов проживал поближе к городу, чем Шишков, в Разливановке, так что на дорогу у нас ушло минут двадцать. Правда, Эдуард Борисович гнал машину на скорости, превышавшей сто километров в час.
Коттедж был под стать «стилю» своего хозяина. Его склонность к показной роскоши я оценила еще во время своего первого посещения их с Шишковым личных владений в комплексе «Пульсар».
Уже издали становилось очевидным, что здесь обитает человек, стремившийся производить вполне определенное впечатление на окружающих. Двухэтажный белый дом с колоннами и арками, круглыми «волнами» идущими по всему фасаду, возвышался за внушительным забором. Когда мы подъехали к воротам, выяснилось, что они не заперты. Возле них стоял невысокий человек в джинсовой куртке и брюках, оказавшийся личным водителем Михайлова. Он хорошо знал Шишкова, поэтому пропустил нас беспрепятственно.
Перед домом находилась огромная, вымощенная серым камнем площадка, ее обрамляли аккуратно подстриженные деревья. Не знаю, каких пород, но даже в это, весьма раннее время года они уже радовали глаз зелеными листьями. В центре площадки имелся фонтан необычной формы, окруженный извилистым бордюром. От фонтана к дому вела ровная дорога. Шесть длинных полукруглых ступенек поднимались к арочному проему. Пройдя над ним, мы оказались перед массивной дверью желто-коричневого цвета, украшенной резьбой, с золочеными ручками в виде колец.
Шишков, наверняка бывавший здесь неоднократно, подергал за ручку, и по всему двору разлился мелодичный звон. Я подняла голову. Под крышей имелся проем, и там висел небольшой колокол. Именно он и начинал звонить, когда дергали за ручку.
– Это что же, такой трезвон раздается всегда, когда кто-то придет? – приподняв брови, спросила я Шишкова.
– Нет, вообще-то сначала прибывшие звонят в звонок у ворот, – невольно улыбнулся Шишков. – А когда их пропустят, дергать дверную ручку уже не имеет смысла. Это опять же скорее для выпендрежа устроено.
– Ну, это еще куда ни шло, – пробормотала я. – А то ведь от постоянного колокольного звона и с ума сойти недолго!
За дверью послышались тяжелые шаги, и вскоре нам открыл сам господин Михайлов. Лицо Геннадия Юрьевича было сумрачным.
– Привет! – буркнул он, обращаясь Шишкову, а мне лишь кивнул. – Вот и я дождался…
Он вздохнул и пропустил нас в дом. Огромный холл был практически пуст, как и в доме Шишкова. Только у Эдуарда Борисовича он все же был существенно меньше. Я подумала, что Шишков или его жена, увидав холл Михайлова, решили и у себя дома соорудить нечто подобное, а потом, поняв всю бестолковость самой идеи этого помещения, никак не могли решить, подо что же его приспособить.
– Где Наташа? – спросил Шишков, сменив ботинки на тапочки.
Михайлов мотнул головой, указав куда-то в глубь дома, и повел нас за собой по длиннющей галерее, состоявшей из сплошной череды рельефных колонн. Мы повернули за угол и наконец оказались в комнате. Нет – в настоящем зале. Я бы даже сказала, в тронном зале, потому что мебель, стоявшая по центру стены напротив двери, напомнила мне именно трон. С единственным отличием: она была намного шире. Оказалось, что это своеобразный квадратный диван-кровать, расположенный на возвышении. На каждом из четырех его углов возвышались столбики, уходившие в потолок.
На диване возлежала блондинка лет двадцати восьми, с бледным лицом, на ее щеках виднелись размазанные потеки туши. На лбу она придерживала белую мокрую ткань, перед диваном на стуле стояла миска с водой. Вокруг губ блондинки алели пятна помады. Выражение лица ее было жалобным, и она то и дело принималась плакать, потирая запястья – на них остались розовые полоски от веревок. У боковой стены в кресле сидел молодой человек брутальной внешности с хмурым лицом и держался за плечо. Оно было неумело забинтовано, и из него сочилась кровь.
Я подняла глаза к потолку. Там висела громадная люстра с множеством плафончиков в виде свечей. Она больше подошла бы для театра или музея, но я уже поняла, что Михайлов предпочитает иметь в своем доме вещи, не совсем совместимые с привычным понятием о человеческом обиталище. Люстра была цела, но рядом с ней в потолке виднелась дыра, явно пробитая пулей.
– Гена, кто там пришел? – слабым голосом спросила блондинка, снимая со лба ткань и окуная ее в миску.
Отжав ее, она вновь положила тряпку на лоб. Михайлов бросился к жене.
– Натусь, успокойся, это Эдик Шишков со своей… своим… Словом, это женщина-телохранитель, ее зовут Женя, – довольно неуклюже представил он меня, гладя супругу по руке.
– Гена, но зачем? – Наташа сделала попытку приподняться, придерживая обеими руками сползавшую со лба повязку. – Я сейчас не в состоянии никого принять должным образом! Я не хочу, чтобы меня видели в таком ужасном виде! – И она снова заплакала.
Михайлов принялся ее утешать. Шишков переминался с ноги на ногу, явно желая поговорить со своим другом лично. Я посмотрела на молодого человека, сидевшего в кресле. Он пока что не произнес ни единого слова, только крепче прижимал к ране бинт, уже насквозь пропитавшийся кровью. Я подошла к парню и спросила, кивая на рану:
– Можно?
Парень секунду подумал, кивнул и убрал руку. Я осторожно ощупала рану.
– Кость не задета, – прокомментировала я. – Прострелили, похоже, навылет.
Парень опять кивнул. Наташа просто зашлась рыданиями.
– Нужно вызвать врача, – сказала я. – И полицию.
– Что вы! – воскликнула Наташа, вторично поднимаясь на своем ложе. – Какую полицию! Я же говорю, я просто не в состоянии!.. Гена! Я тебя умоляю, не вызывай полицию! – Она вцепилась в руку мужа, глядя на него широко раскрытыми глазами. – Они же начнут задавать мне вопросы, кучу вопросов, а я этого просто не выдержу! Начнут снимать отпечатки пальцев, еще заставят меня с этой целью поехать к ним в это ужасное отделение! Я не могу, я не хочу!..
Я перевела взгляд на Геннадия Юрьевича. Он что-то прошептал жене на ухо и подошел к нам.
– Не надо полицейских, – хмуро сказал он.
– Но это же неразумно! – попыталась я воззвать к его рассудку. – Как же вы рассчитываете поймать грабителей?
– Сами справимся, – не глядя на меня, произнес он. – Мне здоровье жены дороже.
– Но ведь нужно выяснить, что произошло! Она единственный – пока что – свидетель, вы понимаете? Только она может описать этих бандитов!
– Гена, может быть, все-таки иметь смысл расспросить Наталью? – поддержал меня и Шишков.
Тот немного подумал и сказал:
– Хорошо. Вы можете задать ей несколько вопросов, только, прошу вас, не беседуйте с ней долго. И не нервируйте ее, пожалуйста.
– Спасибо и на этом, – кивнула я, подходя к возвышению.
Михайлов, догадавшись, что мне будет не очень-то удобно разговаривать стоя, притащил стул. Усевшись возле дивана, я оказалась почти на одном уровне с Наташей.
– Извините, – доставая из пачки сигарету и закуривая, нервно проговорила она. – Я, наверное, кажусь вам ужасной хозяйкой, даже не могу предложить вам ни кофе, ни вино, ни угощение… Но я пережила чудовищный шок!
– Я все понимаю, расслабьтесь, – ответила я. – Я вполне обойдусь без угощения. Лучше расскажите мне, как все произошло. Это поможет нам обезвредить бандитов.
– Натусь, ты уж расскажи все еще раз, а? – с просительными интонациями подошел к жене Михайлов. – Нужно ведь найти этих уродов…
– Ах, я уже обо всем рассказала! – эмоционально воскликнула Наташа, нервно стряхивая пепел в изящную пепельницу из слоновой кости.
– Но мы-то об этом еще не слышали, – настояла я на своем.
– Ох, ну хорошо! – Наташа вздохнула и два раза подряд затянулась сигаретой. – Что вы хотите узнать, конкретно?
– Лучше просто расскажите обо всем по порядку, вам так будет проще, я думаю, – предложила я.
– По порядку? – задумалась Наталья. – Ну, хорошо… Значит, я была дома. Сидела здесь и смотрела телевизор. Потом хотела поплавать в бассейне, но не пошла туда…
Я уже мысленно пожалела о том, что предложила Наташе следовать произвольной форме изложения. Лучше и впрямь задавать ей конкретные вопросы.
– Вы были в этой комнате? – воспользовавшись паузой, спросила я.
– Да.
– А охранник? – покосилась я на молодого человека.
– В холле.
– Во сколько на вас напали?
– В два часа дня. Да, точно – как раз закончился «Модный дом»…
– И что произошло дальше?
– В дверь позвонили. У нас, знаете, такой звонок, его сразу слышно… во всем доме…
– Знаю, – кивнула я. – И что дальше?
– Артем пошел открывать, а я оставалась в этой комнате. Потом – бах! Выстрел! Я перепугалась, вскочила, но тут они ворвались в комнату и связали мне руки. А рот заклеили скотчем. Вот, посмотрите! Когда его снимали, даже кожу содрали! Ужасно больно!
Наташа явно собиралась зареветь вновь, но я не позволила ей отвлечься, быстренько задав следующий вопрос:
– А как же получилось, что они прошли прямо к дому? Как они открыли ворота?
Наташа захлопала глазами и взглянула на мужа, потом перевела взгляд на охранника.
– Я… Я не знаю, – наконец сказала она. – Я об этом совершенно не думала!
– Замок прострелили, – подал голос Михайлов.
– Да, и еще потолок! – воскликнула Наталья. – Видите?
Она показала на дыру, которую я уже имела возможность заметить.
– А зачем они стреляли в потолок? – спросил Шишков.
– Откуда же я знаю! – округлила глаза Наташа. – Думаете, я их спрашивала?!