И Затырин был вынужден подчиниться. Уже продуманная им комбинация с документами рушилась на ходу.
— Вот, — он не очень уверенно протянул через стол несколько исписанных листков. — Это заявления от пострадавших.
Турецкий взял, углубился в чтение. Читал он медленно, что-то помечая у себя в блокноте. Закончил с одним, занялся другим, потом третьим. Отложил все три в сторону.
— Это хорошо, что вы мне дали их почитать, Павел Петрович. Но я просил не эти. Мне нужны заявления Теребилина и Сороченко. А также их жен и пятерых свидетелей. Давайте, чего вы ждете? Этак мы никогда с вами не закончим.
Возникла пауза. Затырин молча и бесцельно перебирал бумаги в папке, но видно было, что делал это чисто формально, никаких других заявлений у него просто не было. И тогда Турецкий пришел ему на помощь:
— Может, забыли? Может, вы, Павел Петрович, давно уже передали их в прокуратуру для дальнейшего расследования и возбуждения уголовного дела по факту нападения и так далее? Или эти документы уже отправлены в область — по требованию областного прокурора? Вы вспомните.
— Ах ну да, конечно! — обрадовался подсказке подполковник. Он даже звонко шлепнул себя по лбу, коря за непростительную забывчивость. — Естественно, у меня тех заявлений и быть не может! Вы абсолютно правы, Александр Борисович! Уф-ф, ну просто гора с плеч, — искренне готов был покаяться он.
— Ну вот видите, — хмыкнул Турецкий, — все, оказывается, можно вспомнить, когда очень надо. Давайте запишем и это ваше показание… Но вы не огорчайтесь, мы с вами их искать сейчас и не будем, просто отмечаем их отсутствие у вас, указываем причину и… идем дальше. Видите ли, ко мне в Москву уже давно поступили копии всех этих материалов. Генерал как раз и захватит их с собой, когда приедет сюда, а вы потом вместе с ним и решите, что там законно, а что нет. Пустяки, пойдем дальше…
Таким иезуитским способом, не повышая голоса, не заставляя Затырина злиться, ибо и повода не было, Александр Борисович за час-полтора самым натуральным образом вынул из него душу.
Пришлось-таки Затырину рассказывать, как были задержаны «обидчики», как не совсем, мягко говоря, достойно вели себя в милиции с женщинами — одна беременная, другая — депутат, как затем среди ночи по звонку от помощника губернатора их пришлось выпустить и извиниться перед ними. Турецкий все старательно фиксировал на бумаге.
У подполковника голова шла кругом — все, оказывается, уже знал этот проклятый москвич! А прикидывался простачком! Но вопросы задавались, и на них надо было отвечать. Причем отвечать внятно, следя при этом, чтобы не проговориться случайно и не подставить себя.
Затырин вспотел от напряжения. А Турецкий пил пузырящуюся водичку из стакана, рассматривая ее на просвет, и нудным тоном утомленного человека продолжал задавать вопросы.
И понял в конце концов Павел Петрович, что ничего у него с обманом не получилось. Концы не сходились. Да и подсказка относительно местонахождения документов была тоже весьма условной, проверить ведь раз плюнуть. И что тогда? Ну а тогда можно будет, решил, видимо, он, снова «поднапрячь память» и неожиданно «вспомнить», что никуда он ничего не отсылал, а запер в дальний ящик стола — подальше с глаз. И что не собирался он вести никакого расследования по этим заявлениям. Да и не в его это интересах, не говоря уже о мэре и остальных. Но это если уж совсем край.
Одного он не мог учесть: на его красивом, благородном лице игра мыслей была слишком заметна опытному взгляду Турецкого. А тот не давил подполковника дальше, сделав значительный первый шаг.
— Ну а материалы, которые касаются следующей стычки милиции и населения, мы с вами, Павел Петрович, давайте обсудим и проработаем завтра. Я вижу, вы устали. Да и я как бы с дороги. Надо еще устроиться. Во сколько мы завтра встретимся? Лучше, думаю, прямо с утра, в десять. Только вы уж, пожалуйста, приготовьтесь, чтоб мне снова не пришлось вам подсказывать, где материалы искать, договорились?
Турецкий собрал в папочку исписанные листы, подмигнул по-приятельски, засмеялся и встал. Затырин облегченно вздохнул и вытер ладонью мокрую красную шею.
На первый раз ему вполне достаточно, решил Александр Борисович. Вот так, без напряжения, легкими толчками в самые болезненные точки, мы его и доведем до полной кондиции. А дальше посмотрим.
Выйдя из управления, он позвонил водителю, попросил подъехать, а сам стал прохаживаться по тротуару — вперед и назад, беспечно заложив руки за спину. И спиной, затылком ощущал, как неприятные прикосновения, острые уколы, взгляды сотрудников местных правоохранительных органов из окон, которыми те провожали каждый его шаг и жест. Немного навел шороху — это хорошо, думал он.
А в эту ночь придется, пожалуй, и не поспать. Надо будет тайно встретиться с ребятами и получить от них новую информацию, с помощью которой уже завтра с утра окончательно пригвоздить вруна-подполковника к стенке.
Да, ну и городок, будь он неладен! «Городок на Каме… Не дойти ногами… » Век бы сюда не ходить, не видеть…
Глава четвертая. РАСКРУТКА
— Слушай, откуда тебе это известно? — удивился Турецкий. — Когда успел?
— Сегодня, шеф. — И заговорил уже серьезным тоном: — Я отправил к тебе водителя… Кстати, он как тебе?
— А что? Нормальный мужик. По-моему, даже со своеобразным чувством юмора. А у тебя иное мнение?
— Он мне категорически не нравится, шеф. Наверняка стукач и сволочь.
— Ну-у, милый друг! — восхитился Турецкий. — А ты чего хотел? Подпольщика для вербовки? Да хрен с ним, кем бы он ни был, просто разговоры из машины вести не следует, а также не ездить туда, куда можно дойти пешком, вот и вся недолга… «Стукач»! Конечно, а кто бы к нам иного приставил, сам подумай. Ну ладно, значит, тебе известно, где ребята?
— И девчата — тоже, шеф. Исходя из текущей надобности.
— Так, — строго сказал Турецкий, старательно пряча улыбку, — приказываю успокоиться!
— Слушаюсь, шеф. Я уже спокоен. Когда выходим в ночь?
— А тебе, может, и не надо никуда выходить.
— Нет, без сопровождения я тебя, Александр Борисович, не оставлю, это уж как хочешь. Мне Константин Дмитриевич лично велел. И не возражай, шеф. А вот появится Вячеслав Иванович, тогда гуляйте себе вдвоем.
— Он, кстати, не звонил?
— Звонил, я доложил обстановку. Ты как раз сидел у руководства, он и не стал отрывать. Прибудет завтра, в первой половине дня. С утра задержится у Седлецкого — у них там, сказал, свой разговор.
— Ну вот, знаешь столько полезной информации, а не докладывал…
— Не успел. Предлагаю переодеться во что-нибудь темное и спортивное. Ночь сегодня будет не очень холодная, но шапочки нам Филя выдал. Вы ж не взяли с собой, верно? И я не захватил. Вот и сияли бы в ночи как два подсолнуха…
Это он намекал на свою и Турецкого головы — оба были светловолосые, только Александр Борисович чуть потемней.
Полчаса спустя, когда уже совсем стемнело, они, в темных спортивных костюмах и черных кроссовках, с шапочками на головах, покинули пансионат, заперев свои комнаты и не сдавая ключей дежурному, выбрались наружу и потопали друг за другом в глубь территории, к «официальной» дыре в заборе.
Сотрудники мифического «секретного подразделения» были предупреждены, что к ним сегодня пожалуют ночные гости.
Денис и Филипп, остановившиеся у егеря, чувствовали себя в полной безопасности. Сам егерь слыл среди соседей человеком нелюдимым, и его без нужды никто старался не тревожить. Да, кроме того, все знали, какие высокие гости навещали его порой, чтобы побаловаться ружьишком или рыбалкой, а где такие гости, там и связи, жить без которых другой раз куда спокойнее. Так что отношение местного населения к Воробьеву было нейтральным, или скорее, прохладным. Жил один, воспитывал дочку, в чужие дела не лез, но и в свои никого не пускал.
Единственный, кто терпеть не мог Тихона Платоновича, был участковый Сенькин. Он его ненавидел, причем в первую очередь по причине лютой зависти. Аргумент у Сенькина был прост. Ведь вот сколько раз к нему гости всякие именитые наезжали, а он ни разу не пригласил, не представил как местную власть. За стол не позвал. Да ладно, просто иной раз стакана не налил, хотя мог бы, сволочь!
И не было покоя душе майора Сенькина, раздираемой злобой и завистью.
А еще ему не давала покоя мысль о том, что егерь же виноват и в той громкой огласке, которую получила операция по зачистке, проведенная в районе. Некоторые агенты участкового, которых он вербовал среди бывшей заводской пьяни, подбрасывая им по мелочи и требуя, чтоб они узнавали, кто чем занимается, с кем и о чем болтает по пьяному делу и вообще, тоже не жаловали егеря. А вот один из платных доносчиков сообщил как-то, что когда в город приезжали бабы из правозащитных организаций, так они даже целый день провели у егеря, и тот им якобы подробно описывал, что происходило тогда в городе. Называл имена тех, кто участвовал в операции по зачистке, а также многочисленных жертв. И те все записывали, но опросить всех пострадавших не успели, поскольку их побыстрее вытурили обратно, в Москву. Однако вредный егерь на этом не успокоился и снова как бы воду мутит, письма куда-то рассылает.
Вот и рассуждал Сенькин, что делать. Вызвать к себе егеря и допросить его с пристрастием? Так ведь пошлет подальше и не явится. А какое ему обвинение выдвинешь? «Говорят, мол»? Это не факт. К нему явиться и устроить форменный допрос? А он, как и в прошлый раз, зарядит свои стволы — вот и войди! И конфисковать оружие не получится, все у него с документами в порядке. Да потом и неизвестно еще, кто стоит за его спиной, а то можно так нарваться, что мало не покажется. Прямо-таки душевно страдал Сенькин, оттого что не мог прижучить хитрого егеря.
Днем у Сенькина было немало работы. Всякая бытовая мелочь, драки, семейные мордобои, мелкое воровство. К тому же на последнем совещании, которое проводил с ними, участковыми уполномоченными, подполковник Затырин велел им всем регулярно обходить население, особо имея в виду тех, которые подверглись санкциям, и строго предупреждать о молчании. Ас кого получится, брать и подписки о неразглашении — пусть пустая бумажка, а лишний повод рты заткнуть.
Но вечерами его так и тянуло, так и влекло на тот конец города, где в непосредственной близости к лесу была расположена небогатая усадьба Воробьева — добротный дом, пара сараев, в одном из которых стояла лошадь, и клетушки всякие для домашней живности. Сенькин обходил кругами усадьбу, приглядывался, прислушивался, но… только снова и все больше огорчался — нужных фактов не находилось.
Правда, в последние день-два на занавесках освещенных окон вроде бы пару раз мелькнула тень мужской головы, но это мог быть и сам Воробьев. А как проверить? Вот и приходилось ему просиживать час-другой под забором как в засаде. А мысли его при этом невольно крутились вокруг одного предмета — вокруг Нинки, будь она проклята…
Конечно, у него имелась под рукой Люська, всегда готовая выполнить любое его желание, но временами она ему надоедала. Хотелось чего-то нового…
На Нинку у Сенькина был иной взгляд, хотя он понимал, что ему ничего не светит, однако втайне надеялся. А вдруг? Нет, чувствовал, что не совладает с ней Сенькин, не про него девка, и оттого тоже злился и сильнее ненавидел эту чертову семейку.
Он и сам не мог бы объяснить себе, какая острая нужда вывела его сегодня на охоту.
На закрытой занавеске раз-другой задержался явно мужской профиль — и, что важно, отнюдь не воробьевский. У того бородка и усы, а тут вроде как совсем молодое лицо. Но — мужик! «Погоди, охолони!» — подумал Сенькин. А в чем дело? Разве у девки не может быть ухажеров? Что тут странного? Взрослая ведь, двадцать лет…
Но тогда кто? Почему-то этот вопрос стал чрезвычайно важен для майора, затаившегося в кустах, возле забора егеря, где, если прижаться к щелям меж досками вплотную, обнаруживался хороший обзор.
Он плотнее запахнул утепленную куртку и пониже на лоб надвинул фуражку. Заодно успел ощутить на боку уверенную тяжесть «Макарова». Как же без оружия-то? Чай, глухая ночь на дворе!
Сенькин так увлекся наблюдением, так тесно приник лицом к щели между штакетинами, что все остальное для него как бы перестало даже и существовать на какое-то время. И он не услышал, не почуял шороха за своей спиной. А если б и учуял, так подумал бы, что это ветерок шелохнул ветки. Но то был не ветер.
Короткий удар в затылок больно притиснул его щеки к щербатым зазубринам досок, а потом сознание тихо покачнулось и куда-то поплыло, постепенно отдаляясь от него…
Он бы упал спиной на землю, но сильные руки подхватили его тело и тихо опустили на землю. А затем вдали послышался рокот мотора, подъехала почти неразличимая во тьме машина. Хлопнули дверцы, щелкнул открываемый багажник, и обездвиженное тело майора перекочевало туда, в автомобильную полость.
Денис с Филиппом были предупреждены о приходе Турецкого с Поремским. Можно было, конечно, устроить встречу днем, но не хотелось привлекать к себе внимания. Каждый работал по своему направлению, и время подбивать общие бабки еще не пришло.