— Я не хочу есть, и мне срочно нужно уйти! — Он уже бежал по коридорчику к входной двери.— Не беспокойтесь! Все в норме!
— Костя! Вернись сейчас же! — крикнула Лариса Петровна.
— Пусть, — Виталий Захарович был подчеркнуто спокоен.
...Жгут жил через подъезд, на третьем этаже. Дверь была обшарпанная, без номера, сломанный звонок висел на проволочке.
Жгут погремел ключами в замочной скважине, заскрипели ржавые петли.
— Проходите,— сказал он, и все трое оказались в маленькой передней.
Хороши весной в саду цветочки!
Еще лучше девушки весной! —
пел в глубине квартиры женский голос.
— Все ясно,— удрученно сказал Жгут.— Пока меня не было, успела в магазин сбегать.
Пение прекратилось.
— Славик, это ты?
— Я, мама, я.— Голос у Жгута был растерянный.
«Значит, по-настоящему Жгута зовут Славой»,— подумал Костя.
Из комнаты в переднюю впорхнула очень полная, молодая еще женщина, миловидная, ярко накрашенная, в оранжевом платье с глубоким вырезом. Женщина приветливо заулыбалась, часто-часто посыпала словами:
— Смотрите! Целая компания! Проходи, Леночка! А это что за красавчик новенький? Давай знакомиться!— Женщина протянула Косте руку:— Ольга Пахомовна!
Костя смущенно пожал женщине руку, сказал:
— Константин... Пчелкин.
— Пчелка! — засмеялась Ольга Пахомовна и, схватив Лену за руку, устремилась в комнату.
— Пошли,— вздохнул Жгут.
В комнате царил беспорядок: разбросанные вещи, незастеленная тахта; в складках одеяла спал жирный рыжий кот, свернувшись уютным клубком.
На столе была наполовину пустая четвертинка водки, рюмка, коробка шоколадных конфет, открытая, но нетронутая, в тарелке лежала колбаса, нарезанная толстыми кусками.
— Угощайтесь! — предложила Ольга Пахомовна.— Сейчас!
Она подмигнула Косте и ринулась к буфету. На столе появились три рюмки.
— Мама,— тихо сказал Жгут.— Ты же обещала…
Тень пробежала по лицу Ольги Пахомовны.
— Обещала, сынок... Чего же делать? Слабая я женщина. Душа просит. Не робей, никто нас не разлучит.— Она вдруг сорвалась с места, заключила сына в объятия.— Только через мой труп!
Жгут высвободился из материнских рук. Ольга Пахомовна неожиданно залилась слезами.
— Чего они от меня хотят? — сквозь всхлипывания пробормотала она, погрозила кому-то кулаком, быстро налила в свою рюмку водку, судорожно выпила одним глотком.
— Мама...
— Все, все, сынок!..— Ольга Пахомовна улыбнулась сквозь слезы.— Что же вы стоите? Садитесь, сладкие вы мои!
Лена первая, за ней Костя и Жгут сели за стол.
— Так... А теперь все вместе! — Ольга Пахомовна стала разливать остатки водки по рюмкам, и Костя увидел, что рука ее дрожит.
— Я не пью водку,— с испугом сказал он.
Ольга Пахомовна хмуро, даже ненавистно посмотрела на Костю.
— Ты меня, ангелочек, не осуждай.
— Я не осуждаю...— тихо сказал Костя.
— Небось, с папочкой и мамочкой живешь?
— Да.
— А мы с моим Славкой вдвоем,— ожесточенно сказала Ольга Пахомовна.
— Тетя Оля!— Лена легко коснулась плеча женщины.— Зачем вы? Опять...
— А затем! — сказала Ольга Пахомовна.— Больно много судей на меня развелось. Ну и что, если пью? На свои кровные гуляю. День работаю, день гуляю! Чего мне остается? Раз жизнь наперекосяк пошла.
— Мама! — с отчаянием произнес Жгут.
— Что мама? Что мама? — Ольга Пахомовна посмотрела на сына и неожиданно беззаботно рассмеялась.— Ничего, не хуже, чем другие, живем. Вон какого орла вырастила! — Она ласково провела по голове Жгута нетвердой рукой, потом взглянула на Лену и Костю.— Вы молодые? И живите на всю катушку, пока молодость не прошла... «Хороши весной в саду цветочки!»— пронзительно пропела Ольга Пахомовна и, сорвавшись с места, сделала несколько танцевальных движений по комнате.— Я в ваши годы... Да и потом... Все меня Эфирным Созданием звали. На танцах равной мне не было. Не веришь? — Она подлетела к Косте.
— Почему не верю? — смутился тот.
— Вижу я: не веришь! — воспаленно возразила Ольга Пахомовна.— Я сейчас тебе покажу!
— Мама, не надо, пожалуйста!..— умоляюще сказал Жгут.
— А ты помолчи!
Ольга Пахомовна подбежала к радиоле, которая стояла в углу на стуле, включила ее, поставив пластинку. Похрипела иголка, и сквозь шорохи и время грянула полька.
— Не ту хотела! — возбужденно сказала Ольга Пахомовна.— Ладно! И полечка сойдет.
Эфирное Создание стала лихо отплясывать польку, громко пристукивая каблуками, и Костя увидел, что действительно получается все у нее пластично, красиво, только движения полных рук, вспархивающих над головой, были смешными.
Начали стучать в потолок.
— Ага! — закричала Ольга Пахомовна.— Таракан из спячки вышел! Под нами один хмырь пенсионный живет,— говорила она Косте, продолжая отбивать дробь каблуками.— Мы со Славкой его Тараканом зовем. Все доносы пишет в разные конторы. У-у! Тараканище! — погрозила она полу и, подлетев к радиоле, пустила ее на полную мощность.
Теперь стучали в стену с ковриком.
— Так,— злорадно сказала Ольга Пахомовна.— Квашня включилась. Там у нас Квашня живет, она же мадам Пельзицкая. «Ах, я пани! Я из Кракова!»
Полька кончилась, некоторое время скрежетала пластинка, потом сработал стоп-механизм, громко щелкнув. В потолок и стену продолжали стучать.
Ольга Пахомовна неверной походкой пошла к радиоле, но возле серванта вдруг остановилась, повернулась к Косте:
— Ты, наверно, любишь книжки читать?
— Люблю...— растерянно сказал мальчик.
— Тогда... забирай! — Ольга Пахомовна открыла деревянную створку серванта, на пол полетели книги. Костя успел прочесть названия: «Королева Марго», «Три мушкетера», «Воскресение».— Мой охламон все равно не читает. Зачем добру так валяться? Бери, бери!
И в это время громко застучали во входную дверь.
— Жоржик! — радостно закричала Ольга Пахомовна.— Его стук!
Она ринулась к зеркалу, стала поправлять прическу.
Жгут с хмурым лицом пошел открывать дверь.
Скоро он вернулся, а за ним развинченной походкой в комнату вошел мужчина неопределенного возраста в клетчатом костюме. У пришельца были продолговатое бледное лицо, длинный хищный нос с горбинкой, глубокие глазницы, такие глубокие, что тень скрывала глаза. Движения мужчины были гибкими, плавными, и Костя подумал, что клетчатый незнакомец похож на удава.
— Жоржик! Миленький! — заворковала Эфирное Создание, направляясь к гостю танцующим шагом.
Жоржик протянул Жгуту сверток, сказал ровным, бесцветным голосом:
— Пузырь — в холодильник, отбивные — на сковородку...— Он скользнул взглядом по Лене и Косте.— Остальные — кыш!
— Пошли,— сказала Лена, взяв Костю за руку.— Нам тут больше делать нечего.
Костя и опомниться не успел, как они оказались во дворе.
— Постоим под липой,— тихо предложила Лена.
Все, что происходило, Костя воспринимал как сон: она с ним! Рядом. Если решиться, можно тронуть ее рукой.
— Гад полосатый! — вдруг со злостью сказала Лена.
— Кто?..
— Да этот, новый хахаль Эфирного Создания. Придет и всех гонит. Вот до него был дядя Петя, «сантехник первого класса».— Лена коротко хохотнула.— Он так сам себя называл. Напьется и проспит весь вечер на диване. Только похрапывает под музыку!
Костя изумленно молчал.
Они стояли под старой липой. Был поздний вечер, и, похоже, опять собирался дождь.
— И почему все так? — снова заговорила Лена.— Ведь Эфирное Создание хорошая, добрая, веселая, И Жгута любит. А он ее, по-моему, еще больше. Только Жгут...— Лена вдруг оборвала себя.
— Что? — спросил Костя.
— Поклянись, что никому ни слова.
— Клянусь.
— Понимаешь... Жгут ворует. Иногда...
— Ворует? — ахнул Костя,
— Да...— Лена говорила шепотом.— Это редко бывает. Он для матери.
— Для матери? Это как? Зачем?
— Ну... Ей иногда позарез надо опохмелиться. Иначе, говорит, умереть можно...
— Лена,— перебил Костя,— значит, вы там, у Эфирного Создания, пьете?
— Кто сейчас не пьет? — сказала девочка.— Вопрос в том, как пить. Мы — по капельке, для веселья. Лично я пью так. Ты слушай. Вот ей надо опохмелиться, а денег на вино нет. Тогда Жгут и ворует. Один раз с подоконника на первом этаже аквариум с рыбками спер.— Лена посмеялась.— И загнал Глоту.
— Кому?!
— А! Барыге одному. Глот — перекупщик краденого. Я с ним, правда, незнакома. Ребята рассказывали. Да ты что на меня так смотришь? Жгут воровал раза два или три, когда Эфирному Созданию совсем плохо становилось.
— А она знает...— Костя запнулся,— ...что Жгут ворует?
— Да ты что?! — всплеснула руками Лена.— Жгут говорит, кореша выручают. То есть мы. Хорошо, ни разу не попался Жгут. А то... Точно пристроили бы его куда-нибудь в интернат или даже в колонию.
— Просто я не знаю, что и подумать,— сказал ошеломленный Костя.
— Да успокойся ты! Это бывает с Эфирным Созданием очень редко. А так она просто замечательная. И какая компанейская!
— Ты у них часто бываешь?
— Бываю. Мы все бываем.— Лена помолчала.— Ведь негде собираться, особенно осенью. А Эфирное Создание всем рада. Магнитофон крутим, песни поем. Знаешь, как Муха на гитаре играет!
— Муха! Все Муха!..— вырвалось у Кости.
— Ты что, Пчелка? — Лена засмеялась.— Во. Правильно Эфирное Создание придумала, мы тебя будем звать Пчелкой,
В листве зашумел дождь.
— Дождь! — радостно вскрикнула Лена.— Я люблю от дождя под этой липой прятаться. И вообще это мое любимое дерево.
— Почему?
— Так.— Лена погладила темную кору ствола.— Сколько живу, помню эту липу. Она все обо мне знает.
Костя подумал, что и он не представляет своей жизни без старого дерева. То есть он всегда видел липу, всю жизнь, и, если бы внезапно она исчезла, это стало бы потерей чего-то очень важного: неожиданно из твоего бытия исчезает друг.
И тут вспыхнула молния, на мгновение осветив двор, и из вечерней темноты проступили дома; листья над головой в этот короткий миг показались белыми. Победно раскатился гром.
Лена зажала уши, прошептала:
— Я боюсь грозы... Мама рассказывала: ее отца, моего деда, в деревне громом убило.
— Убить может только молнией,— сказал Костя.
— Громом! — Лена схватила Костю за руку.— Бежим! Проводишь меня до подъезда.
И они побежали под потоками дождя.
«Только папа, только он может помочь Эфирному Созданию»,— думал Костя, поднимаясь в лифте, и Томительное ощущение счастья оглушило его.
«Лена, Лена, Лена...» — твердил он про себя.
Наскоро поужинав, не ощутив вкуса еды, он сказал:
— Папа, мне надо с тобой поговорить!
— Так...— Лариса Петровна загремела в мойке посудой.— От меня уже секреты,
— Лара, ведь бывают мужские разговоры,— улыбнулся Виталий Захарович.
Отец и сын удалились в лоджию. Монотонно шумел дождь. Гроза ушла, но в отдалении еще вспыхивали зарницы.
Костя все без утайки поведал Виталию Захаровичу.
— Понимаешь, папа,— сказал он,— я просто не знал, что так могут жить люди.
— Как именно?— спросил отец.
— Бедно, неряшливо... Не знаю. Вроде бы весело, музыка. А на самом деле... И пахнет в квартире... кисло. Папа! А зачем люди пьют? Вот так, как Эфирное Создание?
— Видишь ли...— Виталий Захарович внимательно смотрел на Костю.— Пить, особенно систематически,— удел слабых людей. Жизнь — бесценный дар, и топить ее в вине... Надо осознать главное. Может быть, это покажется тебе странным, но жизнь коротка, вот в чем дело.
— Коротка? — перебил Костя. И подумал с удивлением: «Странно! То же самое говорил Владимир Георгиевич».
— Да, да! Коротка, Только в твоем возрасте кажется, что она беспредельна. Жизнь трагически коротка по сравнению с теми возможностями, которые даны человеку. Любимое дело, искусство, путешествия, любовь.
— Любовь?
— Да, и любовь. А вино, эти проклятые бутылки — первый враг неограниченным возможностям человека, которые даны ему на земле,
— Мне жалко Эфирное Создание,— сказал Костя.— Она веселая и, по-моему, добрая.
— Вообще-то, насколько я помню, да,— неожиданно сказал отец.
— Ты ее знаешь? — ахнул Костя.— Почему же не сказал сразу?
— Не хотел тебя перебивать.— Виталий Захарович задумался.— Когда она была совсем молодая, я дружил с Борисом, ее мужем. Ну... теперь бывшим мужем.
— С отцом Жгута? — перебил мальчик.
— Славы... Все непросто в жизни, Костик. Отличный был парень Борис. Но... Разлюбил. Вернее, полюбил другую...
— Я не понимаю, папа! — пылко перебил Костя.— Раз любишь, разлюбить невозможно!
Отец взъерошил сыну волосы.
— Папа! — Костя с надеждой смотрел на отца.— Ведь Николай Силантьевич такой классный психиатр! Ты сам рассказывал.
— Я поговорю с ним,— пообещал Виталий Захарович.— Но тут как основное условие необходимо согласие Эфирного Создания.— Он усмехнулся.— А ведь точно: была она именно Эфирным Созданием... Тоненькая, стройная. Не ходила, а, казалось, летала по воздуху. И всегда радостная улыбка на лице...
Глава седьмая
Новые знакомства
Был воскресный день.
К Косте пришел Жгут. Удивительно! Теперь Жгут стал тенью Кости Пчелкина.
«С тобой интересней,— кратко объяснил он.— И ты на психику не давишь».
«Это как?» — не понял Костя.
«Обыкновенно,— не стал распространяться Жгут.— И матери обещал помочь, В общем, во всем рассчитывай на меня».
Сейчас, встретив настороженный взгляд Ларисы Петровны, Жгут сказал Косте: — Пойдем погуляем.
— Пойдем.
...Возле подъезда, в котором живет Костя Пчелкин, стоят скамейки. На одной из них сейчас сидел, небрежно развалясь, Муха, пощипывал струны гитары, что-то еле слышно напевал. Рядом сидел Дуля, курил. На вышедших из подъезда Костю и Жгута они, казалось, не обратили никакого внимания.
— Ленку ждут,— шепнул Жгут, повернувшись к Косте.— Вон идет. Лена быстро шла к подъезду и вдруг остановилась в нерешительности.
— Лена!— позвал Костя.
Она сделала шаг в сторону Кости, но тут прозвучал спокойный, жесткий голос Мухи:
— Подруга! Сюда! Быстро!
Лена замешкалась, растерянность, отчаяние были на ее лице, И опять сказал Муха, теперь снисходительно:
— Давай, давай! На полусогнутых.
Лена, опустив голову, покорно шла к скамейке, где сидели Муха и Дуля. Дуля вскочил, шутовски раскланялся, смахнул невидимый сор с места, где только что сидел.
— Просю!
— Дуля!— тихо, но грозно процедил сквозь зубы Муха.— Слиняй!
Дуля поспешно отступил в сторону.
Лена села рядом с Мухой, опустив голову.
Муха, быстро взглянув в сторону подъезда — Костя смотрел на них,— обнял Лену за плечи.
— Убери руку! — сказала Лена, и в голосе ее было нечто, заставившее Муху послушаться.
Чтобы не уронить своего достоинства, Муха произнес насмешливо:
— Воля женщины — закон.
Жгут предложил Косте:
— Еще раз позвать ее?
— Подожди! — тихо, но резко сказал Костя. Он еще не принял никакого решения. «Уйти?..»
И в это время все услышали громкий крик:
— Ребята! Ребята!
К подъезду бежал худой мальчик в очках, которого Костя часто видел встречающим или провожающим «Скорую помощь».
— Ребята! — Он говорил быстро, взволнованно жестикулируя: — Они окончательно решили!.. С липой... Муха! Придумай что-нибудь! Пожалуйста!
— При чем тут я? — громко перебил Муха.— Да и ничего сделать невозможно. Раз они решили. У них власть. А против власти не попрешь.
— Значит,— удрученно сказал мальчик в очках,— ты ничего...
— Очкарик! — опять перебил Муха.— Обращение не по адресу. Что мы можем? И вообще... Выдумали вы все с дедом. Тоже проблема.— Муха засмеялся.— Липовая проблема!
И тут вскочила со скамейки Лена.