Птица уцепилась за решетку, повертела головой, чирикнула, словно попрощавшись, и выпорхнула на волю. Силвер тяжело опустился рядом со мной.
– Это… глупо, Эмма! Джок ведь тебе не почтовый голубь. Вряд ли он вообще найдет дорогу в замок.
– Не недооценивай свою птицу, – возразила я, – она же привела меня к тебе! Откуда ты вообще его взял?
– Нашел как-то с перебитым крылом. Может, мальчишки из рогатки подстрелили или попал кошке в зубы. Подобрал, подлечил. Хотел позже отпустить, но…
– Но не отпустил, – закончила я.
– Он слишком маленький, да и отвык жить на воле. Любой коршун, кошка… да просто недобрый человек – и ему конец!
Склонив голову, я смотрела на него с удивленной улыбкой. Спешите видеть: король Силвер выказал свою слабость!
– Ты к нему привязался, да?
Силвер поморщился, но кивнул, хоть и еле заметно.
– Не беспокойся о нем. Он сильнее, чем кажется; ведь птицы пересекают море дважды в год, чтобы вывести птенцов в благодатном месте. А Джок вообще… – я замялась, подыскивая слова: – Мне кажется, он тоже твой талисман. Живой талисман. Да и сейчас ему куда лучше оказаться подальше отсюда. Ему же запросто свернут шею – лишь бы тебе досадить.
Силвер размял лицо, сказал устало:
– Да, может, ты и права.
– Не хочешь отдохнуть?
Он оглядел узкую лежанку:
– Вряд ли мы здесь вдвоем уместимся. Ложись, я посижу.
– Но это тебе нужно набраться сил! – возразила я. – Если ты ослабеешь, погибнем мы оба. Поспи немного.
Силвер нехотя согласился – это доказывало, что он и впрямь скверно себя чувствует, иначе б вряд ли признал свою слабость… С нескрываемым вздохом облегчения вытянулся на лежанке. Я пристроилась возле его ног, оперлась спиной и затылком о ледяную стену. Закрыла глаза. Но и под опущенными веками продолжали мелькать огни, лица и картинки происшедшего сегодня, а в пылающей голове никак не унималась мешанина бессвязных мыслей. Отчаявшись задремать, я открыла глаза. Узкий свет высокой луны проник в колодец нашей камеры. Силвер дышал ровно и глубоко, но из-под полуприкрытых ресниц блеснули глаза. Он наблюдал за мной.
Сказал, протянув руку:
– Иди сюда.
Я заколебалась.
– Не думаю, что это удачная идея!
Он неожиданно ухмыльнулся:
– Эмма, ты слишком хорошего мнения о моей мужественности, если думаешь, что после всего у меня хватит сил на… что-то еще! Просто приляг рядом. Ты тоже устала.
Мы кое-как устроились: Силвер на спине, я на боку у стены, положив голову ему на плечо. Спросила, глядя на сломанную руку:
– Очень болит?
– Да как обычная сломанная кость…
– А почему Финеар так разозлился, увидев твою руку?
– Отречение должно состояться по всем правилам – раз уж он так озабочен его законностью в глазах других правителей. Я праворукий, видишь ли. – Силвер помолчал немного. – Зная Финеара, не удивлюсь, если он отрубит мне правую руку, чтобы объяснить, почему я не смог поставить подпись.
Я содрогнулась, поняв, что Силвер вовсе не шутит. Но если он не сможет подписаться, тогда остается только…
– Я слышала про Королевское Слово.
Если б Силвер мог, то наверняка отмахнулся бы сломанной рукой; сейчас пришлось ограничиться лишь энергичным пожатием плеч.
– Легенда, – сказал он кратко.
Но легенда красивая. Когда Ристом владели короли-маги, фраза: «Таково мое Королевское Слово» означала не просто вердикт, договор или даже клятву, а истинное – так оно и будет. И само бытие изменялось, перестраивалось, подчиняясь этим словам… И не было тому Слову возврата. А сил – физических и магических – оно забирало немыслимо много.
То ли по первой, то ли по второй причине большинство королей Риста за всю жизнь подобной фразы так никогда и не произносили. А с утерей семейного чародейского дара она и вовсе лишилась сакрального и магического смысла и превратилась в формальность. Но опять же имеющую юридическую силу формальность: нечто вроде невидимой королевской печати.
– Конечно, если я не подпишу свое отречение, – Силвер как будто подхватил и развил мои мысли, – меня попытаются заставить произнести Королевское Слово, что подтвердят и запротоколируют… хм, уважаемые свидетели.
– Ну они и без того могут солгать, ведь так?
– Э нет, на это даже Финеар не пойдет! Либо моя подпись под отречением, либо произнесенное Слово! Третьего не дано, поскольку прийти к власти формально законным путем – после моей смерти, убив меня чужими руками, – у него уже не вышло.
Я помедлила и спросила, не зная, хочу ли на самом деле услышать ответ:
– А… как они… как он будет добиваться, чтобы ты…
– Думаю, будут долгие уговоры, логические доводы, запугивание… Ну и пытки, – закончил Силвер обыденно. Я похолодела. Приподнялась на локте, чтобы лучше видеть его лицо.
– И ты… ты сумеешь их выдержать?
Силвер следил за лунной полоской на стене.
– Какое-то время. У меня, видишь ли, имеется некоторый опыт… А когда – если – я пойму, что мое тело больше не выдержит и вот-вот сдастся, я…
– Да?
Он перевел на меня взгляд, но лунный льдистый свет как будто остался в его глазах.
– Я остановлю свое сердце. Финеар не станет законным правителем Риста.
Ох! Я вздрогнула, и его рука обняла меня покрепче. Силвер прошептал – словно вечернюю сказку испуганному ребенку:
– Эмма, но это навряд ли – ты же знаешь, как я упрям, а значит, продержусь долго-долго… Давай думать, что наш храбрый и сообразительный Джок долетит до Эрика и подскажет ему, где нас искать. И тогда завтра утром здесь будет тесно от солдат и королевской стражи!
Он старается успокоить – меня! Всхлипнув, я наклонилась и прижалась губами к его груди в разорванной рубашке – там, где под горячей плотью ровно и мощно билось сердце. Силвер вздрогнул, как от укуса, и задержал дыхание, когда я осыпала его грудь вперемежку со слезами быстрыми поцелуями. Прижалась щекой к любимому сердцу, слушая сильные убыстряющиеся удары. Силвер глубоко вздохнул, приподнял пальцами мой подбородок:
– Ах, Эмма, ну почему… так?
В долгом поцелуе смешались страхи, соль моих слез, горечь беспомощности, незаданные вопросы и неполученные ответы, сожаления о том, что могло бы быть, но уже никогда, никогда не случится…
Глава 14. В которой во всем виновата Эмма
Живой талисман, а?
Наплакавшаяся Эмма уснула, обхватив его поперек груди. Он неловко пристроил на ее плечо распухшую и непрерывно мозжащую руку; сложно назвать это объятием, но хоть так… Тепло прижавшегося к нему женского тела одновременно и успокаивало, и будоражило. Согревало.
И пришпоривало мысли.
Конечно, он солгал ей: если бы Эмма сперва дождалась стражи, его душу бы сейчас уже вел совий[7]. Так что княжна оказалась для него тоже чем-то… кем-то вроде живого амулета.
Паучиха не постоит за тем, чтобы нанести удар снова. Ею, в отличие от Финеара, управляет не расчет, а ослепляющая разум ненависть и жажда реванша. Это ясно. Наверняка именно опальные колдуны подтолкнули крайне осторожного кузена к таким решительным действиям: Финеар предпочел бы тайное убийство с собственным непоколебимым алиби, а не похищение короля среди бела дня, да еще в самой столице. Которое, впрочем, тоже закончится убийством. И это ясно. У них уже наверняка разработан убедительный сценарий… куда теперь придется вписывать еще и Эмму.
Женщина, словно услышав его мысли, вздохнула, шевельнулась. Ее растрепавшиеся волосы щекотали ему подбородок. Странно, что им вдвоем вовсе не тесно на столь узкой лежанке. Даже удобно, уютно. Что уж говорить про большую мягкую кровать в его спальне…
До которой ты с Эммой так и не добрался и уже не доберешься. Размечтался!
О да. Немного. О таком всегда стоит подумать.
И он разрешил-таки себе пару минут подумать. Помечатать. Как ясные глаза Эммы подернутся дымкой желания… как она припустит отяжелевшие ресницы, когда он разметает по подушкам ее сияющие волосы, когда сожмет полные груди и скользнет ладонями по стану, по мягкому вздрагивающему животу до округлых бедер. Как она вздрогнет от прикосновения к ее влажному жару и покорно раскроется ему навстречу… манящий запах женщины… стоны и хриплое дыхание… раскаленное тело под стремительно двигающимся его…
Он судорожно вздохнул. Плохая идея. В смысле думать. В смысле об этом.
Потому что ему все больше казалось, что и узкая лежанка сейчас тоже вполне сойдет.
Ну конечно, это Эмма виновата! Легла с ним рядом, прижалась тесно, обняла – и спит себе как ни в чем не бывало; мешает ему строить планы…
Женщина словно опять уловила его мысли: чуть приподняла голову, спросила сонно, не раскрывая глаз:
– Кароль, что…
– Да ничего, – отозвался он с раздражением. – Спи давай!
Глава 15. В которой кормят кашей
То ли планы заговорщиков изменились, то ли это было каким-то особо изощренным замыслом – чтобы мы, все больше нервничая, ждали и ждали их прихода, – но появились похитители только на рассвете. Если второе – совершенно напрасно. Мы к этому времени прекрасно выспались и отдохнули. Во всяком случае, я.
– Эмма, а если нам убраться отсюда тем же способом, что из моего дома?
– Уже думала над этим, но у меня сейчас, – я выразительно повертела пустыми руками, – даже угля нет. Да и не знаем мы с тобой Гнездо настолько досконально. Огромный риск заблудиться в картине и остаться в толще этих стен навсегда.
Хотя, с другой стороны, возможно, подобная участь куда лучше предстоящего…
Силвер молча кивнул. Был он с утра мрачен и неразговорчив. Наверняка ночью сломанная рука не давала ему спать. Да и сами обстоятельства никак к спокойствию и оптимизму не располагали.
Когда загремели засовы, Силвер медленно поднял голову.
– Пожалуйте, ваше величество, – произнес главарь похитителей безо всякой издевки в голосе.
Оглядев почетный эскорт из четверых громил, Силвер потянулся всем своим длинным телом, встряхнулся, словно залежавшийся пес, и легко поднялся с лежанки. Когда один из стражей попытался ухватить его за плечо, бросил, не поворачивая головы: «Не прикасаться!» – негромко, но как-то так, что мужчина отпрянул.
Силвер глянул на меня лишь на пороге – искоса, быстро, словно хотел, чтобы этого никто не приметил. Да и чтобы вообще обо мне никто не вспомнил… Как он тогда сказал: стать незаметной?
Я подошла к выходу из камеры посмотреть ему вслед. Думала, оставшийся главарь захлопнет дверь перед самым моим носом, но тот лишь протянул передо мной жилистую руку – словно шлагбаум опустил. Из-под потертых обшлагов куртки торчали седые волосы.
– Вас пока туда никто не вызывал, дамочка, – заявил он неожиданно дружелюбно. – Так что не торопитесь и тому радуйтесь. И поешьте давайте.
Я машинально приняла тарелку с какой-то кашей и кружку остывшего медовика.
– А его почему не накормили?
– Ну… вашему дружку лучше сейчас не есть. От удара в живот и… прочего… тошнит, бывает.
От его откровенности меня тоже чуть не затошнило. Я глядела на миску в своей руке, уговаривая себя, что это глупо: хоть кто-то из нас двоих должен крепко держаться на ногах, когда представится случай сбежать. Села на табурет у двери и начала заталкивать в себя холодную, крепко соленую кашу. Судя по пригару, ее явно соскребали со стенок котелка.
– Как ваше имя?
Привалившийся плечом к косяку наемник отозвался не сразу. Спросил подозрительно:
– Чего ето?
Я с усилием проглотила непроваренный комок каши.
– Меня зовут Эмма. А вас как?
– Зачем вам? Ну, допустим… Горон.
Я задумчиво облизала ложку. Спросила небрежно:
– Горон, а вы серьезно думаете выбраться из этой заварухи живым? – и принялась доедать краюшку хлеба, неспешно запивая ее медовиком. Тот оказался заправлен бренди – уж и не знаю, от щедрот ли Горона, или наемники таким напитком и пробавлялись. На мой внутренний счет «десять» наемник все же не выдержал:
– Угрожаете вашим дружком, что ли?
– Угрожаю? Я?! – Я даже развела руками в удивлении, прекрасно представляя, как в данный момент выгляжу: измученная перепуганная тетка, глядящая снизу вверх огромными беспомощными глазами.
… Пальцы оглаживали края чашки. Очень острые. С размаху ударить в кадык… не перережет, но дыхание перехватит, закашляется… выдернуть из-под себя табурет, ударить, втолкнуть в камеру, задвинуть засов и…
И что дальше? Пробежаться по всему подземелью, зовя на помощь во весь голос в надежде, что кто-нибудь наверху меня услышит?
– Тогда к чему вы ведете, а, дамочка?
Заинтересовался-таки.
– Вы же знаете, кого именно вас наняли похитить.
Так будет хорошо, не обвиняем: не ВЫ похитили, а вас НАНЯЛИ… Хотя кто этого Горона знает – может, наоборот следует давить, обвинять и приказывать? Или улещивать, сулить и обещать? Двигаемся вслепую…
– Ну, знаю. И чего?
– Исчезновение персоны такого масштаба не останется без последствий. Те, кто организовывал похищение, наверняка выйдут сухими из воды, свалив все на исполнителей. А вот исполнители, – я ткнула в его сторону ложкой, – как раз навряд ли выкрутятся. На мель-то легко залезть, да трудно слезть! Да еще вопрос – останетесь ли вы вообще в живых, – чтобы лишнего не наболтали.
Глаза Горона сузились настолько, что окончательно превратились в щелки. Я добавила наугад:
– Ведь обещанные деньги-то вам до сих пор не заплатили?
– А откуда… С чего ето вы взяли, дамочка?
Я пожала плечами.
– Да все просто: тогда бы вы забрали деньги и ушли. Вы же наемник, а не тюремщик, Горон. Вам не нравится быть тюремщиком. Иначе бы вы пошли сейчас вместе со всеми глумиться над королем.
Горон повернул голову в профиль. Тяжелая выступающая челюсть, нос сломан не единожды. Поглядел в темный коридор. Когда вновь обернулся, на потрескавшихся бледных губах появилась не понравившаяся мне улыбочка.
– С чего вы ето взяли-то? Может, мне просто нравитесь вы. Вы, я смотрю, дамочка аппетитная, – взгляд его пробежался по моему телу, особо задержавшись на груди. – А ваш дружок-король сейчас очень-очень занят и помешать нам не сможет!
Ох… О таком развитии событий я и не подумала. Хоть и должна была. Вряд ли Горон в благодарность за пользование моим… аппетитным телом решит вытащить это самое тело из тюрьмы. Я поднесла к губам почти пустую кружку, подыскивая ответ. Сказать – только попробуйте? Могу ведь и спровоцировать. Запугать местью Силвера – так он короля мысленно уже в могилу закопал и камнем сверху придавил. Так что придется вернуться к нашим табуретам…
Горон продолжал:
– Видать, шибко хорошо вы его ублажаете, раз он бросил своих высокородных шлюшек за-ради уличной художницы! Вы, случаем, не ведьма, а, дамочка? Вон ведь тогда поцеловали его, а он возьми и оживи!
– Ну… – многозначительно улыбнулась я кружке. Пусть лучше считает меня ведьмой; ведь всем известно, что колдуньи могут не только усилить мужскую силу, но и свести ее на нет. Кажется, не я одна сейчас прощупываю почву: Горон ведь ни словом не возразил про деньги и про дальнейшую свою судьбу – видно, и сам об этом уже размышлял. – Силвер из тех, кто никогда ничего не забывает; ни плохое, ни хорошее, – добавила я ему пищи для раздумий. Очень надеясь при этом, что у Горона имеется, чем думать.
– Ну вот, опять вы меня запугиваете, дамочка…
Звук приближавшихся шагов. Охранник выпрямился.
– Эй, Горон, приказано привести туда королевскую девку!
Горон поглядел на меня. В мутно-зеленоватых глазах – ни капли чувств. Как и в низком голосе:
– Ну что, дамочка, и вам тоже пора.
Я допила последние капли и сунула ему миску с кружкой. Очень надеясь при этом, что охранник не заметит пропажи ложки. Вставая, попыталась шевельнуть табурет, чтобы оценить его тяжесть, и вдруг рассмеялась. Горон глянул с подозрением:
– Вы чего ето?
– Да так… – и продолжая нервно посмеиваться над собой, пошла по темному холодному коридору. Хороша бы я была, если б попыталась его поднять!
Табурет оказался привинчен к полу.
Видимо, у местных тюремщиков уже имеется некоторый опыт.
Глава 16. В которой все готово
Все было готово.
Перо. Бумага. Чернила. Двое свидетелей. Один наверняка законник, второй – представитель Единого храма. Силвер нисколько не сомневался, что эти свидетели – не первый попавшийся на улице стряпчий и не юный аколит, похищенный прямо со службы; недаром оба кутались в плащи с низко надвинутыми капюшонами, дабы зоркий королевский глаз не мог их опознать. Как далеко распространилось предательство в его серебряном Ристе? И не он ли сам, увлекшись игрой в поддавки с Финеаром, в этом виноват?