В комнате обнаружилась еще одна предательница: сцепив у груди пальцы, на него смотрела Милена.
– Ну как, – спросил он приветливо. – Теперь ты наконец удовлетворена?
Милена сверкнула глазами и отвернулась, пробормотав что-то.
– Ответь мне только на один вопрос, – продолжал он. – Почему, Милена?
Женщина, не глядя на него, упрямо молчала. Сидевший в кресле Финеар произнес с укоризной:
– Не стоит так уж сердиться на свою любовницу, Силвер! Мы просто привели ей неопровержимые доводы, почему она должна оказывать нам всяческую помощь и содействие.
Силвер задумчиво и оценивающе посмотрел налево. На горевшую жаровню, на разложенные в зловещем порядке щипцы, лезвия, иголки и прочие любопытные инструменты. Финеар проследил за его взглядом и улыбнулся:
– Нет, разумеется, не эти! Эти доводы предназначены для тебя, мой упрямый кузен. Мы просто собирались поведать ристовскому королю, каким это удивительным образом на протяжении стольких лет дама умудряется сохранять свою красоту и свежесть неизменными…
– Милорд, вы же обещали! – негодующе воскликнула Милена, но Финеар продолжил, словно не слыша:
– Кровь младенцев, не попавших под благословение храма, кровь невинных девиц, неосторожно гулявших в безлюдном месте без присмотра старших родственников. Ты ведь знаешь, для чего ее используют в объявленной тобой запретной магии?
– Милена, это правда? – спросил он негромко. Женщина смотрела куда угодно: на стену, под ноги, в сторону, только не на него. – Милена!
Она вздрогнула и наконец встретилась с ним взглядом.
– У тебя было достаточно средств, сил и времени, – произнес Силвер ровно, – чтобы уехать из Риста далеко-далеко. Ты же знаешь, я бы не стал тебя преследовать, даже если б однажды узнал об этом. Но ты предпочла остаться и предать своего короля.
Милена приоткрыла рот, но ничего не сказала, только лишь тихо вздохнула. Он еще мгновение удерживал взгляд темных, когда-то так восхищавших его глаз, потом отвернулся.
– Ты мне неинтересна…
– Зато тебя наверняка заинтересует вот это, – любезно сказал Финеар, указав на набор пыточных инструментов своей по-женски белой ухоженной рукой, от прикосновения которой его передергивало еще в детстве. Уж не предвидел ли тогда мальчишка-Силвер будущее? Или он просто не выносил взрослого кузена за то, как расчетливо тот подставлял своих юных родственников. Да еще и постоянно и умело стравливал их между собой по любому поводу. Тогда и позже все это сходило Финеару с рук. Наверное, поэтому он до сих пор уверен в своей победе…
– Неужели замараешь в королевской крови собственные ручки?
Финеар хохотнул.
– Зачем же? Я выписал прекрасного специалиста. Насколько прекрасного – ты вскоре поймешь, если не предпочтешь, конечно… – теперь он показал на стол с бумагой и пером. Силвер машинально взглянул и туда, на мгновение ощутив себя рыцарем на распутье дорог со зловещим камнем-указателем. Вот только не было сейчас у рыцаря оружия, коня и того, чего ему больше всего хотелось, – возможности повернуть назад.
– Ну что ж, давайте посмотрим. – Силвер шагнул вперед и заметил, как откачнулись от стола свидетели, а пара охранников шагнула вперед, заслоняя своего господина. То, что его, со сломанной рукой, по-прежнему нетвердо стоящего на ногах, все-таки опасаются, доставило королю мрачное удовольствие. Упершись кулаком в стол, он начал зачитывать текст – черновик? – собственного отречения. – Так, что тут у нас? Мы, Силвер Ричард Кароль Орранский, законный повелитель Риста, находясь в здравом уме и в твердой памяти, в присутствии доверенных непредвзятых свидетелей… О, это вы? – остановившись, король отвесил насмешливый поклон еще больше подавшимся в тень доверенным. – Признали за благо отречься от престола ристовского, поскольку… м-м-м, я предполагал, что у тебя более развита фантазия, мой любезный кузен, причины ведь совершенно идиотские… Мы передаем наследие наше кузену нашему князю Финеару Алексесу Бруно Огастэсу Алдейскому… ба, сколько же у тебя имен!.. и благословляем его на вступление на престол Риста… отчего же не благословить, благословлю… Во имя горячо любимой Родины призываем всех верных сынов Отечества к исполнению своего священного долга повиновения королю и… дальнейшее бла-бла-бла… Хм… – он искоса взглянул на наблюдавшего за ним Финеара. – В этом тексте имеется лишь одна удачная строчка.
– Какая же?
– Вот эта, самая последняя: «Боги да благословят Рист и его законного короля!»
– Ты можешь написать и свой собственный текст отречения, – ровным голосом предложил Финеар. Силвер выпрямился и демонстративно побарабанил пальцами по руке, висящей на перевязи.
– Наш законник всегда готов записать его под твою диктовку, – поправился Финеар.
Король кивнул и, заложив за спину здоровую руку, в раздумье двинулся по комнате.
– И что же ты обещаешь мне взамен?
– Жизнь.
– И насколько длинную? – Силвер остановился напротив кресла Финеара и иронично поднял бровь.
– Настолько, насколько ты захочешь ее длить!
Он ухмыльнулся:
– Звучит крайне двусмысленно! Пока я не впаду в отчаянье и не начну молить о смерти, а? И ты не отдашь меня своим возлюбленным колдунам и ведьмам для того, чтобы они подробненько изучили защиту королевской крови?
Финеар сказал нетерпеливо:
– Ты будешь жить под постоянным присмотром, вдали от столицы, в сносных условиях, но будешь жить. И – нет, ведьмы тебя не получат!
Краем глаза Силвер заметил шевеление в том углу, где сидела Ивица, но продолжал смотреть Финеару прямо в лицо. Тот даже не моргнул. Еще и подался вперед, разведя в знак искренности открытые ладони. Губы короля растянулись в усмешке.
– Ну что ж, хорошая попытка. Ведь именно на этом условии они и согласились тебе помогать, а?
Финеар пожал плечами и отвалился на спинку кресла. Сцепил перед лицом руки, украшенные массивными перстнями.
– Ты можешь верить, ты можешь не верить. Но особого выбора у тебя все равно нет. Остается только вот это, – он мотнул головой в сторону палаческих инструментов. – Ты выйдешь отсюда либо калекой, либо мертвецом. Или просто королем, по собственной воле удалившимся на покой. Вот такой у тебя выбор, кузен. Не такой уж маленький, между прочим.
Силвер подошел поближе, с неподдельным интересом рассматривая разнообразные крючки, щипцы, лезвия, цепи и молотки. Палач – широкоплечий мужчина в маске, до того стоявший, прислонившись к стене со скрещенными руками, – сделал шаг вперед, как бы демонстрируя готовность в любой момент приступить к своему любимому ремеслу. Силвер поприветствовал его задумчивым кивком. Замешкавшийся от неожиданности палач опустил голые жилистые руки и довольно почтительно поклонился.
– А скажите, сударь, в чем заключается высшее мастерство в вашей профессии? – поинтересовался Силвер тоном человека, увидевшего нечто весьма занимательное.
Палач вопросительно посмотрел на Финеара и, получив от него кивок, кашлянул. Подумал и вновь откашлялся, прежде чем произнести хриплым от долгого молчания голосом:
– Не дать клиенту потерять сознание или умереть, прежде чем тот заговорит.
Силвер вновь кивнул – уже уважительно:
– Прекрасно сказано!
– Спасибо на добром слове… сударь.
Это обращение, как и дружеская болтовня палача и жертвы, Финеару отчего-то не понравилось.
– Послушай, Силвер, хватит уже тянуть время! Или мы ведем переговоры, или…
Не обращая ни малейшего внимания на нетерпеливого кузена, тот взял и покрутил перед глазами нечто похожее на долото.
– А скажите-ка, милейший, для чего служит сей инструмент?
– Это, – охотно пояснил польщенный его интересом палач, – чтобы, значит, косточки ломать. Например, плюсны там…
– Мне это надоело! – раздался за спиной голос Финеара. – Взять его и приковать к скамье!
– Вот как, – сказал Силвер, зажимая «долото» в кулаке. – Плюсны, значит…
И увидел в глазах собеседника мгновенное понимание. Но палач не кинулся отбирать у него свой инструмент, не шарахнулся, даже не крикнул – лишь отклонился в сторону, уходя от удара.
Но король целился не в него.
Резкий удар выпрямленной рукой с зажатым «долотом» назад, за спину: сдавленно охнул схвативший его за плечо наемник. Силвер отмахнулся от занесенного кулака другого, лягнул и запустил «долотом» в еще одного спешащего на помощь. Жаль, рука у него всего одна, и она нужна, чтобы… Не оглядываясь, на ощупь – у палача, как у истинного профессионала, все инструменты были расположены в идеальном порядке – он ухватил облюбованный треугольный нож без ручки и метнул его в Финеара.
И попал!
Почти…
Кровь хлынула так, как будто зарезали барана. Вскрикнув, кузен схватился… увы, не за горло – за ухо.
А Силвер – опять же, увы – больше палаческим инструментарием воспользоваться не успел…
Когда его, тяжело дышащего, сплевывающего кровью, изрядно помятого, приковали к пыточной скамье, палач, невозмутимо ожидавший конца потасовки в своей излюбленной позе, поприветствовал Силвера безо всякой насмешки:
– Добро пожаловать, – и, помедлив, добавил: – Ваше величество.
Силвер ухмыльнулся ему снизу:
– Ну что ж, попытка была хороша!
– Весьма, – одобрил палач и выжидающе поглядел на своего нанимателя, которому общими усилиями наконец-то удалось остановить кровь. Силвер тоже изогнул шею, чтобы насладиться видом Финеара с хлопочущими вокруг слугами. Крикнул хрипло:
– Да, я ведь так и не дал тебе окончательного ответа, мой драгоценный кузен! Скажу сейчас: никогда не стать тебе королем Риста! Таково мое Королевское Слово!
Комната стихла, словно люди, находившиеся в ней, разом перестали дышать. Эта ритуальная фраза прозвучала всего второй раз за целое столетие.
…Последним ее произнес король Кевин Мудрый, когда Рист грозилась уничтожить многотысячная хазратская армия.
Осада длилась несколько месяцев, союзники забыли старые договоры и не спешили на помощь, в крепости кончались продукты и начался мор… Уныние и ожидание неминуемой близкой гибели давили на плечи и души осажденных. И тогда король Кевин поднялся в полнолуние на крепостную стену. Оглядел свой разграбленный и разрушенный город: число зажженных вокруг города костров могло соперничать с количеством звезд на небе. И крикнул, простирая над огнями руки: «Вам не одолеть и не взять наш серебряный Рист! Таково мое Королевское Слово!» Да и рухнул замертво, ибо был измучен и телом и душою, а произнесение Слова может отнять не только последние силы, но и саму жизнь.
Но зато назавтра запели военные горны – то опомнившиеся (или испуганные успехом Хазрата) союзники наконец пришли Ристу на помощь…
Однако сейчас ни земля, ни стены не содрогнулись в знак того, что Слово принято и будет исполнено, потому что тот, кто его произнес, не обладал ни истинной силой, ни королевским даром. В комнате послышались нервные смешки. Сиплым голосом отозвался Финеар:
– И что? Кто его слышал? Кто ему поверил?! – и распорядился: – Для начала заставь его вопить от боли! А вы оттащите этого мертвого… ротозея… вон хоть туда, в угол… И, кто-нибудь, приведите девку-художницу!
Глава 17. В которой Эмме ничего не нравится
Горон посторонился, с неуклюжей и совершенно не нужной сейчас галантностью пропуская меня вперед:
– После вас, дамочка!
Я шагнула через порог и сразу остановилась, почуяв запах недавней смерти и свежей крови. Горону даже пришлось подтолкнуть меня пятерней в спину. Я глянула влево, увидела Кароля и, чтобы сохранить самообладание, сразу отвела глаза. Уставилась на сидящего напротив двери Финеара, хотя не различала его из-за пелены мгновенно выступивших слез. Зато Горон успел как следует оглядеться и протянуть задумчиво:
– Да-а, вот и оставь вас на минутку без присмотра… Милорд, а ето… доля мертвецов, значится, к нам отходит?
– Ты всё про деньги… – произнес Финеар сдавленным и хриплым голосом, таким непохожим на давешний роскошный, вальяжный, что я сморгнула слезы и пригляделась к нему попристальней. И поспешила склонить голову, скрывая неуместную и опасную сейчас улыбку. Ай да Кароль! Ты мой король!
Горон со скрипом почесал голову.
– Ну дак, а как? – я заметила, что его речь значительно ухудшилась – он несомненно подыгрывал узурпатору, считавшему его тупым наемником. – Мы ж за денежки на ето дело подрядились, милорд! И только украсть и доставить вам евонное величество, а не торчать тут, пока полиция не нагрянет. Где денежки-то наши?
Я ли его так завела или мои слова оказались просто последней каплей? Пара людей Горона заметно оживилась, поглядывая то на своего вожака, то на нанимателя.
– О боги! Да ни одна полиция нас здесь не найдет! – мученическим тоном отозвался Финеар. – Получите вы свой расчет. Давай девку сюда!
Наемник вновь подтолкнул меня, от раздражения слишком сильно – я чуть не упала, почти пробежав до Финеара.
– Ну что, – сказал тот, указав пальцем, – как тебе это нравится?
Я даже не повернула головы. Картина, которую я увидела с порога, и без того навеки запечатлелась в моей памяти. Полотно ужаса и крови. Черные, бурые и красные мазки. Длинное нагое тело Силвера, распростертое на скамье. Тускло поблескивающие наручники на щиколотках и запястьях – они приковали даже сломанную руку! – и высверки начищенных отвратительных инструментов в руках палача. Склоненные, темные на фоне раскаленной жаровни фигуры палача и Паучихи. Черные тени перекрещиваются на стенах и на потолке, дотягиваются своими длинными хищными пальцами и до нас. Деловитое сопение палача, довольное хихиканье ведьмы, сорванное дыхание и задавленный крик Кароля…
Вместо этого я поглядела вправо – на двух неизвестных персонажей в плащах с капюшонами. На подчеркнуто отвернувшуюся от всего происходящего Милену. А потом уставилась на самого Финеара. Он сидел в кресле с необычайно высокой спинкой: уж не репетировал ли, как вскоре будет восседать на троне? На одежде – темные пятна и подтеки. Голова косо обвязана толстым слоем заляпанных кровью тряпок – полотенцами? Шарфами? Валик обхватывал и шею: интересно, что пытался Кароль с ним сделать? Задушить? Зарезать? Жаль, что попытка оказалась неудачной…
– Ну так как? – спросил Финеар. В сиплом голосе – боль, злость… нетерпение? – Нравится тебе лицезреть своего любовника в таком виде?
– Вовсе нет, сударь, – честно ответила я.
– Хочешь прекратить это?
– Конечно!
– Так убеди его поставить подпись на одном не слишком… не жизненно важном для него документе! И вы оба останетесь целыми и невредимыми!
– Не думаю, что это возможно… – начала я. Поморщившись, Финеар поднялся и, схватив меня за руку, дернул по направлению к пыточной скамье.
– Похоже, тебе надо рассмотреть все как следует!
Палач при нашем приближении приостановил свою работу, блеснул на меня темными глазами и поклонился. До чего же… учтивое чудовище! Потому что иначе как чудовищным его дело назвать невозможно. Но еще ужаснее была Паучиха. Она погружала в свежие раны короля свои скрюченные пальцы – словно дерево, пускающее корни в воду. Казалось, старуха высасывает его кровь: широко открытые глаза ее горели, на восковом лице появился молодой румянец. Ведьма то ли шептала, то ли напевала какую-то песню – и в такт ее пению тело Силвера дергалось и извивалось от боли.
– Ну что? – через паузу спросил Финеар. На его лице были написаны одновременно и отвращение, и возбуждение: казалось, зрелище пыток равно отталкивает и завораживает его. – Скажи ему! Все зависит лишь от него самого: одно его слово, и все сразу прекратится!
– Кароль, – прошептала я. Слезы текли у меня по щекам, и я даже не пыталась их утереть. Силвер открыл сжатые веки. Его затуманенный взгляд прояснился.
– О, Эмма… рад тебя видеть…
Ивица с шипением надавила на свежую рану, и Силвер, задохнувшись, выгнулся дугой. Финеар требовательно взглянул на меня. Не знаю, чего они ожидали: что я тут же упаду на колени, в рыданиях умоляя преступников и самого короля прекратить пытки? Или что, обезумев, кинусь на палачей с голыми руками? Я покосилась на зловещий инструментарий. Ну почему же с голыми? Палач перехватил мой взгляд и быстро сдвинулся, заслоняя их своим массивным телом. Пробурчал предупреждающе: