Тутти-Фрутти в номере не было. Кровать его была заправлена, и сумка с ноутбуком, лежащая на кресле, исчезла. Значит, уже выздоровел и куда-то смылся работать. Ну и чёрт с ним. Всё равно на семинаре встретятся. Обсуждать с Лавривым вчерашнее ужасно не хотелось, но Костя знал, что разговора не избежать. За ночь никаких умных мыслей в голову не пришло. А утром всё казалось нереальным и наполовину придуманным. Особенно все эти розовые сопли и восторги по поводу секса. Ну да, бывает. Чем же плох секс-то? Никто ж и не спорит, что это здорово - вот так неожиданно потрахаться. Не замуж же Лаврива теперь звать после этого? Да ему-то самому Костя нафиг не нужен. Ему ж нравятся мужчины постарше, чтоб с женой и детьми обязательно…
Костя вышел из ванной и копался в чемодане, выбирая одежду на семинар, когда дверь номера открылась, и в комнату вошёл Лаврив. Костя мельком глянул на него, и вернулся к чемодану.
- Привет, - буркнул он своим трусам и почувствовал, как волоски на руках встали дыбом. Лаврив как всегда был одет в бабские яркие шмотки, которые были сдержанно сексуальными и подчёркивали все его достоинства. Чертовы шмотки! Их хотелось снимать медленно, растягивая удовольствие, или срывать быстро, подгоняя и нагнетая желание. А потом… потом трахаться так, чтобы кровать скрипела и от криков Лаврива срывало бы крышу.
- Ну привет, - усмехнулся чему-то там Лаврив и бесшумно прошмыгнул мимо Кости, поставил ноутбук обратно на кресло. Расстегнул сумку, прошуршав молнией. – Ольга Кораблёва передавала тебе привет.
Костя наконец выбрал одежду и посмотрел на Лаврива, с трудом припоминая, кто такая Ольга Кораблёва и с какого она передаёт ему привет. Вот вкус Лавривских кудряшек – это то, что Костя знал. То, чего он желал ощутить вновь прямо сейчас… А Ольга Кораблёва – это лишняя информация, которая может пойти лесом.
- И ей тоже привет, - пожал Костя плечами и поднялся с кровати. Опять посмотрел на Лаврива, остро ощущая разницу в росте и весе. Это было удобно. Лаврив же как девчонка, одет как девчонка, пахнет как девчонка, возбуждает так же. И в то же время он циничный, жёсткий и бескомпромиссный. Самодостаточный мальчик.
- Вот смотрю я на тебя, Константин Сергеевич, и радуюсь, - укусил улыбкой Лаврив, подходя ближе к Косте. Он помнил о том, что было вчера. И никакого усатого мужика не представлял. Трахался с Костей и только с ним. Хотел вчера, а сегодня нет. Ни капли не хотел сегодня.
- Чему же ты так радуешься? – исподлобья посмотрел на него Костя, и тут же не смог сдержаться и подхватил пальцами один тугой локон, попытался выпрямить, но он тут же собрался вновь.
- Тому, что не влюблён в тебя, - презрительно сверкнув глазами, ответил Лаврив, тем не менее позволяя Косте теребить свои локоны.
- Считаешь, что я настолько плох?
- Ты даже хуже, чем я мог предположить, - Лаврив говорил абсолютно серьёзно, не кокетничал, не жеманничал. Прямо смотрел Косте в глаза и перестал улыбаться. – Каждый раз, когда я начинаю думать, что ты всё-таки больше мужик, чем мудак, ты меня тут же удивляешь.
Костя убрал руки от головы Лаврива и сложил их на груди.
- Да? Интересно, в чём же моя вина на этот раз? Не подоткнул тебе одеялко? Не чмокнул в щёчку, не пожелал спокойной ночи?
- Нет. Меня стереотипы не трогают. Я не девка. Дело в тебе. Ты трахаешь то, что хочешь, и идёшь дальше. Скатываешься в объяснениях к банальным приколам. Ты действительно считаешь, что мне нужно было подоткнуть одеяло, чтобы я был доволен? Тебе нравится меня унижать. Тебе нравится думать обо мне плохо. И я никак не могу понять: только ли в моей ориентации дело или в чём-то ещё. Вроде бы ты дружишь с Лёшкой, Марина хорошо к тебе относится, Мария Игнатьевна тоже тебя уважает. Значит, ты не со всеми такой мерзкий как со мной… значит, дело в том, что я гей? Или в чём?!
Костя нервно улыбнулся и по инерции хотел выдать какую-нибудь саркастическую ерундень, но более чем серьёзный вид Лаврива не позволил скатиться в отшучивание.
- Мне не нравятся геи. Я их терпеть не могу. Их взгляды, их желания, их привычки. Вот уж кто трахает всё, что движется, не спрашивая! Я не хочу быть геем, я не хочу быть с геем.
- Их? – тихо переспросил Лаврив и закусил нижнюю губу, словно сдерживая дальнейшие комментарии. Костя смотрел на него и понимал, что действительно выделяет его из общей массы геев. Вот он, со своими бабскими шмотками, иногда болеющий, горячий и чувственный, с острыми углами и гладкими, бритыми ногами, кудрявый и разведённый… любящий ромашки и поцелуи. Весёлый, интересный, умный… раздражительный, лукавый, страстный.
- Их, - глядя себе под ноги, ответил Костя. – К тебе я при всём желании не могу относиться плохо. Извини.
- Да не извиняйся ты! Надоело уже одно и то же! – психанул Лаврив. – Просто определись: да или нет. Я подожду.
20.
На семинаре Лаврив сел отдельно от Кости, вообще отдельно от всех. На первой парте. Мальчик-отличник. Костя с трудом оторвал взгляд от его кудрявого затылка и посмотрел на лектора. Лектор – кругленький мужичок с хитрыми чёрными глазками, как у зверька, серьёзно и нудно рассказывал о применении Федерального закона по госзакупкам. Закон был дебильный вдоль и поперёк, видно было, что мужичок с этим полностью согласен, но поскольку деньги ему платят за другое мнение, пытается усидеть на двух стульях и искать логику там, где её, по сути, не было.
Лаврив сидел ровно, что-то педантично конспектировал и даже задавал уместные вопросы. К середине семинара у Кости сложилось устойчивое мнение, что хитренький лектор рассказывает свою нудню только Тутти-Фрутти. И ещё он как-то разнервничался. Едва заметно. Быстрыми движениями стирал клетчатым платочком выступивший на лбу и щеках пот. В кабинете было прохладно, публика засыпала, значит, ни жара, ни напряжённая обстановка не могли послужить причиной для повышения температуры холёного плотного тела мужичка в пиджачке.
Костя постукал кончиком ручки по листку с редкими каракулями конспекта и понял, что он хочет сесть рядом с Лавривым и заглянуть в эти хитрые чёрные глазки напротив. Посмеяться над ним, престарелым пидаром. Педофил чёртов. Подрочи на кого-нибудь другого. И что за напасть? Костя вовсе не хотел ревновать, он даже и не думал ревновать. Лаврив же ботан, он же действительно про закон слушает! Или нет? Может быть, он сам строит глазки? Он же умеет, ещё как умеет, и улыбнётся ещё так, что всё зашевелится, что может. Даже у таких престарелых толстяков.
Да и похуй. Косте всё равно, кому там Тутти-Фрутти строит глазки, и кто пыхтит и потеет, глядя на него. Детский сад какой-то, ревность, кровавая месть. Не дождётесь!
Пора включать Разумного Костю и внимательно его слушать. И выполнять все заветы. Трепетно выполнять!
- Влюбился, ты товарищ, - изрёк Разумный Костя, очевидно, чтобы добить. – Все симптомы налицо. Смирись и радуйся, что вообще способен на такие глупые человеческие чувства.
После семинара Лаврив задержался в кабинете с лектором. Задавал какие-то вопросы по одноимённым товарам, когда Костя прошёл мимо и сказал, что займёт ему место на обеде. Лектор даже головы не повернул в его сторону, пялился с нескрываемым интересом на Лавривские кудряшки. Наверное, тоже с трудом сдерживался, чтобы не потрогать. Или даже больше того… представлял, как бы разложил мелкого пидарасика прямо здесь, в аудитории, на столе. И конечно, тот бы получил неземное наслаждение от процесса. Ещё бы! С таким-то профессиональным трахальщиком. Потом три дня ходить не сможет…
Костя бесцельно втыкал вилку в зелёную фасоль и абсолютно не хотел класть еду в рот. Было гадко и мерзко от мыслей о том, что делает сейчас Тутти-Фрутти с лектором в аудитории. И пусть он прекрасно знал, что не станет Лаврив трахаться с первым попавшимся мужиком, потому что просил Костю подумать, да и просто… не такой он. Его вообще уговорить сложно, это невооружённым глазом видно. Просто не хотелось терять Лаврива из поля зрения. И вообще не хотелось, чтобы его как-то использовали… и вообще… что за дурацкие мысли про любовь и прочую ерундень. Ну потискались немного, ну понравилось обоим. Ну да… Костя нарушил все запреты и человеческие законы.
Надоело всё. Всё, что было в прошлом, всё было плохо сделано. И нет смысла цепляться за такое прошлое.
Он уже убежал тогда, в семь лет, убежал, спрятался, забыл, и потом постоянно только этим и занимался. Бегал и прятался и ещё забывал. Лаврив был не прав, когда сказал, что Костя не умеет забывать. Ещё как умеет! Он же чемпион в первенстве по забыванию. И до недавнего времени был очень себе благодарен за это умение.
Убежал, спрятался, забыл. И жизнь продолжалась дальше до следующего события, выбивающего из колеи.
Сейчас тоже можно убежать. Всего-то ответить «нет». Посмеяться, послать, отпугнуть. И Лаврив больше не предложит и не подойдёт никогда. Он же гордый. Или только кажется таким, а на самом деле он коварный демон-искуситель. Пожиратель слабовольных гомофобов.
Костя улыбнулся своим изобличающим мыслям и поймал в толпе перед шведским столом взгляд прозрачных светлых глаз. Махнул Лавриву рукой. Всё-таки хорошо, что он поехал на семинар не один. Хоть за столом есть с кем сидеть…
Костя курил на балконе, когда Лаврив вышел из ванной, раскрасневшийся от сморкания. Он вообще дышал ртом, потому что нос был капитально заложен и даже вонючие ментоловые капли не помогали. Хотя Тутти-Фрутти регулярно вливал в себя лекарства.
- Ещё дня три по-любому будет насморк, - сказал Костя, выходя с балкона и протискиваясь между кроватью и Лавривым, не вовремя подошедшим к зеркалу.
- Пожалуй, ты прав, - улыбнулся Лаврив Костиному отражению. И прям так хорошо стало, почти как тогда… когда…
Они молча смотрели друг на друга пару секунд, а потом Костя обнял Лаврива со спины и развернул к себе лицом. Светлые тугие локоны обрамляли разрумянившееся лицо, и ещё потрескавшиеся от простуды губы были приоткрыты и дыхание тяжёлое, сладкое… Костя не стал долго думать. Он решил вообще прекратить думать сейчас. Потом, может быть, если возникнет желание, он опять подумает. А сейчас хотелось целоваться.
Лаврив привстал на цыпочках и обнял Костю за шею руками. Отвечал уверенно, без сомнения, не пытался пококетничать и позлорадствовать лишний раз. Облизывал Костин рот, впускал в свой, позволял всё самое смелое. Вообще Косте нравилось, что Тутти-Фрутти в вопросе секса был предельно честным. И даже не хотелось думать, что он такой со всеми своими мужиками, начиная с того, в ванной комнате в новогоднюю ночь. Костя вдруг почувствовал его, словно лёгкий удар током. Того мужика с новогодней вечеринки. Ведь это Лаврив его соблазнил. Ненавязчиво, мягко обвил силками, потянул к себе, приманил. И не было выбора. У них обоих не было выбора. И у Кости тоже не было. С того самого дня, когда он увидел Лаврива в офисе лужского филиала. И всё остальное было просто привычным бегством и игрой в прятки.
- Подожди пять минут, - Тутти-Фрутти отстранился и развратно облизал налившиеся кровью губы. Костя подумал, что его удар хватит от этого откровенного зрелища. Это было даже погорячее лесбийской порнушки, которую в зелёном возрасте нашёл у отца. – Мне нужно подготовиться. Всего пять минут.
Костя отпустил руки Лаврива и согласно кивнул. Где-то на периферии сознания он понимал, что Лавриву действительно нужно что-то сделать, чтобы подготовиться. Правда, что тот должен сделать, Костя не знал, и даже представлять не хотел. Всё это такие мелочи… пустяки. Главное, чтобы не передумал. Костя услышал, как в ванной зашумела вода, и достал пачку сигарет. Курить хотелось нестерпимо. Возбуждение уже кружило голову, и в паху было тяжело и нетерпеливо.
Кончики пальцев подрагивали. И по спине волнами пробегал озноб. Да что за ***ня? Он же взрослый мужик, сколько раз занимался сексом, и всё было предельно просто и спокойно. Нужно собраться, как-то собраться и успокоиться. Лаврив… умел же, зараза, работать языком. Костя затянулся сигаретой и тут же придушил её, подумав, что после во рту будет неприятный вкус. И запах… Ничто не должно перебивать запаха конфет.
Кто бы мог подумать, что и месяца не пройдёт после встречи, как Костя будет стоять тут, на балконе и ждать пидараса из ванной, чтобы заняться с ним сексом. С ним… с пацаном. Трахать его, в задницу трахать, словно и нет ничего иного. Словно грязный извращенец, словно ни на что больше не способный. Как тот… и он опять смотрит на Костю и сально улыбается. «Ты такой же как я, Костенька. Тоже хочешь мальчика. Зачем же ты тогда убежал?»
Костя почувствовал, как рука Лаврива коснулась его спины, вызвав непреодолимое желание отпрянуть пока не поздно, оттолкнуть. Как это вообще случилось, что он попался? Что он почти… почти согласился на это извращение. Это кошмар. Один из тех кошмаров, что ему снились в самом начале, и сейчас он проснётся и всё возьмёт под контроль. Он опять забудет, и будет дышать спокойно. Останется человеком.
- Я думаю, что нам не стоит начинать, - хрипло проговорил Костя, не оборачиваясь. – Я не хочу.
Рука со спины исчезла. И стало холодно. Стало очень холодно, пусто и правильно. Да, так будет правильно. Когда сделаешь что-то правильное, сначала не понимаешь этого. Осознание придёт потом, обязательно придёт. Ведь так?
- Я принимаю твоё решение.
Лаврив бесшумно прошмыгнул в комнату и чем-то зашуршал в своём чемодане. Костя обернулся и увидел его склонённую голову, белый воротник халата и тонкие пальцы, быстро перебирающие вещи. Бледные-бледные тонкие пальцы с поблёскивающим на левом мизинце кольцом.
- Федя… это выше меня.
Лаврив нервно хмыкнул и, откинув на кровать ярко-рыжую рубашку и чёрные брюки, поднялся на ноги. Быстро заправил лезшую в глаза прядку за ухо, посмотрел на Костю. Глаза его опасно блестели.
- Больше не говори со мной, - тихо сказал он, поднял вверх указательный палец, словно оратор, вдруг решивший помудрствовать, потом сжал кулак и бессильно разжал вновь. Губы его вдруг задрожали, но он справился с собой. – Ты - сам по себе, я – сам по себе. В понедельник я перееду в кабинет к экономистам, и мы не будем пересекаться на работе. Подвозить меня тоже не нужно. Ничего больше не надо… мне от тебя. И никогда не надо было. Ошибка… вышла ошибка.
- Да, ошибка, - согласился Костя, пытаясь унять дрожь и куда-нибудь деть бесполезные руки. Какая же к чёрту ошибка?! Ошибка то, что сейчас происходит… ну посмотри на него! На Федю Лаврива! Только на Федю Лаврива, Тутти-Фрутти… Костя возвёл глаза к потолку и крепко зажмурился, пытаясь прекратить этот внутренний диалог. Всё уже решено! Хватит! Хватит…
Лаврив распахнул дверь ванной, взял с полки дезодорант и расчёску, вернулся в комнату. Прошёл мимо Кости, кинул дезодорант и расчёску в раскрытый чемодан. А потом Костя услышал, как тот всхлипнул. Едва слышно, не смог сдержаться. И Костя тоже не смог сдержаться. Подошёл, прижал к себе, пресекая все попытки вырваться. В задницу так в задницу! Это его личное дело, кого и куда трахать. Тем более, что не в этом вся соль, совсем не в этом. И тот из прошлого не прав! Костя не такой же! Он любит то, что хочет, к тому же Федя – не ребёнок, он всё понимает.
Кажется, Лаврив ударил его по лицу, потом ещё раз всхлипнул, но уже громче, обозвал сукой, мудилой и уродом, потом ещё раз ударил, а потом угомонился. С отчаянной страстью стал отвечать на поцелуи и помогал раздеваться, и даже пару раз хихикнул, когда Костя толкнул его на кровать, и она скрипнула под их весом. А потом он развёл ноги и заставил Костю лечь сверху, прижаться к нему, почувствовать себя, всего себя.
- Господи… я люблю тебя… - выдохнул Костя, целуя Лаврива в висок. – Гореть мне в аду… как же сильно я тебя люблю.
21.
Это был конец августа. Костя только-только вернулся с дачи. Загоревший, вытянувшийся, отдохнувший. На даче у него был клан. Тот самый, мафиозный, и штаб-квартира. Самая настоящая штаб-квартира, спрятанная в кустах за мостом. Там было две смежных комнаты, крепкая дощатая крыша, защищённая клеёнкой от дождя. Там, в штаб-квартире каждый вечер собирался Костин мафиозный клан «Коза ностра», чтобы доложить обстановку и разработать план действий на следующий день. Шла война. Всё лето, с конца мая до последних, наполненных предосенней прохладой августовских дней шла настоящая ожесточённая война за территорию. Приезжие против местных. Город против деревни. Сила и ум против хитрости и подлости. Город победил, отвоевал пространство от реки до пастбища. Ни один местный не имел права показываться на завоёванной территории, иначе ему несдобровать. Победа принадлежала целиком и полностью Костиной выдержке и решительности. Он хладнокровно раздавал распоряжения, вступал в открытые столкновения с неприятелем, не отступил не шаг, ни разу не струсил. Городские мальчишки уважали Костю, местные боялись. Война закончилась в последний день перед отъездом, и вкус триумфа Костя привёз домой. Он всех сделал!