Так прошло три дня. А потом Лёшка вышел в аську и сообщил новость, от которой Костя опять ощутимо напрягся.
Lex123: Завтра не смогу забрать твои колёса.
KoST: А чё так? Тебе ж по пути
Lex123: Я через Яхтенную поеду.
KoST: А чё ты там забыл?
Lex123: Федьку буду подхватывать с утра на работу. Его раньше Андрей подбрасывал. Теперь что-то у него не получается.
KoST: А ты-то тут при чём? О_О Тебе ж не по пути?!
Lex123: Ну буду на полчасика пораньше выезжать, заодно Славку в садик сдам, а Любаша поспит.
KoST: Лёш, ты как мать Тереза, чесслово. Он тебя приворожил, что ли?
Lex123: Ну нехорошо бросать человека в беде.
KoST: а метро ему на что?! Трамваи ещё есть, такси, блин, в конце концов!!
Lex123: слушай, ты же там недалеко живёшь?
KoST: О_О ты меня вообще слушаешь?!!
Lex123: ладно, я уже с Любашкой поговорил
KoST: Лёш, бля, ты там с кем говоришь? Может, покурим?
Lex123: пошли
Лёшка до курилки не дошёл, попал к Григоричу под раздачу и залип в директорских хоромах. Пришлось Косте топать одному. В курилке кто-то был. Костя услышал тихий голос Лаврива на подходе, хотел уже было повернуть назад. Ещё не хватало тереться с ним рядом в курилке и опять съехать с катушек и напридумывать всякой ерунды. Странным было то, что по официальной версии Лаврив не курит, он же весь такой из себя правильный. Чистенький, аккуратненький педантик. У него даже на рабочем столе идеальный порядок, при его-то объёме работы! Но уйти Костя не смог. Замер на подходе, невольно прислушиваясь, что-то было в этом тихом голосе, что-то до ужаса сентиментальное и тревожное. Лаврив говорил по телефону, и ясно было, с кем именно. С комитетскими товарищами таким голосом не разговаривают.
- Я понимаю, конечно… В следующий раз съездим вместе. Дети… да, мне не понять, конечно, не злись… Я сделаю всё, что нужно. Нет, нет, я не обижаюсь. Голос? И вовсе он не грустный… это из-за акустики. Я поеду с коллегой по работе. Нет, нет, это не тот… точно не тот. Другой, да. Лёша. Помнишь, как их зовут? Ты отдыхай… на море сейчас хорошо, детям нужно внимание, они растут… Я знаю, я тоже буду веселиться. Если будут кандидаты, то почему бы нет? Ты тоже… Пока.
Вот так. Мужик отвалился. Костя нервно передёрнул плечами, отгоняя вновь атакующие мысли о том, что в номере отеля они будут только вдвоём, рядом. Что дыхание слышно и каждый шорох. Интересно, Лаврив спит в одних трусах или в пижаме? Скорее всего, в пижаме. Бабской ночнушке! Костя представил Тутти-Фрутти в розовой полупрозрачной ночной сорочке с кружевными оборками, как у матери была в стародавние времена. Ничего нелепее Костя в своей жизни не видел. Он с трудом сдержал смешок, когда Лаврив вышел из курилки без ночнушки. Что-то в нём изменилось, словно лёгкая тень набежала на лицо. Глаза потемнели и мимические морщинки, залёгшие в уголках губ, стали заметнее.
- Покуриваем? – усмехнулся Костя, доставая сигареты из кармана рубашки. Ему-то можно, он-то не гонится за красотой.
- Подслушиваем? – Лаврив мгновенно перенял Костин тон и тоже усмехнулся, проходя мимо. А потом улыбка завяла на его губах, словно кто-то стёр её упрямой рукой. И больше Тутти-Фрутти ничего не сказал, прошёл мимо, как-то устало опустив плечи. Костя мельком глянул ему вслед и подумал, что, наверное, мужик Андрей не стоит таких страданий. Женатый, с детьми, завёл любовника. Лапшу на уши всем вешает, а потом они ходят тут, страдают.
- Ненавижу пидарасов, - прошептал Костя и прикурил сигарету, вдохнул едкий дым. Перед глазами стояло это печальное, повзрослевшее лицо Лаврива с морщинками. И надо было так переживать из-за какого-то мужика? Знал же, с кем связался. Сам, наверное, прилепился, влез в нормальную семью, а дети? О них вообще никто не думает! Получай что заслужил. Справедливость, мать твою. Возмездие.
Костя затушил недокуренную сигарету. В груди росло какое-то мерзкое чувство. Тревожное и неконтролируемое.
- Это жалость, Костенька, - активизировался Интуитивный Костя. – Тебе жаль Тутти-Фрутти. Ты не хочешь, чтобы он грустил. И тебе всё равно, что он пидарас. Абсолютно всё равно.
- Спасай принцессу, рыцарь! – Разумный Костя издевательски подхватил пришёдшую в голову мысль о жалости. – Белый конь у тебя есть, подбрось до работы. Тебе ж не трудно? Да и хочется же. Разве нет?
- Ни черта подобного, - огрызнулся Костя сам на себя и вышел из курилки. – Обойдётся. Лёшка довезёт, он у нас герой! Ненавижу пидарасов и героев…
Lex123: завтра с утра придется ехать в Лугу, накосячили там опять… Григорич зверствует.
KoST: бросишь пидараса в беде?=))))))))))
Lex123: есть метро)
KoST: адрес говори
Lex123: Яхтенная, 15, третья лестница. Спасибо
KoST: потом отработаешь=))
Lex123: свои люди, сочтёмся.
Костя был неприятно удивлён, когда подъехал в семь сорок к третьей лестнице новенькой многоэтажки со стеклянными балконами и увидел стоявшего навытяжку Лаврива в обнимку с ноутбуком. Тот даже не удивился, что «Ауди» сменилась «Хондой». Наверное, Лёшка предупредил, а так хотелось сделать гадкий сюрприз. Лицо Тутти-Фрутти было предельно безразличным к окружающей действительности. Не выспался, что ли? Костя вот точно не выспался, всю ночь какая-то мутная муть снилась. Он бегал по заброшенным подвалам и крышам, ползал по грязным чердакам и искал что-то. Проснулся, так и не найдя. Лаврив открыл дверь салона и, тихо поздоровавшись, плюхнулся на переднее сидение, рядом с Костей. Привычные раздражающие кудряшки были гладко зачёсаны и собраны в пидарский хвостик на затылке. Одежда представляла собой одно чёрное пятно, узкая юбка поверх штанов, джемпер с высоким горлом, ещё какая-то мотня сверху. У Зайцева с Первого канала случился бы инфаркт, если бы он увидел шмотки Тутти-Фрутти. А убитое лицо его тянуло на парочку хороших инсультов.
- Ночью плохо спалось? – спросил Костя, чтобы хоть что-то спросить. Конечно, Лаврив не всматривался в него и не ждал разговора. Но с ним интересно было разговаривать, особенно когда он в настроении.
- Особо не старайся, Константин Сергеевич. Учтивость тебе не к лицу, - Лаврив сказал всё это, не поворачивая головы и по-прежнему глядя в окно. Его бледные длинные пальцы с аккуратным маникюром спокойно лежали на чёрном чехле ноутбука. И Костя невольно завис, глядя на них. Найди десять отличий, блин! Кольца на безымянном пальце не было. В мозгу что-то замкнуло, и Костя почувствовал, как в животе мгновенно всё скрутилось и заныло от болезненного предвкушения, как перед кабинетом стоматолога. А сейчас откройте ротик и не закрывайте, и уже наркоз не помогает, и все нервы натянулись до предела, того и гляди треснут. И вот-вот будет больно, очень больно и сладко, потому что адреналин вспрыснулся в кровь, и он несётся по венам, стучит в висках. Костя громко сглотнул и посмотрел на дорогу, продолжая зависать.
Принцесса-то развелась. Свободная касса! Свободная касса!
15.
По радио крутили заунывную «You are beautiful», да, что бы ни случилось, знай, что ты прекрасна. Забей на всех, ты прекрасна и заслуживаешь всего самого лучшего. И Костя не мог поспорить. Люби себя, чихай на всех.
Лаврив прислонился лбом к стеклу и, похоже, дремал. По крайней мере, глаза его были закрыты. Костя побарабанил пальцами по рулю и нажал на газ, вписываясь в прекрасную утреннюю пробку. Мельком глянув на спящего Лаврива, Костя заметил, как ворот его джемпера закатался наполовину, обнажая белую, какую-то нелепо беззащитную шею. Костя выдохнул и посмотрел ещё раз, а потом ещё… Ну подумаешь, просто тощая шея, и мочка уха, розовая, покрытая едва заметным наивным пушком. И скула, острая и высокая. Гладкая кожа тоже была слегка розоватой и с пушком, поблескивающим на солнце, словно Лаврив никогда не брился. Аккуратные крылья носа, ровная яркая линия губ. И две маленькие родинки над верхней губой, почти незаметные, если не присматриваться. Да, Тутти-Фрутти умел за собой ухаживать. Наверное, часами просиживает в косметических салонах в компании с гламурными девочками. Общается, наверное, как с подруженьками. Шутка получилась какой-то вымученной, инертной. Костя отвёл взгляд от лица парня, который, пожалуй, мог бы посоперничать с Людкой в миловидности, и решил подумать о чём-нибудь полезном. Например, о том, как он будет говорить этой самой Людке, что у них всё закончилось. Будет скандал. Костя это знал наверняка. Такие жизнерадостные и недалёкие особы, как Людка, могут разнести полквартиры на раз. И мозги съесть чайной ложкой. Они с Костиной мамой были слишком уж похожи! Но дальше тянуть не хотелось. Лучше быть одному, или… с кем-нибудь иногда, а всё остальное время посвятить работе. Как Лаврив. Ему же жениться не надо. Живёт в своё удовольствие. Трахается с женатыми мужиками, работает, учится и тусуется в клубах. Может быть, и не тусуется… Интересно, что он делает по вечерам? Может, пригласить куда-нибудь, позадавать нескромные вопросы. В прошлый раз понравилось, хоть и не без некоторого мазохизма.
Хотелось курить, Костя открыл окно и достал одной рукой пачку из бардачка, покрутил в пальцах. Лаврив слегка вздрогнул, открыл глаза и выпрямился. Он громко выдохнул, явно раздосадованный перспективой зависнуть в пробке.
- Ты в этот четверг свободен?
Костя смотрел на Лаврива и видел, как тот нескрываемо удивлённо округляет заспанные глаза. У самого глаза, наверное, были не лучше. Это же… ****ец! Костя же только подумал, он совершенно не хотел говорить этого вслух. И никогда не стал бы! И вообще уже жалеет. Лаврив сейчас поржёт над ним и забудет. Да, это было бы самым лучшим решением.
- У меня занятия в спортзале в этот четверг, - ответил он и улыбнулся привычной кусачей улыбкой. Костя почувствовал, как волоски встали на загривке от ощущения приближающегося апокалипсиса. А значит, сейчас он будет делать глупости и говорить всякий бред, потому что Остапа уже понесло.
- А в пятницу? В субботу? В воскресенье?
Лаврив улыбнулся шире, и Костя увидел эти чёртовы блестящие вампирские клыки. Слишком много солнца, дурацкое лето, дурацкий пидарас, дурацкая ситуация. Ну блин, скажи уже «да»!
- То есть ты уже не гомофоб? – продолжал издеваться он и придвинулся к Косте. Сощурил глаза от яркого солнца, светившего в лобовое стекло, и, понизив голос, прошептал: - Может, ты меня и поцелуешь тогда, Костя-чемпион, в знак смирения?
Костя повернул голову и посмотрел на нескромно лыбящегося Тутти-Фрутти. Тот явно не верил, что произойдёт то, о чём спрашивает. Только не у них. Это же полный абсурд. Целоваться с пидарасом, потому что тот спровоцировал, посмеялся. Возомнил себя невъебенным психологом, кошкой, которая поймала мышку и наступила ей на хвост. И та дёргается в агонии, нелепая, глупая мышка, верящая в чудо. Костя очень бы хотел, чтобы единственным его желанием было врезать Лавриву, вот прям так, неожиданно, чтоб больше не улыбался, чтобы даже не думал, что над Костей можно смеяться. Но он не врезал. Резко вскинул руку и, крепко схватив Лаврива за шею одной рукой, притянул к себе. Тутти-Фрутти растерялся, на секунду глаза его стали большими и испуганными, как у маленького ребёнка, которого впервые побили и тот не понимает, за что. И уже чувствует, что ни за что, что просто больше ничего не осталось, последняя мера. Неопытность родителей, их страх, их слабость… а он тут совершенно ни при чём. Он просто оказался не в то время, не в том месте. Жертва.
Костя никогда не целовался так отчаянно и грубо, так сладко и больно, стукаясь зубами, кусая мягкие горячие губы, так, что хотелось бы умереть, но только не отрываться. Звуки смолкли, красок не было. Мир сузился до точки, до нуля, схлопнулся, превращая всё в ничто. Всё, кроме ощущения твёрдых плеч под руками, гладкой щеки, пьянящего конфетного запаха кожи. И всё равно, что ему не отвечают, всё равно, что Лаврив пытается вырваться и не может дышать от страха. А потом вдруг смиряется, расслабляется, позволяет лапать себя в машине, в пробке, подставляется и даже смеётся. Он смеётся всё громче и громче, и именно этот болезненный истерический смех заставляет Костю прийти в себя и остановиться. Оттолкнуть.
- Костя… настоящий чемпион, ха-ха… - сквозь всхлипы прорываются слова, и взгляд напротив горит ненавистью и презрением. Лаврив вытирает искусанные губы кончиками дрожащих пальцев. Кажется, на них выступила кровь. Но Косте уже пофигу. Ему уже всё пофигу. Это полный конец, мир не развернулся, он остался нулём, точкой, ничем. Опять сорвался, опять вёл себя как последняя свинья. Но сейчас он трезвый и свалить всё на алкоголь нельзя. Можно свалить на ненавистного пидараса с наивным пушком и розовыми мочками ушей. Это всё Лаврив, опять всё из-за него. Нельзя вернуться к прежнему состоянию равновесия, нельзя остановиться.
- Заткнись, - устало выдохнул Костя и вырулил на освободившуюся полосу. – Если не прекратишь смеяться, я тебя выебу прямо здесь.
Лаврив замолчал и брезгливо поморщился. Отвернулся к окну. Руки его по-прежнему дрожали.
- Сука, - бросил он, поправляя одежду. – Подлая, трусливая сучка.
Костя свернул в подворотню и остановил машину. Внутри всё горело и тряслось. Ехать на работу в таком состоянии было нельзя – слетит с моста и поминай как звали. Теперь уже точно конец. Невозможно находиться рядом с Лавривым. Мира не будет, ни худого, никакого. Костя его раздавит, убьёт. А потом и себя.
- Прости… - тихо, одними губами.
Лаврив сидел на месте, не двигаясь. Дышал тяжело. Если бы Костя знал его чуть меньше, подумал бы, что он плачет. Но тот никогда не позволит себе разреветься в Костином присутствии, теперь уже никогда.
- Без проблем, Костя-чемпион.
- Господи, как же всё достало! – Костя стукнул раскрытыми ладонями по рулю и посмотрел на безучастного Лаврива, облизывающего верхнюю губу. Дрожащие пальцы опять как-то нелепо покраснели, как гусиные лапки, и весь его вид был вызывающе отстранённым и закрытым. Костя опять хотел сделать какую-нибудь гадость. Довести начатое до конца, чтобы уж точно никогда больше не видеть Лаврива. Костя знал, что тот напишет по собственному завтра же, если позволить себе окончательно слететь с катушек. Вот и выход. – Больно?
Лаврив повернул голову и в упор посмотрел на Костю. Верхняя губа слегка распухла, и розовый язык медленно скользил по ней, собирая ярко-алые капли. Как самый настоящий вампир. Только кровь была не жертвы… он сам оказался жертвой. На стороне Кости всегда была сила, которой он никогда прежде не пользовался. Даже и не знал, насколько она опасна.
- Ты вообще можешь хоть раз повести себя не как мудак?
- Я же извинился! Что мне ещё сделать?! – закипал Костя, с трудом отрывая взгляд от скользящего по губам языка. Он помнил его мягкость, его вкус… это знание проросло под кожу и укоренилось там как сорняк. Вредоносный сорняк. Яд. В венах Лаврива тёк яд, и Костя отравился. Необратимо.
- Уже ничего, Костя-мудак-чемпион. Ты всё сделал, что мог. Можешь продолжить, как ты там сказал, выебать меня. Ты ж мужик, который хочет, тебе трудно себя контролировать. Давай, начинай, и поедем на работу уже.
- Нахуя ты сказал, чтоб я тебя поцеловал? Думаешь, что умнее всех тут? Я ненавижу, когда со мной играют, и когда меня провоцируют, тоже ненавижу!
Лаврив забыл облизывать губу и повернулся к Косте всем корпусом. Его губы дрожали и на порозовевших скулах заходили желваки. Отчего-то Костя решил, что это красиво. Черт побери, это было очень красиво и по-настоящему.
- Ты не имел права меня трогать! И я не хочу объяснять, почему. Если ты сам не понимаешь, то это твои проблемы. Адекватные люди так не делают. Если они чего-то хотят, то сначала пытаются это заслужить. В конце концов, поинтересоваться, а хотят ли этого другие! Мы не в диком лесу живём, чтобы брать всё, что нам заблагорассудится.
- Я не хочу ухаживать за пидарасом! Это полный идиотизм. Я нормальный мужик, я не какой-нибудь педик.
Лаврив скривил губы и отвернулся, плечи его опять поникли.
- Я вижу. Я педик, а ты не педик. Поехали на работу.
- Ты извинишь меня? – примирительно спросил Костя, чувствуя запоздалое раскаяние и жгучий стыд. И отчаянное желание всё повернуть вспять, отмотать плёнку и попросить разрешения. Почему-то ему казалось, что Лаврив разрешил бы. И от этого стало ещё паршивее на душе.
- Я же сказал, что без проблем. Поехали.
- Поехали…
16.
Официальная версия звучала, как «кот губу поцарапал». И неважно, что у Лаврива не было кота, никто даже не усомнился, что могло быть иначе. На драчуна он не похож, слишком хорошо язык подвешен, на невнимательного тоже, чтобы врезаться в косяки и падать на разные разбросанные под ногами предметы. Любовник у него был не агрессивный. Никаких следов не оставлял, иначе бы слухи о брачных игрищах давно распространились по коллективу.
Главное в таких ситуациях - всегда говорить уверенно и каждый раз одно и то же, не забывая мелочей. А Лаврив врал уверенно. И на Костю ненавистных и обиженных взглядов больше не бросал. Игнорировать его тоже не пытался. Обращался исключительно по делу, сверкая разбитой губой, давя на все красные кнопки в Костиной душе. И тому было плохо, настолько плохо, что даже с Лёшкой в курилке говорить не хотелось. Обычно Костя любил обсудить свои проблемы с Лёшкой, просто чтобы озвучить их, чтобы попросить совета, услышать одобрение. Но о затмении, случившемся в утренней пробке, Костя говорить не мог. Быть может, потому что это было даже хуже пьяного ора на любовника Лаврива. Так низко Костя не падал. Он вообще никогда не падал, предпочитая всегда держаться золотой середины. А сейчас было дно, и даже ниже. Минус тыщапяцот километров.