— Понимаю, — кивнул Мак, — Ты… позволишь мне изучить книги в твоей библиотеке?
— Конечно. Странно, что ты еще не читал их.
— Без хозяина, я бы не стал, — в глазах масочника мелькнуло осуждение.
Лекарь улыбнулся.
— Я знаю. Иначе не стал бы вызывать для него, — он посмотрел на притихшего Шельма, все еще удерживающего свою бабочку, — В няньки именно тебя.
— Не такая уж хорошая из меня вышла нянька, — Мак хмыкнул.
— Отнюдь, — убежденно отозвался Ставрас, проигнорировав возмущенное фырканье шута, — Самая лучшая.
Палач на это уже ничего не сказал, кинул еще один взгляд на бабочку, и произнес.
— Я знаю этот вид. Это Серпокрылая.
Глаза Ландышфуки округлились, а Ставрас взъерошил волосы, осматривая парня с ног до головы.
— Да уж, — прокомментировал лекарь, — Похоже, в Верлинье что-то действительно назревает, иначе Жрица в ступени Имаго никогда бы не покинула пределы Оракула.
— Серпокрылые — это ведь как наши Скарамучча, так? — тихо спросил у Макилюня Шельм.
— Да. Ходят слухи, что это лучшие войны королевства. Никто не может сказать наверняка, они не оставляют живых свидетелей.
— Ясно. — Кивнул шут.
— Когда назначена встреча? — спросил Ставрас напряженно.
— Сегодня в полдень на том же месте.
— В Зимнем саду дворца?
— Да. — Кивнул Шельм, а потом вскинул голову и посмотрел в глаза лекаря решительно и твердо. — Я пойду один, а ты отправишься в Драконарий, как и собирался.
Первой попыткой Ставраса было возмутиться, навязать свое мнение, снова все решить за обоих, но он сдержался. Посмотрел в голубые глаза мальчишки спокойно, без надрыва, и тихо уточнил.
— Уверен?
— Да. — Кивнул Шельм, — Только…
— М?
— Кэт мне в подмогу дайте.
— Сам возьмешь, — хмыкнул лекарь, — В конечном итоге, кто у нас Вольто, ты или я?
— Знаешь, — вмешался Мак, пряча в глазах улыбку, — По-моему, уж лучше был бы ты. А то этот мальчишка…
— Да, я хоть сейчас готов отказаться! — возмутился шут.
— Одеваться иди, отказник ты наш, — фыркнул лекарь, — И Эра на обратном пути разбуди, нечего дрыхнуть, когда тут судьбы мира вершатся.
— Тоже мне, судьбы мира, — бросил уже повернувшийся к выходу Шельм, — Пока речь только о моей судьбе.
— Если я правильно понял из объяснений Эра, — произнес Мак задумчиво, — Теперь ты вне судьбы, Алекс.
— Вот-вот, — важно покивал тот, — И ты, кстати, тоже.
— Тем лучше, — откликнулся Палач, — Даже Имаго не под силу просчитать судьбу дракона и его человека. Поэтому, будем надеяться, чтобы барышня не задумала, играть ей придется на нашем поле…
— И по нашим правилам, — многообещающе бросил Шельм и ушел одеваться.
Лекарь и Палач переглянулись.
— Присмотришь за ним?
— Присмотрю.
Александр Ландышфуки никогда не любил излишне драматизировать и нагнетать обстановку. Вот и сейчас отправлялся на встречу, которая могла бы оказаться роковой, с легким сердцем и веселым насвистыванием. Мятамилш незаметно следовала за ним по крышам, она вообще любила смотреть на мир с высоты, недаром еще в детстве ей дали имя, что в переводе с древнего языка масок означает "кошка". Она была вся в нем, в этом имени. Но Шельму не нужно было её видеть, он её чувствовал, наконец, вспомнив, что он Вольто, и маски видит внутренним взором, и даже может с ними говорить не вслух, а словно маска с маской. Но сейчас он шел ко дворцу не Вольто, Арлекином. Бесшабашным и предвкушающим отличное развлечение. Сейчас ему просто было нельзя быть серьезным. Он всегда закрывался именно Арлекином, когда знал, что его слова и действия могут повлиять на чужие судьбы. Хорошо, пусть даже если не на судьбы, а просто на жизнь или смерть.
Он подошел к дворцу не через парадные ворота, а со стороны Драконьего Дома. В других городах, в личных замках или поместьях дворян, некоторые Драконьи Дома могли выглядеть как большие ангары с выложенным мощными камнями полом и лишь слегка присыпанным сеном. Некоторые, если дракон еще не достаточно большой и взрослый были похожи на дома, полностью лишенные внутренних стен. Некоторые, как в Замке Бернгс были созданы спонтанно, к примеру, из переделанных под Драконий Дом конюшен. На территории же Радужного Дворца драконий Дом был настоящим чудом света, ведь именно здесь обитали многие поколения драконов, прилетевших вслед за своими людьми. Поэтому нельзя было не восхититься полетом строительной и магической мысли, сплавившей воедино камень, дерево и вулканическое стекло. Здание Драконьего Дома было просто огромным, по размерам в несколько раз превосходившим сам Радужный Дворец. Оно было сложено из черного, скального камня, насквозь пропитанного магией, и больше всего напоминало каскад природных пещер, вот только природными в них были лишь материалы, из которых его создавали. Огромные арки, распложенные полукругом, перед которым было поросшее невысокой, коротко стриженой травой поле, на которое и приземлялись драконы. Каждая арка представляла собой одну из секций, в которых одновременно могли находиться сразу три-четыре дракона. При этом, не смотря на то, что каждому из них отводилось свое отдельное место, некоторые из ящеров предпочитали спать на крыше, любуясь звездами и удобно зацепившись хвостами за шпили, венчавшие каждую арку. А некоторые и вовсе проводили часы сна на поросшем травой луге, наслаждаясь стрекотанием кузнечиков.
На самом деле шут специально шел ко дворцу самой длинной дорогой, потому что после осмотра Ставрасом Бима, Бома, Руби и Сапфира, невероятно вымахавших с прошлого лета, в душе шута, словно бы очнувшегося от летаргического сна после возвращения его дракона, появилась пронзительное ностальгическое чувство. И ему неожиданно захотелось вспомнить деньки, когда он, еще совсем юный, только-только появившийся во дворце, прибегал сюда хоть краем глаза взглянуть на прекраснейших из созданий этого мира. Его в ту пору интересовало все, что было хоть как-то с ними связано. Особенно, он силился понять, почему их, во-первых, никто не кормит, по крайней мере, он ни разу процесс драконьего кормления не застал. А, во-вторых, где те стада, которыми можно было бы прокормить этих просто-таки огромных проглотов, ведь не могут же они святым духом питаться?
Смешно, но оказалось, что очень даже могут. Правда, чтобы узнать это, пришлось не в книжках читать, так как приличных книг, посвященных только драконам, Шельм так и не нашел, как не пытался. Наверное, все дело было в том, что все и так всё про них знали, и в книгах не нуждались и знания эти передавались от поколения к поколению. Поэтому Шельм был вынужден спросить у знающего человека, правда, для этого пришлось вокруг этого знающего ходить кругами полторы недели кряду, пока Рамират Томассо, бессменный распорядитель в королевском Драконьем Доме, сам к нему не подошел, подловив на очередном подглядывании за драконами.
Вот тогда юному шуту и пришлось проявить все грани изворотливости и шутовского таланта. Рамират оказался редкостной язвой, и юмор у него был несколько специфичен и мрачноват, но тем не менее, даже к нелюдимому распорядителю Шельму удалось найти свой подход. Это теперь от Ставраса он знал, что на самом деле истинное имя того Рамираттиллатомассикось и он один из тех драконов, что старше даже самого Радужного, и имя, соответственно, ему давал вовсе не Ставрас. Но в отличие от большинства бронзовых драконов, которым не рекомендуется быть в человеческом обличии дольше определенного времени, Рамират легко мог не принимать истинную форму очень и очень долго. По-видимому, это было как-то связано с его почтенным возрастом. В человеческом же обличии он выглядел довольно молодо, разве что в смольно-черных волосах ровно посередине лба струилась белоснежная седая прядь, придавая облику поджарого и жилистого мужчины со смуглой кожей и живыми синими глазами некую пикантность и необычность. Надо ли говорить, что Рамират всегда нравился женщинам. Причем, как человеческим так и драконьим. И постоянно жил в драконьем доме, вот уже много веков, и никому не приходило в голову задавать вопросы относительно его происхождения. Просто люди давно уже не представляли Драконий Дом без этого человека, легко спорящего даже с драконами, которые, о чудо, его всегда слушались. Правда, все это не отменяло то, что Рамират обладал специфическим чувством юмора. И нередко его шутки могли выйти окружающим боком. Но, если на самом деле возникал конфликт, старый дракон всегда сам же брался его разрешать, и это у него получалось с минимальными потерями. Все же с высоты его возраста, легко можно было найти компромисс даже в самой безвыходной ситуации.
— Ну, и куда же нынче ходят замужние шуты, все из себя такие довольные? — Полюбопытствовал Рамират у мимо проходящего Шельма, даже не подумав подняться из травы, в которой лежал, глядя на небо и покусывая травинку.
— Как куда? — Разыграл недоуменнее Шельм, — Замужние шуты так ходят только рога своим благоверным наставлять.
Рамират встрепенулся и даже сел. Посмотрел испытующе.
— А Ставрас знает?
— Как можно? Тогда откуда бы взяться рогам? — расплылся в широкой улыбке притормозивший шут.
— Уверен? — в глазах дракона мелькнуло искреннее беспокойство, но Шельм давно был с ним знаком, поэтому и сам посерьезнел.
— Все нормально. Не беспокойся.
— Это радует, — хмыкнул Рамират, и снова откинулся на траву. — "Ты поосторожнее там, маленький шут, если что зови. Любой из нас придет тебе на помощь".
"Спасибо, но меня уже есть кому охранять".
"Хорошая девочка, мне понравилась, да и Дормидонту Кузиному, кажется, тоже".
"О! Неужели на старости лет ты решился в сводники податься?"
"А почему бы нет? Я парень холостой, так хоть друзей под венец отправлю с чистой совестью".
"А сам чего же?"
"Слишком стар я для людей. Вы умираете так быстро… Это больно".
"А для драконов?"
"Я не хочу детей. Но самок сбрасывать на камни не желаю".
"Сурово. Но разве у вас после этого дела всегда детки рождаются?"
"Всегда малыш, всегда. Беги, по-моему, там дама сердца твоя не одна пришла, а с подружками".
"Да и я не один".
"Это радует, малыш. Это радует".
Зимний сад встретил его солнечными лучами, льющимися через прозрачную крышу прямо на мясистые листья деревьев, зеленым глянцем встречающие его веселые блики. Хмыкнув, юный шут прошел дальше той самой верандочки, на которой всего пару дней назад целовал Жрицу в ступени Имаго. Леди Вивьена Мольтс ждала его возле тутового дерева, с задумчивым видом изучая соседнюю клумбу, на которой цвели ирисы. Темно-фиолетовые с желтыми сердцевинами и нежно-сиреневые — с розовыми. Шельм и сам любил эти цветы.
— Леди, вы прекрасны, — объявил он, склоняясь в галантном поклоне.
Он не лукавил, девушка, действительно, была очаровательна в темно-зеленом платье с глубоким вырезом и все тем же неизменным ожерельем на шее, правда, на этот раз ему в комплект были надеты массивные серьги и кольцо. Он поцеловал изящную ручку, которую барышня благосклонно ему протянула, и почувствовал, какие холодные у нее пальцы. Шут усмехнулся и, распрямившись, руки уже не отпустил, да и девушка не пыталась её у него отобрать.
— О чем вы мечтаете, леди? — не дав ей самой задать вопрос, полюбопытствовал Шельм.
— Вы удивляете меня, мой милый, о чем может мечтать девушка?
— О, разве уже ваш? — в глазах Александра промелькнуло лукавство, Вивьен его уловила, и улыбнулась чуть шире, явно собираясь до конца играть роль наивной дурочки с романтическим взглядом на жизнь.
— Но ведь могли бы стать моим, — прошептала она с почти томным придыханием.
Шельм улыбнулся, шагнул ближе, демонстрируя, что повелся. А сам подумал, что барышне, похоже, нелегко дается эта роль, ведь она по определению просто не может быть такой вот наивной дурочкой, которую пытается из себя строить.
— Все зависит от того, — задумчиво произнес он, — О чем все же вы мечтает юная леди?
— О любви, ведь она так прекрасна, — с искусно разыгранным восторгом прошептала девушка и прильнула к его груди.
Шельм продолжал улыбаться, глядя в едва прикрытые темно-карие глаза, сжал изящную ручку в ладони чуть сильнее, и произнес со льдом мелькнувшим в глубине глаз.
— Разве вам положена смертная любовь, Имаго?
Глаза девушки застыли, зрачок расползся уродливым дымом и заслонил собой радужку, но Шельм все равно успел отпрыгнуть в сторону за долю секунды до удара, хлесткого, смертельного, ребром ладони метившего в шею. Шут расхохотался в лицо Жрицы, легко и непринужденно сбросившей маску и перешедшей в боевой режим. Такое состояние у Серпокрылых называли трансом, оно было сродни безумию берсерка, вот только контролировать себя в этом состоянии Жрицы Бабочки могли даже лучше, чем вне его. Она наступала, а он улыбался.
— Ты знаешь об Имаго, шут, — голос показался чужим, холодным и режущим, словно клинок. — Но не узнал во мне Серпокрылую.
— Не беспокойся, сам не узнал, нашел у кого спросить. — Отозвался Шельм, снова легко ускользая от удара, а потом неожиданно нанес удар сам, но лишь обозначил его. Девушка замерла, выгнув бровь, она поняла, что он только играет, и заинтересовалась его игрой. Шельм увидел, что бить она пока не собирается, и снова легкомысленно шагнул почти вплотную. — Ответишь мне, Вивьен Мольтс, Серпокрылая Жрица в ступени Имаго?
— Смотря, что ты хочешь узнать, Шельм Ландышфуки.
— Я же уже спрашивал леди, а вы забыли, — укоризненно покачал головой шут, тонкие светлые брови девушки слегка нахмурились, парень медленно склонился к её щеке, не отрывая взгляда от страшных, лишившихся радужки и белка глаз. — О чем вы мечтаете, леди?
— Это все, что ты хочешь узнать?
— Да.
— Тогда у меня тоже есть вопрос.
— Договорились, — скользнув губами по бархатной коже щеки, прошептал шут, девушка отстранилась и почти брезгливо передернула плечами.
— Раз ты такой подкованный, шут, то знаешь, что для меня физический контакт с мужчиной нежелателен.
— Да, я и не настаиваю.
— Неужели? — в глазах напротив мелькнуло презрение, — Что же ты так пылко целовал меня два дня назад?
— Ну, скажем, были у меня скрытые мотивы. — Отозвался Шельм, лукаво щурясь.
Девушка нахмурилась сильнее.
— Не обижайся, — подмигнул ей Шельм, — Ты хорошенькая, просто… не в моем вкусе.
— Хорошенькая? — Да, девушка всегда остается девушкой, особенно, когда уверена в своей привлекательности. — Это все, что ты можешь сказать?
— Да. И, кстати, это уже второй вопрос.
— Что?
— Ну, ты же сказала, — невинно захлопал ресницами шут, — Что у тебя есть вопрос, заметь, в единственном числе. И спросила, почему я так пылко целовал тебя. Я ответил.
— Не играй со мной шут. Это не тот вопрос! — она повысила голос.
Шельм пожал плечами, посмотрел огорченно.
— Откуда мне знать, тот, не тот, я мысли не читаю, не дракон же.
— А драконы читают?
— Это тот вопрос, ты уверена?
— Нет!
— Тогда не скажу.
— Ты просто невыносим, шут. И я убью тебя, как только это будет целесообразно.
— Без сожалений? А жаль. — В исполнении Шельма прозвучало легкомысленно.
— Ты настолько не ценишь свою жизнь?
— Нет, просто сомневаюсь, что тебе под силу заставить меня с ней расстаться. Кстати, я снова ответил на твой вопрос или это опять был не он?
— Нет! — вскричала Жрица и в очередной раз нанесла молниеносный удар, и снова шут увернулся.
— Какая жалость, — прокомментировал он с относительно безопасного расстояния. — Так задай уже его, наконец, чтобы я мог задать свой.
— Как ты относишься к масочникам?
— Что?
— Ты разучился слушать, шут?
— Ну, нормально отношусь, а что?
— И ты считаешь, что это нормально, так издеваться над этим прекрасным народом?
— Прости, что делать с народом?
— Издеваться! — глаза Жрицы ожили, чернота зрачка съежилась, обнажая белок, затем радужку.
— И кто же над ними издевается?
— Вы, все. Драконы эти ваши — кровожадные монстры. Они же, масочники, пришли из другого мира, им надо помочь, а вы травите их драконами, они жрут их детей, жгут своим огненным дыханием их дома, уничтожая как вид. Но мы, Жрицы Оракула готовы принять их, я пришла за ними.
— За кем?
— Ты так резко поглупел, шут? За ними, за масочниками, их магия прекрасна, она имеет право жить.
"Ставрас, лапочка…"
"Ты заболел?" — опешил от такого обращения лекарь, обсуждающий с Гиней и Муром очередную редакцию правил пользования резервами Драконария, сидя на высоком крыльце и наблюдая за тем, как Бим и Бом резвятся в саду камней вместе с юными масочниками. Конечно, в основном усердствовал Тай, но и Вольф не оставался безучастным, хоть и не принимал особого участия в их играх, предоставляя младшему товарищу свободу действий.