Первое время после того, как он женился на Марьяне, Аркаша старался сдерживать естественные порывы. Так как женился он не по любви, Крамарь очень быстро завел любовницу. За то, что он иногда поднимал на нее руку, женщина получала дополнительную плату и некоторое время довольствовалась этим. Но однажды она ударилась головой о дверной косяк и пролежала в больнице целый месяц. Крамарь оставил ее, предварительно заплатив за лечение, и больше своих любовниц не избивал.
С тех пор его «боксерской грушей» стала жена. Чем состоятельнее становился Аркаша, тем реже он избивал жену. Если вначале их совместной жизни Крамарь удивлялся, что Марьяна терпит такое отношение, то теперь перестал обращать внимание на подобные мелочи, решив, что в этом она похожа на его мать.
Он ужасно разозлился, когда узнал, что жена беременна девочками. Ему хотелось иметь наследников мужского пола. Он ударил ее после того, как она пришла с УЗИ и сообщила мужу «приятную» новость. Марьяна испугалась, но пригрозила, что пожалуется Лаврентию Симакову — мужу своей родственницы, если с детьми что-то случится. Это совсем не вписывалось в планы Аркадия, и он слегка притих. Жена благополучно родила близнецов, а потом Симаков уехал за границу. Марьяна осталась без защиты, и когда Крамаря распирало от злости, он снова поднимал на жену руку. Правда, бил не слишком сильно. Он все еще наделся, что она сумеет родить мальчика. Для этого ему нужна здоровая жена.
Посмотрев на скорчившуюся, испуганную женщину, он почувствовал непривычное сожаление. Длилось оно не долго. Крамарь тотчас рассудил, что Марьяна сама виновата. Он не стал бы ее трогать, если бы она не начала дурацкий разговор о разводе. Да еще после непродуктивной встречи с Грибовым. Сейчас ему развод ни к чему. Он лишь навредит его имиджу. У него — далеко идущие планы. Аркаша с сожалением признавал, чтобы добиться успеха и отомстить так, чтобы не пострадать самому, ему нужна не только достойная жена, для этого Марьяна вполне подходила, но и положительное мнение окружающих.
Он пожалел о том, что пришлось признаться Грибову о связи с Эллой, но Аркадий воспринимал это обстоятельство, как неизбежное зло. К тому же, Кеша никому ничего не расскажет. Для него родня — это все. Нельзя допустить, чтобы кто-то узнал, что родившийся мальчик как-то связан с Аркадием Крамарем. Он блефовал, когда говорил, что готов признать ребенка. Нужно срочно придумать что-то более действенное.
Он сделал несколько шагов, навис над женой и ласково погладил ее по подбородку. Он улыбнулся, когда увидел, что она вздрогнула.
— Только посмей заикнуться о разводе и тогда увидишь, что будет.
Марьяна на мгновение закрыла глаза, но затем посмотрела на него ненавидящим взглядом и спросила:
— И что же? Убьешь меня?
— Хуже. Заберу у тебя детей. У меня для этого достаточно денег и связей.
— Ты не посмеешь. Зачем тебе девочки?
— Мне — ни к чему, но ты расстроишься. Будь паинькой, и я тебя больше не трону.
Марьяна покачала головой. Она ему не верила. Он и сам себе не верил. Иногда ему хотелось измениться. Он даже пытался, но потом решил, что ни к чему сдерживать свою суть. Он — настоящий мужчина и может делать все, что посчитает нужным. Этому его научил отчим. И его настоящий отец. Своими поступками.
Маркитан ждал его возле знакомой палаты. Егору показалось, что адвокат слегка осунулся, пока нес вахту в больнице. Бритт даже посочувствовал ему, но, с другой стороны, Виктора никто не заставлял маячить возле Измайловой.
Поверенный смерил Егора обвиняющим взглядом, но в его голосе прозвучало сожаление:
— Она потеряла ребенка. Вы потеряли. — Егор промолчал. Он не ожидал, что так случится, и сам не знал, что почувствовал в этот миг. — Пока ты добирался, Вероника побывала в операционной.
— Как она?
— Говорят, что уже отошла от наркоза, но меня к ней не пустили.
Егор кивнул и вошел в палату. Медсестра, в этот момент поправлявшая пациентке подушку, узнала его, кивнула и вышла, тихо прикрыв за собой дверь.
Он заставил себя подойти к кровати и сесть рядом. Перед ним лежала бледная тень красавицы, с которой он целый год делил постель. Бледная кожа и яркие волосы, рассыпавшиеся по подушке, делали ее похожей на фарфоровую куклу — только без румянца на щеках.
Неожиданно «кукла» открыла глаза, огромные, как зеленые озера, и всхлипнула.
— Его больше нет. — Егор сжал тонкую руку и промолчал. Он больше ничем не мог помочь этой женщине. — Это ты во всем виноват!
Ее голос прозвучал на удивление громко, а обвинение опалило, заставив почувствовать вину. Но в чем она, его вина? Он не обещал ей жениться. И лгать не хотел. Бритт даже сейчас не сомневался, что лучше не дарить ложных надежд — даже во благо, но решил, что сейчас не время для оправданий.
— Тебе нельзя волноваться.
— Что ты понимаешь?! Я хотела его, чтобы ты там не думал. А теперь… Мне так плохо.
— Все наладится.
Слова прозвучали не слишком обнадеживающе, но Бритт совершенно растерялся. Он не знал, что сказать.
— Лицемер! Из-за тебя я потеряла своего малыша. Ты бросил нас, когда мы в тебе нуждались. Возможно, это даже был мальчик. Сын!
Ника зарыдала. Егор погладил ее по руке.
Несмотря на то, что он не планировал этого ребенка, Бритт не мог оставаться равнодушным. Он уже привык думать, что у него появится сын или дочь. А тут… Бедная Ника. Он не должен был чувствовать себя виноватым, но чувствовал.
— Мне очень жаль.
После этих слов Ника взвилась на кровати и завизжала:
— Жаль?! А что теперь делать мне? Я уже смирилась с ролью матери-одиночки. По твоей милости, между прочим. Теперь же мне впору обращаться к психиатру!
Егор больше не мог этого слушать. Он поднялся со словами:
— Вижу, мне лучше уйти. Ты слишком нервничаешь в моем присутствии.
— Убегаешь?! Трус! Беги, скатертью дорога! Только вот, что я тебе скажу: тебе не убежать от мысли о том, что это ты убил своего ребенка!
Эти слова продолжали звучать в ушах Бритта, пока он закрывал дверь. Он согласился с Никой только в одном — она нуждается в помощи специалиста.
В его голове гудело, когда он шел к Маркитану. По дороге его перехватил доктор, который лечил Веронику.
— Извините, что отнимаю ваше время, но нам нужно поговорить.
Егор кивнул и прошел вслед за доктором к окну.
— Ей нужны еще какие-то лекарства? Говорите, я оплачу.
— Речь пойдет не об этом.
— Слушаю.
— Мне хотелось бы увериться, что вы не станете предъявлять претензии к лечению и писать жалобы. Мы сделали все, что в наших силах.
— Даже в мыслях не было. Почему вдруг такой разговор?
— Это вы сейчас так говорите. Но, учитывая странное, простите, но даже слегка неадекватное, поведение вашей… подруги…
— Это вы о чем?
— Я не стал бы вам говорить, но во избежание недоразумений…
— Мне хотелось бы знать.
— Вероника Измайлова отсутствовала в палате два часа перед обедом. Нянечка сообщила об этом дежурной медсестре, и та нашла ее. Угадайте где? В тренажерном зале, расположенном в травматологии. Там проводятся реабилитационные мероприятия. И это после кровотечения! Неудивительно, что оно возобновилось.
Врач говорил что-то еще, но Егор с трудом разбирал слова. Его разум мутился от ярости. Бритту хотелось вернуться в палату и вытрясти из Вероники душу. Даже не за то, что она сделала с их ребенком, а за те слова, которые кричала ему вслед, заставляя чувствовать себя злодеем. Он пригрел рядом змею.
Егор приказал себе успокоиться. Он остановил взволнованного доктора словами:
— Спасибо за все, что вы сделали. Лечение будет полностью оплачено. Обещаю, не будет никаких жалоб.
— Я надеялся, что вы поймете.
Бритт распрощался с доктором, подошел к Маркитану и решительно произнес, глядя ему в глаза:
— Можешь думать обо мне, что хочешь, но с сегодняшнего дня я не хочу слышать ни единого слова об Измайловой. — Виктор нахмурился и попытался возразить, но Бритт не дал ему высказаться. — Лечение оплатишь, но более ничего. Не заставляй меня рассказывать тебе подробности. Не сейчас. Но если ты решишь променять службу у меня на Нику, прежде познакомься с ее мамашей, сделай себе одолжение. Я буду на связи.
Егор подумал, что, наверное, стоило обо всем рассказать Маркитану, чтобы тот не совершил самой трагичной ошибки в своей жизни, но он не мог себя заставить. Чересчур чудовищным и неправдоподобным казалось поведение Ники. Бритт надеялся, что у Виктора хватит здравого смысла не попасться в западню слез, льющихся из красивых, но очень коварных глаз.
Глава 22
Студию освещали несколько ламп и беспрерывные щелчки фотоаппарата. Лора работала над фотоальбомом для очаровательной девочки, приблизительно одного возраста с Юлей. Несмотря на юные лета, малышка артистично улыбалась в камеру и ловко передвигалась между предметами антуража, вызывая умиление на лицах взрослых, присутствующих на съемках. Казалось, в относительно небольшом помещении собралась вся родня, чтобы присутствовать при столь знаменательном событии.
Наблюдая за маленькой моделью, Сима вспомнила дочь и пожалела, что до сих пор не попросила подругу сделать ее фотопортрет. Серафима пыталась представить, как та поведет себя перед фотокамерой. Предстанет такой же раскрепощенной, как девочка, целовавшая в этот момент огромную панду, или растеряется? Серафима понимала, что трудно предвидеть поведение ребенка, собственно, как и поступки взрослых, но попробовать определенно стоило.
Посмотрев на часы, Сима сняла мокрый плащ и присела на низкий диванчик у самого входа. Она приготовилась ждать столько, сколько потребуется. Серафима договорилась о встрече с подругой еще утром. Лора уже распланировала рабочий день, но обещала выкроить час в полдень. До двенадцати оставалось пятнадцать минут.
Казалось, утро началось, как обычно. Сима привела себя в порядок, выпила кофе, поцеловала на прощанье Юлю и отправилась в редакцию. Там она просмотрела компьютерную версию нового выпуска журнала, высказала замечания и предложения, одобрила фотографии. Сима внимательно выслушала идеи, касающиеся следующего выпуска, и договорилась об интервью с известной писательницей — автором женских романов.
Все, как всегда. Серафима надеялась, что и выглядит обычно, пока Феликс в ненавязчивой манере не поинтересовался ее здоровьем. Сима поблагодарила его за заботу и попросила заварить кофе. Феликс лишь кивнул и вышел из кабинета, а она после недолгих раздумий набрала номер подруги. Серафима чувствовала, что ей необходимо выговориться. Наверное, стоило отправиться к Амориной, но она не могла заставить себя рассказать психологу о Бритте.
Их вчерашнее расставание выглядело странным. Сима привыкла рассуждать логично, но в случае с Егором эта ее способность почему-то исчезала. Бритт, как никто другой, чувствовал ее настроение, понимал ее желания, делал ее счастливой. Казалось бы, особой тревоги их отношения вызывать не должны, но Сима волновалась, перебирая в памяти случившееся в его квартире. Он казался абсолютно искренним, по-настоящему недовольным звонком и обещал приехать при первой возможности, но…
Слишком много «но» оказалось на их пути.
Они не дошли вчера до близости в полном смысле этого слова, но оказались в шаге от нее. Сейчас Сима думала о том, что, возможно, это и к лучшему. В противном случае, она не стала бы дожидаться развода и просто отправилась вслед за ним, не сожалея, не оглядываясь, как никогда и ни за кем прежде. Хотел ли этого Бритт? Вот в чем вопрос. Пока она не знает ответа, то не имеет права навязываться ему. Егор не предложил ей лететь вместе — пусть даже к бывшей любовнице, и это настораживало. Даже сегодняшний телефонный разговор, который, казалось бы, должен ее успокоить, не принес Симе желанного — определенности.
— Куда пойдем?
Перед ней стояла Лора в яркой красной короткой куртке с крохотным рюкзачком на плече вместо сумочки. Серафима не заметила, как закончилась сессия, и студия почти опустела. Она тряхнула головой и поднялась.
— Может в «Корхан»?
— Идет.
Этот маленький кабачок разместился в подвале соседнего со студией Лоры дома. Здесь угощали настоящим турецким кофе. Несмотря на то, что это была ее третья чашка за день, точнее за пол дня, Сима все равно не смогла отказаться от густого ароматного напитка. Да и есть ей не хотелось. Тут возмутилась Лора, и Сима попросила принести ей курабье.
Официант ушел. Хотя именно Сима пригласила подругу, желая рассказать, поделиться, посоветоваться, в конце концов, но никак не могла начать. Не отличающаяся терпением Лора, как всегда, заговорила первой:
— Как ты? Юлька? О Кеше не спрашиваю. Видела его вчера.
— Вчера? Где же?
— Помогала ему с покупками для Адама.
— Адам?
— Грибов наконец-то выбрал имя для племянника. Мне нравится.
— Красивое имя. Но ты и Кеша?!
— А что здесь такого? Мы знакомы много лет и…
— Лора, ты не так поняла. Я ничего не имею против. Просто удивилась. Зная твое отношение к нему…
— Считаешь, что я не должна ему помогать? Тогда кто?
— Извини, это я виновата. Могла догадаться, что Грибов нуждается в женском совете. Спасибо тебе.
— Мне не трудно, ты же знаешь. Я подумала, что ты не горишь желанием лишний раз встречаться с Кешей.
— Ты права. Но если нужно… Просто, я вдруг подумала, что ты когда-то любила его. Возможно, остались какие-то чувства, и ты…
— Вот только не надо меня подозревать.
— Нет, что ты! Я бы никогда…
— Но ведь подумала.
— Я помню, как ты смотрела на него.
— Как и ты на Бритта.
— Неужели, заметила? А я думала, что никто не видит.
— Ты забыла, что я всегда крутилась рядом, пока ты по нему сохла?
Сима не обиделась, скорее удивилась.
— Видела и ничего мне не сказала.
— Не думала, что ты решишься. И что он решится. Ведь он тоже на тебя смотрел. Я бы не заметила, если бы на Грибова не пялилась.
— А я не видела. Ничего не замечала. — Официант поставил перед ними кофе, печенье и ушел. Сима не решилась продолжить мысль, трусливо оттягивая разговор о Бритте. Она сомневалась, что ей удастся объяснить свои сомнения. — Какая же ты все-таки хитрая. Стрелки на меня перевела. Так что у тебя с Грибовым?
— Ничего. И быть не может. Хочешь — верь, хочешь — нет. Мне его просто жаль, а я во второй раз на одни и те же грабли не наступаю. Давай лучше поговорим о тебе и Бритте. Что он снова натворил?
Сима поняла, что дальше откладывать нельзя, и предприняла попытку улыбнуться. Понимая, что выглядит жалко, она вместо ответа спросила:
— Сигареты есть?
— Нет. Мы же бросили. Давай не будем снова начинать.
— Тогда, может по пятьдесят граммов коньячку?
— Так. Рассказывай.
— Нечего рассказывать.
— Совсем?
— Мы виделись вчера. Два часа в его квартире. Потом он улетел. К Измайловой. У нее начались очередные проблемы.
— И что произошло за эти два часа.
— Важно, что непроизошло.
— Жалеешь об этом?
— И да, и нет.
— Он любит тебя.
— Надеюсь, но, как оказалось, для счастья этого недостаточно. Он все время уезжает. Даже теперь, когда ребенка больше нет.
Глаза Лоры округлились. Она схватила Симу за руку и шепотом спросила:
— Ничего себе! Когда ты узнала?
— Егор позвонил мне сегодня утром. Сообщил, что у Вероники случился выкидыш, и что он уезжает к своей матери. Обещал все объяснить, когда вернется.
— И что тебя беспокоит? Измайлова больше не беременна. Ребенка, конечно, жаль, но ты не виновата, что так случилось. К тому же он отправился не куда-нибудь, а к матери.
— Наверное, я просто дура, но мне кажется, что так будет продолжаться всегда. Возможно, мы просто не созданы друг для друга. Или у меня сдают нервы.
— С ума сошла?! Ты любишь, он любит. Надо же такое выдумать — не созданы! Если не вы, то кто?!
— Ты себе не представляешь, как мне плохо. Кеша не дает развод. Егор — где угодно, только не рядом. Я так устала сдерживаться, поступать рассудительно, входить в положение. Мне хочется реветь и топать ногами, а еще постоянно находиться рядом с Бриттом, разделить с ним все. Понимаешь? Все!