— Я тебя не волочила к нему силой, так что нечего тут на меня стрелки переводить. Одним словом, тебе, конечно, нужно время, чтобы собраться с мыслями, всё обдумать и подготовить бумаги. Но ты действительно поступишь ужасно, если бросишь его после того, как подарил надежду.
***
Мэтт обдумывал много и тщательно, не переставая ездить в приют как минимум два раза в неделю, и в итоге пришёл к выводу, что решение принято давно, а он оттягивает момент и трусливо мнётся на месте, потому что боится перемен в своей жизни. А ведь именно перемен он и хотел, когда впервые поехал к Алексу в приют.
Решение он принял, оставалось только спросить самого Алекса, хочет ли он оставить приют и обрести какую-никакую семью. И, хоть Мэтт заранее знал, что Алекс, конечно, хочет, это всё равно было волнительно и нервно.
Зайдя в комнату 12Б Мэтт даже не улыбнулся в ответ, поманил мальчика за собой и усадил в коридоре на диван.
— Алекс, послушай. Я знаю, что ты уже довольно взрослый, что в приюте тебе осталось недолго, но всё равно я… Я вижу, что тебе здесь плохо. И, наверное, я не смогу стать тебе хорошим отцом, но я всё равно предлагаю тебе опеку. Надеюсь, что у меня тебе будет лучше, чем здесь, хоть немного.
Алекс застыл с непередаваемым выражением лица, бледный, удивлённый и растерянный. Конечно, смутная надежда жила в нём с тех пор, как он нацепил новые кеды и джинсы, но это было настолько эфемерно, что он не уставал корить себя за глупость и наивность. А теперь Мэтт, ставший для него другом и защитником, предлагал ему то, о чём он не мог и мечтать: оставить приют, жить в доме, спать в своей собственной спальне, ходить в школу, гулять днём с собакой — как обычный мальчик.
Мэтт прервал затянувшееся ошарашенное молчание, пощелкав пальцами у Алекса перед носом.
— Очнись и отвечай — ты хочешь, или нет?
— Зачем тебе? — уклончиво спросил Алекс дрожащим от волнения и неожиданного счастья голосом. — Я взрослый и, наверное, проблемный, и ты меня уже не перевоспитаешь. Если хочешь завести ребёнка — иди на четвёртый этаж, там малыши. Возьми себе ляльку и воспитывай его так, как надо. А я вполне могу дожить два года здесь. Я уже ни на что не надеюсь, а вот они, крохи, надеются. Ты можешь исполнить чью-то заветную мечту.
— Я могу исполнить твою. Тех, кто мечтает на четвёртом этаже, может, кто-то и усыновит. А моё предложение, думаю, для тебя первое и последнее. Лучше разбить их новенькие блестящие мечты, чем твою, склеенную мной же самим из осколков. Так ты согласен?
— Да, — Алексу стало сложно удерживать эмоции, и он закрыл ладонями лицо, сутулясь и стараясь не зареветь, как девчонка. — Целых тринадцать лет, — начал он приглушённо, всё ещё закрывая лицо. — Я тебя ждал целых тринадцать лет.
— Лучше поздно, чем никогда. Прости, что так долго, — Мэтт обнял его за плечи и привлёк к себе, поглаживая по светлой кудрявой голове.
========== Глава 3 ==========
Оформление документов заняло несколько недель вместе со сменой алексова паспорта, подписанием бумаг на опекунство Мэттом, мисс Бэкет и ребятами из комиссии по делам несовершеннолетних, вместе со всевозможными походами по конторам и клиникам. Единственное, что смог сделать Мэтт, чтобы ускорить дело — использовав некоторые связи и рычаги, устроить переезд Алекса к себе домой за неделю до окончательного решения процесса. С доверенностью от мисс Бэкет, разумеется.
Алекс, конечно, волновался и, как выяснилось, немного жалел о расставании с приютом, в котором прожил большую часть своей жизни. Для него самого это было неожиданностью — с ребятами он не дружил, воспитатели относились к нему так же холодно, как и ко всем остальным, и перед отъездом он не мог дождаться часа, когда выйдет из ненавистных стен и покинет их навсегда. Но когда он собрал свои скромные пожитки в рюкзак, торжественно попрощался с директрисой, а потом и с товарищами по несчастью, вышел в холл, где его уже ждал Мэтт, сердце как-то болезненно сжалось, и он оглянулся, бросая прощальный взгляд на столпившихся у выхода с лестницы ребят, которые мерили его злобными и завистливыми взглядами.
Лично с ним попрощался только Сэнди, и Алекс знал, что ему за это не поздоровится. Сэнди тоже знал, и потому его отчаянная искренность была ещё более трогательна, чем если бы он не знал о последствиях.
Теперь Сэнди не было среди ребят, которые провожали Алекса на свободу. Может, прятался, а может, некоторые особо вспыльчивые уже намяли ему бока, и теперь он отлёживался в комнате, не в силах подняться с постели.
Вообще, именно прощание с Сэнди и заронило в Алекса какую-то глубокую тоску: они никогда не были друзьями, но Сэнди всё равно счёл нужным проститься, зная, что остальные будут недовольны. Выходило, что жизнь в приюте была бы куда лучше, прояви Алекс хоть чуть-чуть внимательности и инициативы по отношению к Сэнди. Их обоих гнобили и шпыняли, Алекса — за женственность, Сэнди — за уродство и застенчивость. Алекс в общем и целом был добрым мальчиком, но неуловимая мужская стадность вынуждала и его относиться к Сэнди свысока, хоть они и были на почти равном положении. А вот теперь получалось, что Алекс мог бы дружить с ним, если бы перестал лелеять в себе худшие мужские качества.
Не оценить поступок Сэнди было сложно, и Алекс почувствовал запоздалую вину и дружескую симпатию к некрасивому и глуповатому соседу по комнате.
Но налаживать контакты хоть с кем-то из приюта было поздно. За спиной Алекса гурьбой стояли люди, которых он ненавидел столько лет, и он ровными шагами отдалялся от них. А перед ним стоял его новоявленный опекун, который был первым столпом его новой, свободной жизни вне стен приюта. И Алекс приближался к нему теми же самыми ровными шагами, спиной ощущая, что ни сильные товарищи, ни строгая мисс Бэкет больше не имеют над ним власти, а имеет только он, его отец, его семья, тот, кто, конечно, не станет его бить или заставлять целых две недели драить полы в туалетах за малейшие провинности.
И Мэтт улыбался приветливо, чуть насмешливо, как и всегда, и от этой улыбки становилось легче на душе.
Перейдя порог приюта и оказавшись на улице, Алекс полной грудью вдохнул свежий чистый воздух. Чёрный джип весело мигнул фарами, и мальчик, закинув рюкзак на заднее сидение, сел рядом с Мэттом. Третий раз в жизни он сидел в этой машине, но теперь она должна была отвезти его не к неизвестности, не назад в кандалы, а домой.
Алекс вспомнил мультик «Анастасия», в котором главную героиню провожали все её приютские подруги, высыпав на крыльцо и выглядывая в окна. Ради него никто на улицу выходить не стал, но ему было уже всё равно. Он только мысленно послал последний привет бедняге Сэнди и отвернулся от здания, в котором протекла почти вся его жизнь. Зачем было смотреть туда, если совсем рядом сидело новое солнце его жизни, заводя машину и насвистывая что-то легкомысленное и до боли знакомое.
— Мне звать тебя папой? — осведомился Алекс, хихикнув.
— Если хочешь, можешь и папой, но, я думаю, это лишнее. В отцы я тебе не гожусь, да и вряд ли когда-нибудь смогу по-настоящему заменить тебе отца. Так что зови уж по имени. Ведь мы с тобой скорее друзья.
Алекс улыбнулся, откинулся на сидение и замолчал, жмурясь от яркого солнца и улыбаясь бессмысленной счастливой улыбкой. Всё последнее время он много общался с Мэттом, но теперь припомнил и Маргарет, и Макса, и сердце его ещё сильнее сжалось от радости.
— А бабушка дома?
— Кто? — Мэтт ошарашенно вытаращился на него, отвлекаясь от дороги.
— Ну логично, что если ты мой папа, то она — моя бабушка, — послушно пояснил Алекс, и Мэтт расхохотался.
— Логично, но ты только ей об этом не говори. Она натянет тебе глаз на жопу, и ты больше никогда не сможешь вернуться в изначальное положение.
— Но у неё ведь есть внуки? Дети твоей сестры? — Алекс насупился. — Она и так уже бабушка.
— Ага, только её внучки ещё совсем малышня — пешком под стол ходят. А ты вон какой здоровенный лось. Мне, вообще-то, повезло. Завести ребёнка, которому уже не надо подтирать задницу, это как раз то, что мне нужно. Ты готовить умеешь?
— Не очень, — честно сознался мальчик. — А надо?
— Ничего, научишься. Раз уж жить будем вместе, то и готовить по очереди. Это честно.
— Хорошо, по очереди, так по очереди. А ты никогда еду ниоткуда не заказываешь?
— Заказываю. Я вообще сам частенько дома не ем, но раз уж ты будешь жить у меня, к нам периодически будут наведываться всякие там спецы по защите детей, причём наведываться неожиданно. Так что надо создать видимость здоровой домашней пищи. Понятно?
— Понятно, — Алекс улыбнулся. Мэтт никогда не демонстрировал своей привязанности и разговаривал деланно пренебрежительно, но чуткий мальчик видел теплоту в его глазах, и для счастья ему больше ничего было не надо.
***
На следующий день было суматошно: утром Мэтт ездил с Алексом по магазинам, обеспечивая своё новоявленное чадо одеждой, обувью, книжками, телефоном, наушниками, компьютером, планшетом и многим другим, чем по его понятиям должен был обладать мальчик в шестнадцать лет. Кроме того, он готов был купить не только то, что необходимо, но и то, что Алексу хочется, поэтому вместе с книжками, шмотками и гаджетами они привезли домой множество ненужной на взгляд Мэтта ерунды. Но Алекс сказал, что все эти комиксы, звёздочки-наклейки на потолок, ловец снов, целых две «музыки ветра» разного цвета, плакат с Дартом Вейдером и рюкзак с Бартом Симпсоном ему жизненно необходимы. Мэтт махнул рукой и решил побаловать мальчишку — ведь раньше его никто не баловал, никогда. А вообще, если поразмыслить, «никогда» — страшное слово.
Щедрость Мэтта распространилась и на ещё одну вещь: в обувном магазине Алекс увидел кеды со встроенными колесиками и почему-то решил, что жить без них дальше не сможет. Сам Мэтт кеды не носил с подросткового возраста, считая их моветоном и плебейством, не достойным такого импозантного, богатого мужчины, имеющего немецкие аристократические корни, как он. Однако говоря об Алексе, пришлось сделать скидку на его возраст и воспитание, да и уж наверняка на отсутствие аристократических кровей, и кеды на колёсиках обрели своё надёжное место на обувной полке.
Всю дорогу от торгового комплекса до парковки Алекс весело разбегался и катился рядом с Мэттом, то отставая, то обгоняя, чем неимоверно его раздражал. Когда Алекс предсказуемо врезался в проходившую мимо солидную тётеньку с лохматой шавкой на розовом поводочке, Мэтт резко дёрнул его за шкирку назад, как котёнка, и мальчик притих, опасаясь вызвать ещё большее раздражение. Однако сев в машину, он всё же не удержался и высказался:
— Ты нервный.
— Знаем без сопливых, — шикнул Мэтт, пристёгивая ремень безопасности. — Ну что, ты всем доволен? Хотя бы на сегодня?
— Ага, — мальчик достал из новенького рюкзака скрученный плакат, расправил его и, отстранив от себя на вытянутых руках, ещё раз полюбовался.
После утомительного утреннего похода по магазинам вечером последовал весёлый, но не менее утомительный визит Маргарет и Экси с семьёй. Это было что-то вроде торжества по поводу появления Алекса среди клана Паркеров-Лэнгли и, что уж говорить, мальчишке было это приятно. Он, получается, обрёл не только отца и бабушку, но и тётю с дядей, да ещё и двух кузин в придачу, ну и что, что маленьких.
Однако высидеть несколько часов с гостями после сумбурного и наполненного беготнёй утра было непросто, и когда Маргарет и всё семейство Лэнгли уехали, Алекс с Мэттом окинули одинаковым кислым взглядом гору посуды в раковине, негласно решили, что запихнут её в посудомойку завтра и разбрелись по своим комнатам.
***
Всё начиналось идеально. Мэтт, конечно, много времени проводил на работе, но лучезарная улыбка Алекса, ждавшая его дома, подгоняла и торопила его, и он мчался с работы, никуда не заезжая.
Но всем людям свойственно ошибаться, и Мэттью Паркеру тоже. Он почему-то решил, что приручив Алекса единожды, он уже не рискует его потерять, и постепенно начал возвращаться к прежней жизни. Выяснилось, что, как бы ни радовала его доверчивая улыбка, она никоим образом не заменяла прежнего разгула и свободы, а свободу Мэтт ценил. Сам того не замечая, он начал снова задерживаться на работе, игнорируя вопросительные смски, а вернувшись домой, быстро ужинал с Алексом и уходил работать в кабинет.
В кабинет Алексу ходить не разрешалось, по крайней мере, без срочной надобности, и Мэтт занимался делами спокойно, зная, что его не потревожат. Алекс всего один раз рискнул зайти к нему по делу, но там ему показалось неуютно: оформленный в тёмных тонах и строгих линиях кабинет производил давящее впечатление, да и Мэтт, восседающий за большим чёрным столом среди аккуратно разложенных бумаг, ощущался каким-то чужим и холодным, будто вовсе опекуном Алексу был, не другом, а начальником.
Алекс неуверенно шагнул в помещение, рассматривая чёрные застеклённые шкафы вдоль стен, тяжёлые портьеры глубокого сливового цвета, массивную люстру, выделанную под старину, но удивительно вписывавшуюся в весь этот мрачный чёрный хай-тек.
— Ну, что ты там мнёшься? Раз пришёл, значит, что-то важное, — Мэтт оторвался от бумаг и мельком оглядел застенчиво топчущегося у дверей Алекса.
— Вообще, да, — мальчик неуверенно шагнул навстречу непривычно и неприятно строгому Мэтту, протягивая распечатку с печатью школы и подписью директора. — Тут вот дали список учебной литературы на следующий год, нужна твоя подпись. И вот ещё записка от преподавателя математики. В приюте была совсем другая программа, и я отстаю как минимум на два месяца. Отхватил уже две D*, и они там не знают, что со мной, таким тупым, делать. Уже ведь июнь, аттестация.
— И что должен сделать я? — Мэтт в упор посмотрел на Алекса, и тот втянул голову в плечи. Мэтт сейчас был совсем такой, как в день их первой встречи.
— Не знаю, — очень тихо, почти неслышно ответил Алекс.
Заметив, что у бедолаги побелели губы, Мэтт опомнился: мальчишка уж точно не был виноват в том, что в приюте его учили плохо. И срываться на него из-за не сходящихся отчётов бухгалтера было нельзя.
— Слушай, извини, я неправ. Заработался. Иди ко мне, — Мэтт протянул руку, и Алекс послушно подошёл, чувствуя огромное облегчение. Мэтт осторожно похлопал его по плечу и заглянул в бумаги. — Так, с литературой всё хорошо, я правильно понял? Только моя подпись? — Алекс кивнул. — Окей. А с математикой разберёмся. Наймём тебе репетитора, и он летом подтянет тебя до нужного уровня. Не переживай об этом. Дай-ка я напишу просьбу аттестовать тебя по оценкам из приюта. Ты садись пока.
Алекс послушно сел в кресло с другой стороны стола — чёрное, мягкое, странно пахнущее настоящей кожей — и молча наблюдал за тем, как пальцы Мэтта с завидной скоростью летают по клавиатуре. Закончив с запиской, Мэтт распечатал её, поставил подпись и вручил Алексу.
— Ну что, ты на меня не обижаешься? Я не хотел на тебя срываться.
— Проблемы на работе? — понимающе улыбнулся Алекс.
— Ага, ещё какие. Бухгалтер, пиздюк, то ли сам ворует, то ли прикрывает кого-то. Мои подсчёты не совпадают с его на несколько тысяч, и это, блядь, не смешно.
— Ладно, не буду тогда тебе мешать.
С тех пор Алекс не ходил в кабинет не столько потому, что Мэтт просил его этого не делать, сколько потому, что находиться там было неуютно. Как будто тёмные тона и строгие линии меняли самого Мэтта, превращая его из весёлого, немного раздражительного, но в целом доброго и любящего опекуна в страшного большого босса. Алекс предпочитал дожидаться, когда Мэтт сам выйдет из своего роскошного мрачного логова и станет собой-настоящим.
В любой другой комнате Мэтт был уютным и весёлым. Особенно в гостиной — просторной, бежевой, наполненной светом. Он любил сидеть на белоснежном диване, положив босые ступни на край стеклянного кофейного столика, любил валяться на мягком ковре у камина, отбиваясь от настырного Макса, который пытался поиграть с ним или смачно облизать лицо, любил вечером посидеть в кресле около окна с какой-нибудь книжкой, включив торшер. Алексу было весело слушать его истории, наблюдать, как он подкладывает дров в камин, а потом шурует там кочергой, вороша угли, чтобы поскорее разгорелось.