— Привет, — поздоровался Гарри с Мари, найдя ее у койки очередного больного, чье лицо было все изрезано, словно он упал на стекло. Она сделала узел, обрезала бинты и, уложив мужчину на подушку, обернулась.
— Привет, — улыбнулась девушка. — Рада тебя видеть.
Гарри улыбнулся в ответ, но странное поведение сестры не давало ему покоя. Она избегала смотреть ему в глаза, постоянно кусала губы и только и делала, что ходила от одной постели больного к другой, хотя обход уже закончился.
— А где Луи? — решил сразу спросить Гарри.
— Я так и думала, что ты пришел к нему, — ответила Мари, смотря в окно, стоя к солдату спиной. Но тут она повернулась, скручивая пальцы, и, тяжело вздохнув, начала: — Луи просил никому не говорить, если его будут искать, но я тут подумала, что, несмотря ни на что, ты имеешь право знать и… — девушка запнулась, нахмурив брови, и Гарри легонько коснулся рукой ее плеча. Гарри скривил нос и шмыгнул, готовясь к самому худшему, что он может услышать. — У Луи пошла кровь из носа, и он упал в обморок. — Стайлс тут же напрягся, но теперь была очередь Мари успокаивать его. — Он взял снотворное из шкафчиков и пошел к себе домой отдыхать. Он очень плохо спал последнее время из-за кошмаров.
Солдат кивнул, хотя внутри него все рвалось наружу, а ноги так и неслись к молодому врачу, но он не знал, где тот жил.
— А где это? — спросил Гарри, но девушка покачала головой.
— Луи убьет меня, если я скажу. Он любит тебя, но не думаю, что он обрадуется, увидев тебя на пороге, — грустно протянула сестра. Просто она еще не все рассказала Гарри. Наверное, есть вещи, которые эти двое должны поведать друг другу сами, даже если смелости на это не хватало.
— Мне нужно увидеться с ним. Возможно, в последний раз в жизни, — серьезно сказал Гарри, и Мари верила ему, хотя его слова звучали слишком страшно.
— Ладно, только я тебе не говорила, — нахмурилась девушка и прошептала ему на ухо адрес Томлинсона.
***
Луи, хромая, вошел в комнату и закрыл за собой дверь. У него была небольшая квартирка, состоящая из маленькой прихожей и коридора, ведущего в одну-единственную комнату и небольшую кухню. Не развязывая шнурков, он снял с себя ботинки и побрел в спальню. Там он вытащил из кармана куртки ампулы, которые дала ему Мари, и положил их на столик у кровати. Он снял верхнюю одежду и расстегнул несколько пуговиц у горла заляпанной каплями крови рубашки. На кухне он залпом осушил два стакана прохладной воды из-под крана и умыл лицо.
Левая нога сильно болела, он хотел поскорее лечь в кровать и принять лекарство, а потом проспать до самого утра. Не вытирая щекочущие капли с лица, Луи вернулся в комнату и упал спиной на узкую кровать с периной, разведя руки в стороны и глубоко вздохнув. Он так устал, что сил больше ни на что не оставалось. Ему хотелось уснуть и проснуться уже тогда, когда война закончится, или вообще не просыпаться. И только мысли о молодом солдате не давали ему окончательно сойти с ума.
Томлинсон медленно повернул голову и посмотрел на потертую черно-белую фотографию его семьи за стеклом рамки. Он стоял между отцом и матерью в окружении прекрасных сестер, а позади них был их дом в Донкастере. Луи не был уверен, стоит ли и по сей день там здание или уже все разрушено. И он зажмурил глаза, почувствовав, как намокли его ресницы. Пальцами он нащупал ампулы и схватился за них, как за спасательный круг, и сел, подтянувшись ближе к голой стене и облокотившись на нее спиной. Он помог себе руками подтянуть левую ногу на кровать и стал уже расстегивать ремень, как в дверь его квартиры постучали. Луи не ждал гостей, и он не намерен был открывать, но пришедший был слишком настойчивым и продолжал ломиться, как будто точно знал, что хозяин сейчас дома.
Томлинсон убрал жгут и ампулы обратно на столик, чтобы нечаянно не сесть на них и не раздавить, и, все еще хромая, поплелся в прихожую. Ему не нужно было знать, кто пришел, он даже сразу опустил цепочку и, как только открыл дверь, вновь угодил в крепкие объятия Гарри. Его руки были такими сильными, прикосновения нежными, а сам он пах порохом и гарью, но даже через это Луи чувствовал родной аромат мужского тела, прижимаясь холодным носом к шее.
— Ты что тут делаешь? — тихо спросил юноша, приглашая его внутрь и закрывая дверь от любопытных соседей.
— Я пришел к тебе в госпиталь, а Мари сказала, что тебе стало плохо. Вот я и пришел, только к тебе домой, — обеспокоенно ответил Гарри и стал разуваться, заметив, что Луи ходил по квартире босиком, хотя он не был уверен, потому что его брюки были слишком длинными и скрывали пальцы ног.
— Маленькая предательница, — по-доброму выругался Томлинсон и, прихрамывая, вернулся в комнату, приглашая солдата с собой. — Но теперь мне уже лучше, честно. Я хотел только раздеться и лечь поспать.
— Я тебе помешал? — тут же спросил Гарри, чувствуя, что он не вовремя, но в другой раз он бы не смог прийти.
— Нет, все нормально. Ты можешь остаться, только… — но Луи не договорил, тут же схватился за ногу и повалился на кровать на правый бок. Гарри подхватил его и не дал удариться головой о деревянный угол, обнял и прижал к себе.
— Не все хорошо, я же вижу. И видел еще с самой первой нашей встречи, — тихо сказал Стайлс и нежно погладил его по голове. — Что с твоей ногой?
Луи промолчал, он только сжался в его объятиях и стал еще меньше, чем был. Гарри хотелось прижать его к себе и никогда не отпускать, но обстоятельства были против них.
Они сидели так долго: Томлинсон не хотел говорить или еще пока не был готов, а Стайлс не давил на него, не желая делать все еще хуже. Ему казалось, что он и так слишком сильно влез в жизнь врача, хотя тот сам ему это позволил.
Луи вдруг выпрямился и сел рядом, задрав левую ногу и положив ее Гарри на колени. Тот тут же погладил ее через ткань брюк, но нахмурился, когда не почувствовал теплое и мягкое тело.
— Я как-то рассказывал тебе, что в начале войны потерял всю семью, — начал юноша, и солдат тут же стал слушать, посмотрев на фотографию за стеклом. — Машина, в которой мы ехали, наткнулась на мину. Никто не знает, откуда она там взялась, потому что мы ехали обходными дорогами, но тогда и особенно сейчас, это уже не представляло важности. Мать и сестры с водителем погибли там же, отца тяжело ранило, но он еще дышал, а я… Меня отбросило ударной волной в сторону, и я сильно ударился головой, но был в сознании, — Луи грустно улыбнулся, и Гарри нежно взял его трясущиеся руки в свои. — Я думал, что мне повезло. Я благодарил Бога за то, что тот оставил меня в живых, но потом я мечтал умереть. Мне оторвало левую ногу, — серьезно сказал врач и закатал штанину, показывая протез. — Остался только кровавый кусок тела. Я думал, что умру от потери крови, но меня спасли. Одного. Отец скончался, пока нас везли в ближайший госпиталь.
Гарри опустил взгляд, смотря на гладкое лакированное дерево, которое ремнями крепилось к бедру юноши, наклонился, коснувшись щекой и рукой «лодыжки», и стал медленно подниматься вверх по ноге, оставив теплый поцелуй на покрасневшем бедре. Луи лег на спину и, не моргая, смотрел на потолок, пока молодой человек не склонился над ним, встретившись с ним взглядом.
— Но ты жив. И это главное, — сказал он и облокотился на локоть рядом с его головой, поцеловав Луи во влажный лоб.
— Да, жив. И поклялся себе, что, когда встану на ноги, — он грустно хмыкнул, — буду помогать другим раненым солдатам. А потом лучший друг моего отца, узнав о случившемся, заказал мне самый дорогой протез, чтобы я не чувствовал себя таким ущемленным и смог осуществить свою мечту.
Гарри улыбнулся, его рука вновь опустилась на левое бедро, нежно его поглаживая, пока сам он легко целовал Луи, сминая его теплые губы своими.
— Я хочу снять его, — прошептал Луи, выдыхая ему в рот. — Последнее время он слишком сильно жмет и мне очень больно.
— Конечно, — сказал Гарри, еще раз поцеловав нижнюю губу, и помог юноше сесть.
Томлинсон тут же расстегнул ремень и стянул штаны, оставшись в одном нижнем белье. Ему нечего было стесняться перед Гарри, особенно теперь, когда тот знал, что он калека. Он аккуратно растянул кожаные крепежи и убрал в сторону искусственную ногу, облегченно выдохнув, когда почувствовал ослабление ремней и то, как боль немного утихла.
Стайлс сидел на другом конце кровати и, нахмурившись, наблюдал, как его возлюбленный снимал протез. Теперь его взгляд медленно скользил по обрубку ноги, по покрасневшей конечности и оставшимся следам от ремней.
— Мне нужно сделать укол, — сказал ему Томлинсон, и Гарри кивнул, подав ему со стола шприц и ампулы. Он тут же отвернулся, не желая видеть такие ужасы, но повернулся обратно, когда услышал еще один облегченный вздох.
Луи теперь лежал на подушке, согнув в колене правую ногу, и смотрел на потолок, ожидая, когда лекарство подействует. Солдат сел рядом с ним, но сразу лег, когда Томлинсон обнял его за шею и притянул к себе. Его голова покоилась у него на груди, молодой человек слушал тихий и размеренный стук в груди врача и улыбнулся, когда тот рассмеялся.
— Теперь я не такой сильный и красивый в твоих глазах, как был раньше. Обещай не смотреть на меня с жалостью.
— Я никогда и не думал о таком, — честно признался Гарри, немного обидевшись от его слов.
— Это хорошо, — выдохнул Луи и запустил пальцы ему в волосы, перебирая короткие пряди. — Тогда это просто на будущее.
— Я так не думал, не думаю и никогда не буду думать, Луи, — серьезно сказал ему Гарри и поцеловал его в губы.
— Это хорошо, — еще раз повторил Томлинсон и ответил на поцелуй, всем телом прижимаясь к сильному и крепкому мужчине.
Это был уже не невинный и легкий поцелуй, как в первый раз. Еще не страстный, но уже не скромный, как тогда, когда они стояли рядом с мокрым постельным бельем. Он был требовательным, но нежным, словно это был их последний поцелуй в жизни и они хотели запомнить его надолго. Луи позволял себя целовать и целовал сам, наслаждаясь тем, как сильные руки блуждают по его телу. Он медленно потянулся назад, обхватив губами язык, и вдруг улыбнулся, как будто что-то вспомнил. Гарри нахмурился, вновь потянувшись за поцелуем, но только губами скользнул по скуле, когда юноша отвернулся.
— Знаешь, — начал врач и засмеялся, прикрывая улыбку ладонью. — Когда ты пришел к нам в первый раз, Мари кое-что у меня спросила.
— Правда? И что же?
— Так, ерунду какую-то. Но, знаешь, только сейчас я осознал, насколько она была права.
Гарри не на шутку заинтересовался, что даже сел и потянул Луи за собой, устроив его на своих коленях. Его руки мягко легли тому на талию.
— Она сказала, что, если вдруг я завтра умру, кого бы я хотел поцеловать сегодня. — Гарри удивленно поднял одну бровь и улыбнулся, прикоснувшись своими губами к его. — И, знаешь, если это действительно так и завтра наш последний день, то я бы хотел целовать тебя всю ночь, — улыбнулся он.
— Я тоже, — выдохнул Стайлс и повалил Луи на спину, прижимаясь губами к бешено бившей жилке на шее.
Маленькие руки больше не тряслись и ловко расстегнули медные пуговицы пыльной грубой куртки, отбросив ее в сторону. Он спустил вниз подтяжки и расстегнул ремень, вновь вернувшись к пуговицам, но уже на рубашке. Луи делал это наощупь, закрыв глаза от поцелуя и тут же открыв их, когда ладони скользнули по гладкой груди. Губы Гарри были красными, опухшими и влажными, он тяжело дышал через рот, но втянул воздух носом, когда Томлинсон мучительно медленно провел рукой по груди, пальцем очертив розовый шрам, к пупку и ниже, остановив руку, только обхватив через ткань брюк толстый твердый член. Стайлс хотел зарычать и вцепиться с юношу, как голодный зверь, но внимание и доверие Луи стоили ему больших усилий, и он не хотел все портить. Он вдохнул и выдохнул, снимая остатки одежды с врача и подминая его под себя. Он вновь поцеловал его и захныкал ему в губы, когда ловкие ручки забрались под штаны и нежно и любовно поглаживали голый член.
— Придется избавиться и от этого, — ухмыльнулся солдат и за считанные секунды встал перед юношей полностью обнаженным. Ему льстил довольный и восхищенный взгляд Луи, что скользил по его телу, а там действительно было на что посмотреть.
В первый день их знакомства Луи постыдился рассматривать Гарри, пока накладывал швы, но теперь он имел на это полное право. Его взгляд очерчивал крепкие и широкие плечи, сильные руки, твердый пресс. Ему хотелось запомнить это не только глазами, но и губами, и Томлинсон сел, целуя ключицы, руками чувствуя, как напрягался и расслаблялся каждый мускул на его спине. Поцелуи юноши спускались ниже, к жестким волосам внизу живота, к твердому члену. Губы только нежно коснулись головки, как Гарри мягко отстранился и уложил Луи на постель, подложив ему под поясницу подушку.
— Сегодня все только для тебя, — выдохнул он и поцеловал его в солнечное сплетение. Томлинсон тут же втянул живот, показались ребрышки, по которым Стайлс провел руками. — Посмотри на меня, — прошептал солдат и дождался, пока полуприкрытые голубые глаза наконец встретятся с его, и обхватил губами сначала головку, а потом скользнул вниз, втянув щеки.
Луи не ожидал от себя такой реакции, поэтому тут же зажал себе рот руками, продолжая неотрывно наблюдать за Гарри. Он бедрами обхватил его шею, и от каждого взгляда на обрубок ноги ему хотелось плакать, и только умелые ласки молодого человека и его нежные поглаживания заставляли его перестать грустить.
Солдат ловко работал ртом, и в голове врача вдруг вновь мелькнули слова Мари: «Уверена, такими губами он не только потрясающе целуется». О да, не только. Но девушке об этом знать не обязательно. Гарри взял особенно глубоко и застонал, втягивая щеки, и от вибрации в его горле Луи чуть не потерял сознание, но тут же вернулся на землю, когда с пошлым причмокиванием он выпустил член изо рта, испачкав себе щеку и нос стекавшей по нему слюной. Стайлс закрыл глаза и вновь обхватил губами покрасневшую плоть, лбом упершись юноше в живот, и это вышло так глубоко, что от неожиданности он сглотнул. И лучшей похвалой для него был протяжный стон, исходящий откуда-то из груди, больше похожий на плачь со всхлипами. Но Луи не спешил кончать, и Гарри это нравилось. Он просто отчаянно двигал бедрами, упираясь головкой в самое горло, не думая ни о чем. Его больше не волновали пролетавшие над ними немецкие самолеты, сотни раненых солдат, лужи крови и постоянный страх смерти. Ему хотелось жить здесь и сейчас.
— Давай, кончи для меня, милый, — промурлыкал Гарри, выпуская член изо рта и вновь его заглатывая, носом упираясь в плоский живот. Луи был стройным, не таким крупным, как он, скорее даже немного тощим, но все равно довольно сильным для своего телосложения. Ему нравилось обнимать и гладить это маленькое тело, нравилось, когда оно извивалось под ним, и ему хотелось почувствовать, как оно будет содрогаться от чувства непередаваемого наслаждения. Всего пару движений. Он плотнее сжал губы и втянул щеки, и ему не нужно было двигать головой, Луи сам подавался бедрами ему навстречу. Стайлс почувствовал, как задрожали вокруг его головы бедра, и Томлинсон, как бы ни пытался закрыть себе рот рукой, кончил с громким стоном, то зажмуривая глаза, то снова их открывая. Его правую ногу свело приятной судорогой, спокойствие и ленивое тепло распространилось от низа живота по всему его телу. Гарри выпустил влажный член изо рта, и сперма немного стекла ему на подбородок, но он тут же проглотил все и облизал губы, стерев с лица белые капли.
Грудь Луи тяжело поднималась и опускалась, но он тут же взбодрился, когда почувствовал на себе тяжесть горячего, влажного от пота, тела. Гарри даже пах теперь как-то по-особенному, и это нравилось юноше. Он обнял его и притянул к себе, целуя, чувствуя на своем языке вкус Гарри и свой.
Томлинсон хотел тоже прикоснуться к нему, доставить удовольствие, но все, что он мог, — это чувствовать, как мокрые поцелуи вновь спускались ниже, пока язык Стайлса не провел по сжатому колечку мышц.
Это были совершенно новые для врача эмоции и ощущения. Еще никто никогда не делал ему это, поэтому он мог только тихо постанывать, скорее даже хныкать в сгиб локтя и смотреть в темные зеленые глаза, пока язык Гарри делал грязные вещи. Один палец спокойно вошел в него и стал поглаживать стенки изнутри. Вскоре скользнул и второй, и пальцы медленно растянули дырочку, пока язык медленно ласкал снаружи, смачивая все слюной. Третий палец вошел только по вторую фалангу, и Гарри надеялся, что Луи не сильно больно, хотя то, как стонал и выгибался в пояснице юноша, говорило ему об обратном. Стайлс мягко вытащил пальцы, еще раз лизнув там, и встал на колени, пододвигаясь к красному лицу Томлинсона.