— Я сказал это потому, что это правда. Это не то же самое, что кого-то оскорблять.
— Моя мама тебя не оскорбляла.
— Она подумала, что Ной девочка!
— Она просто шутила с тобой.
— Шутила?
— Она такая. Она очень хорошо поладит с твоим дедушкой.
— Мы не повезём её домой к маме. Они убьют её. Они достанут из сейфа двустволки и пристрелят её. Они привяжут её к квадроциклу и протащат её печальную костлявую тушу по всему округу Юнион. Они засунут её в ванну и утопят.
— Ты преувеличиваешь.
— Представить не могу, что она сказала бы о моей семьей, — сказал я, ужасаясь этой мысли. — Твоя мама сноб.
— У неё очень специфическое чувство юмора, вот и всё. На самом деле она очень милый человек.
— Так говорят о большинстве серийных убийц.
— Она никогда никого не убивала, уверю тебя.
— Она просто рушит их души и уничтожает дух.
— Думаю, ты реагируешь слишком остро.
— Я не реагирую слишком остро! — я практически прокричал это, возможно, будучи не особо честным.
Джексон рассмеялся.
— Думаешь, это смешно, Джеки?
— Думаю, ты злишься потому, что она смешнее тебя. А это твоё призвание, так ведь? Это ты смешной. Ты всегда в центре внимания, всегда вызываешь смех. А она украла твой успех прямо из-под тебя. Да, я бы сказал, что это довольно смешно. На самом деле, бесценно.
— Ушам своим не верю!
— Каково это? — с озорной улыбкой спросил Джексон.
— Что каково?
— Она полностью тебя разоблачила!
— Разоблачила меня?
— Когда ты начинаешь повторять то, что я говорю, это из-за того, что ты не можешь придумать какой-нибудь остроумный ответ. Первый раз ты не был в центре внимания, и ты ненавидишь это, так ведь? Ты очень-очень это ненавидишь.
Я откинулся на спинку сидения и посмотрел в окно.
— А теперь малыш злится, — наблюдательно отметил Джексон, вливаясь в движение на дороге.
Я не злился. Я кипел. Я целую вечность не чувствовал такой яркой, горячей ненависти.
— Не стоит затевать, не придётся и расхлёбывать, — сказал Джексон, используя южное выражение, которое звучало чужим, слетая с его губ.
Я повернулся, чтобы зыркнуть на него, но он только улыбнулся своей наплевательской улыбкой, напоминая мне, что он практически самый красивый мужчина, которого я когда-либо встречал, что мы помолвлены и поженимся, что он “папа” Ноя, в то время как я Ною отец, что он завладел моим сердцем и душой, запрятав их в свой задний карман, где они будут всегда.
И хуже всего, он это знал.
— Я ненавижу тебя, — тихо произнёс я. — Джеки.
— Жизнь идёт своим чередом. Если ты ещё хоть раз назовёшь меня Джеки, я начну называть тебя Кларенс. Это ведь твоё второе имя, не так ли, Вилли Кларенс Кантрелл? Как делишки, Кларенс?
— Кто сказал тебе моё второе имя?
— Мне это известно, а тебе нужно догадаться.
— Ладно. Меня это не волнует.
— Твоя мама не так сказала… Кларенс.
— Ты ведёшь себя так по-детски!
— По крайней мере, моё второе имя не Кларенс.
— Я ненавижу тебя.
— Не стоит затевать, не придётся и расхлёбывать… Кларенс.
На заднем сидении Ной снова начал петь:
— Хуу хуу оук! Хуу хуу оук! Хуу хуу оук!
Глава 5
Маленький бойфренд
По пути на нашу “консультацию” с завучем школы Ноя, я позвонил своему брату Биллу.
— Хей, брат, — произнёс я.
— Хей-хо.
Он прозвучал отстранённо или раздражённо, или и то, и другое.
— Мы забрали родителей Джека из аэропорта, — сказал я.
— Оу.
— Я думаю пригласить их к маме домой на воскресный ужин. Подумал, вы все захотите с ними познакомиться.
— Оу.
Я ждал, пока Билл решит, собирается он разговаривать или нет. Ему потребовалась как минимум минута, чтобы привыкнуть к мысли о разговоре по телефону. Забыть об электронной почте, сообщениях, или обновлениях с «Фейсбука». Отвечать на телефон время от времени было пределом его безумной страсти к современным технологиям.
— Так что ты думаешь? — спросил я после того, как воцарилась тишина.
— Ты уверен, что это хорошая идея?
— Не уверен, что ты имеешь в виду.
— Вилли, я знаю, вы говорите о свадьбе и всё такое, но ты ведь знаешь, что этого никогда не произойдёт.
— Почему ты так говоришь?
— Для начала, это незаконно в штате Миссисипи. И это просто, знаешь…
— Это просто что?
— Это неправильно, Вилли. Ты знаешь, что я чувствую. Я привык к мысли, что ты завёл себе маленького бойфренда, но не проси меня заходить дальше. Это твоя жизнь. Делай что хочешь. Просто не тыкай нас в это носом.
— Это просто воскресный ужин, — отметил я.
— Ты спрашивал у мамы, как она к этому относится?
— Я подумал, что сначала спрошу тебя.
— Она не большая фанатка твоего маленького бойфренда, знаешь ли.
— Почему ты всегда ссылаешься на него как на моего “маленького” бойфренда? Мы не в начальной школе!
— Плевать.
— Мы помолвлены, Билл.
— Так я тебе и поверил.
— Так и есть!
— Раз два парня не могут пожениться, не уверен, что это значит чертовски много, но, полагаю, ты можешь называть это так, как тебе нравится.
— Что с тобой такое?
— Я знаю, тебе не нравится моя “баптистская пустозвонная чепуха”, но для меня важны мои убеждения, и одно из этих убеждений — что брак заключается между мужчиной и женщиной, как это задумал Бог, как говорит Библия. Я никогда не изменю своё мнение об этом. Я пытаюсь быть с тобой вежливым и держать рот на замке, но у меня такое чувство, будто ты всегда издеваешься надо мной и над моей религией и высмеиваешь всё, во что я верю. Особенно после того, что ты написал обо мне в той своей чёртовой книге.
— Я не высмеиваю тебя.
— Ты всегда высмеиваешь меня.
— Это не правда, — сказал я. Ну, не совсем правда. Ладно, отчасти правда. Я никогда не стеснялся выражать своё мнение, и это одна из вещей, которые делали меня дико непопулярным. — Я тоже хочу быть счастливым. Я хочу семью, и мне жаль, что тебя это оскорбляет.
— У тебя есть семья, брат. Мы твоя семья, а не какой-то чужак из Бостона. Мы не знаем по-настоящему Джека и его людей. Уверен, он кажется достаточно милым и всё такое, но ты никогда не узнаешь все до конца. И если честно, и раз уж мы говорим об этом, я просто скажу прямо, что мне не нравится, когда он рядом с моими детьми.
— И это потому что…?
— Бог знает, на что способны эти люди.
— Эти люди?
— Ты знаешь, что я имею в виду. Если ты продолжишь приводить его к маме домой на воскресные ужины, мы с Шелли можем перестать приходить. Я не хочу видеть его рядом со своими детьми.
Я замолчал, искоса глядя на Джексона.
— Кое-кто не счастлив, — наблюдательно отметил Билл после долгой тишины.
— Ты бы предпочёл, чтобы я не приводил его на воскресный ужин?
— Не то чтобы ты когда-нибудь трудился спрашивать, как я к этому отношусь.
— Оу.
— Я не пытаюсь быть злым.
— Оу.
— Я просто говорю, что чувствую.
Повесив трубку, я не поворачивал лица, надеясь, что Джексон не слушал.
Но, конечно же, он слушал.
— О чём был разговор?
— Ни о чём, — ответил я.
— Он не хочет, чтобы мои родители приезжали на воскресный ужин в дом твоей мамы?
— Можешь сказать так и не совсем ошибёшься.
— Без шуток?
— Ты знаешь, какой он.
— Мои родители не пойдут, если их там не ждут.
— Я спрошу у мамы.
— Ты должен спросить у своей мамы, можно ли тебе привести на ужин родителей твоего жениха? Серьёзно?
— Ненавижу, когда ты используешь слово “жених”.
— Почему ты превращаешь нашу помолвку в банальность?
— Я просто не хочу тыкать людей носом во всё это.
— Мы теперь помолвлены. Я больше не просто твой бойфренд. Я твой жених.
— Звучит будто…
— Гетеросексуальные пары не превращают свои помолвки в банальность. Почему мы должны?
— Я здесь пытаюсь наладить отношения.
— Пытаешься сделать свою семью счастливой.
— В этом есть что-то плохое?
— Кроме того факта, что большинство из них — клинические сумасшедшие, нет.
— Они не сумасшедшие.
— Они просто думают, что гей-брак разрушит западную цивилизацию. Или что-то ещё в таком роде.
— Здесь не Бостон, знаешь ли.
— Можешь сказать это снова, Вилли, и ты не ошибёшься. Они злятся потому, что мы собираемся на этот протест?
— Я ещё не рассказывал им об этом.
Маленькая группа активистов недавно объявила о планах устроить пикет (в который раз) у администрации Ассоциации Американской Семьи, штаб которой располагался в Тупело. Ассоциация продюсировала радиопрограммы радикального правого крыла, транслирующиеся от станции к станции по всему Югу. Одна из этих программ, «Час Правды», регулярно демонизировали гей-сообщество и “нацистских гомосексуальных активистов”, как я, которые пытались “затолкнуть свои принципы” в горло Америки “за счёт свободы вероисповедания”. Или… как-то так. Ведущий «Часа Правды» недавно предположил, что детям однополых пар было бы лучше в румынском детдоме. Это вышло сразу после части об отчаянной необходимости вернуть “золотой стандарт”, чтобы мы не запустили крах экономики Соединённых Штатов своим слепым увлечением “воображаемыми деньгами”.
Так как Ассоциация была “христианской миссией”, у неё было много-много слушателей и почитателей.
— Не то чтобы наши предыдущие протесты принесли что-то хорошее, — отметил я.
— Значит, ты не собираешься идти, потому что твоя семья может разозлиться? — недоверие в голосе Джексона было очевидным.
— Я просто напоминаю тебе, что здесь никогда ничего не меняется, и иногда я думаю, что никогда и не изменится. Мы ещё даже не закончили Гражданскую войну.
— Это не значит, что ты не можешь попытаться что-то с этим сделать.
За последние два года Джексон стал тем ещё активистом. Мои иллюзии разрушились, потому что ничего из того, чем мы занимались, не сделало ни малейшей разницы.
— Значит, ты не идёшь? — произнёс он.
— Не знаю, — признался я.
— Что ж, вот в этом и проблема. Если ты не можешь потрудиться, чтобы бороться за свои собственные права, почему должен кто-то другой? Не будет такого, что ты просто однажды проснёшься, и будет “свобода по всей земле”. Ты должен заставить это произойти. Разве не так ты всегда говоришь?
— Я был известен тем, что извергал много чепухи.
— Мы говорим о твоих правах. О наших правах. Это касается нашей семьи и всех однополых семей в этом штате. Это стоит того, чтобы бороться. И это не чепуха.
Я перевёл взгляд за окно и не ответил.
Глава 6
У образа жизни есть последствия
— А вы… друг мистера Вилли? — Мисс Тельма Сандербёрк сделала паузу, чтобы окинуть взглядом Джексона, её пухлые губы сжались, маленькие глазки смотрели твёрдо. На стене позади висело разнообразие дипломов, наград и всего такого. Её ореховый стол был гладко отполирован и по большей части использовался как подставка для фотографий её детей и мужа. Кроме того, на стенде довольно заметно выделялся крест.
— Мы немного больше, чем друзья, — специально подчеркнул Джексон. — Мы помолвлены и поженимся.
Мисс Тельма фыркнула от смеха. Смех резко оборвался.
— Мне не следовало смеяться. Вы, наверное, серьёзно. Благослови Господь ваше сердце.
— Думаете, это смешно, что двое мужчин хотят пожениться? — довольно злобно спросил Джексон.
— Думаю, это весьма противоестественно. Вот, что я думаю. Возможно, люди так делают там, откуда вы родом, мистер Джексон, но вы сейчас на Юге, малыш. Уверена, вы это осознаёте.
— Боже, ещё как.
— Что же, раз мистер Вилли привёл вас с собой, я могу с таким же успехом перейти к теме встречи. У Ноя так себе дела. На самом деле, мы решили его задержать. Ему придётся остаться на второй год в пятом классе.
— Вы не можете этого сделать! — я старался не говорить, как разъярённый родитель. — Все его друзья перейдут. Он останется позади.
— Он не справляется даже на «удовлетворительно», мистер Вилли. Мальчик читает на уровне второго класса. И то с трудом. Уверена, мы ясно дали понять, что ему придется весьма потрудиться в этой области, но вы, кажется не…
— Он очень усердно работал, — сказал я.
— Мы наняли репетитора, — отметил Джексон.
— Он старается изо всех сил, — добавил я.
— Мы занимаемся с ним каждый вечер! — воскликнул Джексон.
— Мне жаль, но сейчас он сильно отстал от остальных. Его навыки чтения минимальны. А математика? Ненамного лучше, если честно. И я знаю, он старается, но он… Не знаю, хотите ли вы слышать об этом, но у мальчика проблемы с обучаемостью.
— У него нет никаких проблем с мозгом, — сказал я. — Только то, что у него лишний мизинец, не значит…
— Он метамфетаминовый ребёнок, мистер Вилли. Мы все это знаем. Иногда эти дети справляются хорошо. Но иногда… что ж, иногда они просто не в состоянии нагнать своих сверстников. И как я и советовала вам раньше, он может справляться лучше в другой обстановке.
— Я не отправлю его в школу для глухих в Джексоне, — твёрдо произнёс я.
— Это ваш выбор, мистер Вилли. Может быть, Ною нужно больше помощи, чем мы можем дать ему здесь. Вы можете также подумать о домашнем обучении.
— Ни в коем случае, — сказал я.
Она пожала плечами, будто чтобы сказать, что причина в моей собственной голове.
— Он может немного догнать других на летних факультативах, — предложил Джексон.
Миссис Сандербёрк лишь покачала головой.
Мы разглядывали друг друга в тишине нескольких долгих мгновений.
Она продолжила.
— Я прочла это, — сказала она, делая паузу, чтобы открыть ящик стола и достать экземпляр “Крэкового малыша”, который положила на стол между нами. Уголки ее губ опустились в некоем подобии оскала. Она опустила глаза на книгу, будто смотрела на что-то такое ужасное, на что приличный человек мог только вздрогнуть и подумать: “Не приведи Господи…”
Джексон стыдливо потупил взгляд.
“Крэковый малыш” был личным взглядом на то, как я растил Ноя, метамфетаминового ребёнка с врождёнными дефектами, который ещё и глухой. В книге была нотка иронии, конечно же. Как ее могло не быть, когда ты писал о гомосексуалисте в центре Библейского пояса, который воспитывал ребёнка после того, как сбежала его мать? Я написал очень откровенно о фанатизме, который испытал, и преуспел в том, чтобы выбесить множество людей, особенно тех, кого выставил в довольно неприглядном свете. Таких людей, как мой брат Билл.
— Как завуч этой школы, — произнесла миссис Сандербёрк, — и как кто-то, кто преподавал много лет, и как мать и христианка, я должна сказать, что была удивлена некоторыми вещами, которые вы написали в этой книге, мистер Вилли.
Я ничего не ответил.
— Что не удивительно, так это что у Ноя проблемы в школе, судя по окружению, в котором он воспитывается.
— Прошу прощения? — произнёс Джексон.
— Дети издеваются над ним, — сказала миссис Сандербёрк.
— Тогда положите этому конец, — ответил Джексон.
— Боюсь, это не так просто. У вашего образа жизни есть последствия, и я не могу защитить вашего ребёнка от этих последствий.
— Значит, другие дети задирают его, и вы не собираетесь ничего делать, потому что его родители геи и — что? — он заслуживает этого?
— Я не могу защитить его от выбора, который сделал его отец, — сказала она. — Вам не приходило в голову, что он может быть не очень счастлив от этого выбора, что его неудовлетворительные оценки могут быть показателем его несчастья, его… замешательства… из-за окружения, в котором он вынужден жить? Дети не очень хорошо учатся, когда живут в атмосфере несчастья. И это факт.
— Значит, он плохо учится потому, что я педик? — произнёс я.
— Я бы не так выразилась.
— Не у каждого ребёнка есть мать и отец, — сказал Джексон.
— И это позор.
— Это очень непрофессионально, — ответил Джексон. — Ваши религиозные убеждения не имеют ничего общего с воспитанием нашего сына. На самом деле, мы бы предпочли, чтобы вы держали свои религиозные убеждения при себе, поскольку им не место в государственном учреждении.